Андрей Таманцев - Молчание золота

Чем-то тревожным повеяло от этой девичьей фигурки, вбитой в темное кресло. Археолог переспросил:

— Еще на час? Но я не просил, и… Вот что, милая. Если у тебя что-то дельное, то говори и имей в виду: никаких «еще на час по сходной цене» мне не требуется. Ты меня понимаешь? Вполне?

Лия сглотнула и все-таки решилась сказать то, за чем ее сюда вовсе не присылали. Она выговорила:

— Бахрам сказал, что к вам приедут ваши друзья. Чтобы я посидела тут с полчаса, чтобы вы никуда не уходили из номера, вот. Я не знаю, но мне показалось, что… что у вас в Самарканде нет никаких друзей, вот.

— И ты пришла, чтобы все это сообщить? — недоверчиво спросил он. — Нет у меня здесь никаких друзей. Может, твой Бахрам имел в виду тех парней, которые приехали вместе со мной? В таком случае я прекрасно знаю, где их найти, и Бахрам может не затрудняться их поисками и присыланием сюда, в мой номер.

— Нет, не так. То есть не те. Не про ваших… с которыми вы сюда приехали… не про них он говорит, нет. Вы… вы раньше тут бывали?

— Нет, — поспешно ответил он громким, чуть гнусавым оттого, что говорил чуточку в нос, голосом, — нет, не бывал, не знаю здешних мест, и вообще… Я тут первый раз.

— И меня не помните?

Он подавил в себе тревогу, замешенную на раздражении. Эта хорошенькая узбекская куколка, кажется, в самом деле явилась сюда неспроста. Почему она задает такие вопросы?.. Бывал ли он тут раньше? Он отозвался:

— Конечно, помню, ты ушла от меня с полчаса назад.

— А еще раньше, в прошлом году? В ноябре?

Ламбер вздрогнул. Неужели с ним произошло то, чего он опасался, и произошло сразу же, в первый день его пребывания в Самарканде? Конечно же он отдавал себе отчет как в том, что уже бывал в этом городе, хотя и в совершенно ином обличье, так и в том, что его прежнего могут хорошо помнить здесь, в этом древнем восточном городе. И разыскивать. Искать еще одной встречи, так сказать… Мало ли кто.

— Я же сказал, что я первый раз здесь и потому я тебя никак не мог видеть в прошлом году, понятно? — машинально ответил Ламбер, а сам невольно сжал кулаки так, что хрустнули суставы.

— Зато я вас помню. — Взглянув на часы, Лия отбросила всякую сдержанность. Ей даже не приходило пока что в голову, чем и как она рискует, вываливая на его голову ворох всей этой разрозненной, противоречивой информации. — Я вас хорошо помню и не могу ошибаться, потому что в таких делах женщина не может ошибаться, вот так. Мне кажется, что вам грозит опасность. Простите меня…

— За что я должен простить тебя?.. — выговорил Леон Ламбер, припоминая ее имя, и припомнил: — Лия?..

— Н-не знаю. Может быть, не за что. А может, это я вас выдала. Предупредите своих друзей, пожалуйста. Они внизу, в баре.

— Да, я сам попросил Сергея, чтобы он там посидел, — сказал Леон Ламбер, часто моргая, — он вообще-то должен скоро подняться в номер, время-то не самое раннее.

— Так скажите ему, чтобы он поспешил!

Эта фраза была сказана уже с полной уверенностью. Леон Ламбер подумал, что смысла упираться больше нет, и спросил напрямик:

— Значит, Бахрам? И кому же он, интересно, звонил?.. Каким таким дорогим друзьям, как ты тут удачно выразилась?

— Я не знаю, кому звонил Бахрам, но мне кажется, что это — люди, которых он сам очень боится. То есть мне не кажется, а я уверена. Вот.

— Так, — сказал Ламбер, коротко и зловеще раздув ноздри, — понятно. Очень хорошо. Значит, Бахрам и дорогие друзья…

Странно, странно чувствовал он себя, проговаривая вслух эти слова. Наверно, что-то подобное ощущает человек, только что очнувшийся от продолжительного, яркого сна, от которого остались лишь обрывочные воспоминания, осевшие в памяти в крайне сумбурном, перепутанном состоянии. Сон утекает между пальцами, воспоминания тают, не в силах задержаться, остается только мучительное ощущение, будто сновидение оставило глубокий отпечаток в твоей РЕАЛЬНОЙ жизни — здесь, по эту сторону сна Леон Ламбер выпрямился и проговорил:

— Значит, Бахрам думает, что я уже бывал здесь — в Самарканде? И бывал в ноябре прошлого года?

— Бахрам думает, а я точно знаю, — немедленно ответала Лия. — Вот так. Не знаю, кому он звонил и кто сюда должен прийти, но только мне кажется, что ты не будешь рад их видеть, даже если никого из них не помнишь или делаешь вид, что не помнишь. Да и мне… и мне не поздоровится. Наверно, зря я…

Ламбер не стал дожидаться, пока она договорит, подберет слова, а выхватил телефон и, несколькими нажатиями кнопок нырнув в функцию меню, выхватил на экран фамилию: «ПАСТУХОВ С». И номер мобильного телефона.

Пастухов

— А ничего тут кормят, — сказал Муха. Артист, уже принявший на грудь немало отличного местного вина, отозвался со своей фирменной ехидно-насмешливой ноткой:

— Вот уж ты бы говорил! А то сам — Муха, а трескаешь, как слон.

— Я? Трескаю? Как слон?

— Хорошо, даю поправку. Вкушаешь яства как представитель класса млекопитающих из отряда хоботных. Такая форма изложения тебе больше нравится?

Муха покрутил пальцем у виска и снова набросился на еду. Вне всякого сомнения, мой недавний хозяин Тахир-ака, владелец милейшей «Гостиницы», нашел бы в лице Мухи куда более благодарного постояльца, нежели я, грешный. Я всегда любил простую русскую пищу, и в разумных количествах, а такое откровенное чревоугодие — это не по моей части. Впрочем, и Муха впал в этот грех совсем недавно. Наверно, с тех самых пор, как он на пару с Боцманом создал частное детективное агентство «X». Вероятно, сидение в офисе провоцирует тягу к усиленному питанию. Не обращая внимания на комментарии Артиста, Муха покончил с шурпой и как следует налег на нухад (это такой среднеазиатский крупный горох, потушенный с бараниной).

— Э-э, не очень увлекайся гороховыми блюдами, — не оставлял его в покое Артист. Тебе, конечно, наплевать на то, что будет с твоим брюхом после этого гороха, мне тоже. Но должен же ты подумать о бедном Доке. Все-таки он наш товарищ! Ему с тобой в одном номере жить, а ты уже целое блюдо этой гороховой стряпни схомячил. Да еще с бараниной… Баранина — она тоже, знаешь, способствует… гм…

Чему именно способствует поедание баранины, я не дослушал (хотя, собственно, и так примерно догадываюсь). Зазвонил мобильный. Неисправимый Артист, мельком взглянув на определившийся номер, высветившийся на экранчике, съязвил:

— Неужели решил француз попросить помочь с девчонкой? Восток — дело тонкое, где уж этим рафинированным иностранцам…

Я поднял над столом руку — помолчи, мол.

— Слушаю, — сказал я.

— Сергей, поднимитесь в номер.

— Это не горит? А то мы тут в баре сидим… Вы же сами просили…

— Просил. Но все равно поднимитесь в номер. Мне срочно нужно вам кое-что сообщить…

— Хорошо. Сейчас буду. У вас все в порядке?

— В каком смысле? — Мне показалось, что Ламбер даже несколько растерялся. Муха же, жуя, хмыкнул с этакой язвительной, все понимающей ухмылочкой. Я отозвался:

— Ладно. Сейчас…

— Что, как я и предполагал? — немедленно вступил в беседу Артист, наливая себе еще вина. — Наш милый друг никак не может справиться с жаркой восточной Гурией и зовет на помощь русскую силушку? То-то Бахрам тут недавно пробегал, как ахалтекинский жеребец. Наверно, беспокоится за здоровье клиента.

— Артист, что-то ты сегодня уж очень разговорился, — с некоторой досадой сказал я. — Я, конечно, понимаю, что тебе весело. Вино все-таки тут хорошее. Но не слишком ли ты себя легкомысленно ведешь?

Я не против вина, не против веселья. Но раз уж мы на задании, раз уж мы вышли на тропу войны, надо быть не просто в форме — в постоянной боевой готовности. Мало ли что случится в следующую минуту?

— Посерьезнее надо быть, мужчина, — присоединился ко мне Муха, вытирая лоснящиеся губы носовым платком, — на Востоке принято быть чинно-томным. Или томно-чинным. Ну вон как те молодые люди.

Свои слова он сопроводил кивком в сторону перил, ограждающих балюстраду, на которой мы сидели. Я машинально взглянул в том направлении, куда указывал Муха — вниз, в холл, куда только что вошли трое местных. Это были молодые узбеки (или таджики, их тут тоже предостаточно, а тех от других я не отличаю), двое — лет по двадцать пять, третий чуть постарше. Все невысокие, крепкие, с гладкими смуглыми лицами, одеты безо всякого намека на восточный колорит — в ветровках, один — в светло-сером пиджаке. Этот, воровато оглядываясь, говорил о чем-то по мобильному телефону. Собственно, они привлекли мое внимание только потому, что на них указал Муха. Но уже в следующую минуту я совершенно отвлекся от них. Я встал из-за столика, собираясь уже было идти, как Артист придержал меня за рукав:

— Если что надо, передай, что тут есть настоящий мужчина, который всегда рад повидаться с красивой восточной женщиной. Он, правда, мал ростом, жрать горазд, да и погоняло у него Муха, зато Казанова из него — хоть куда!