Михаил Серегин - По прозвищу Китаец
После того как обилие поздравительных тостов было залито не менее обильной выпивкой и закушено обилием разнообразной праздничной снеди, пришло время танцев. В гостиной царило оживленное веселье подвыпивших людей. Лица приобрели податливость мокрой глины, губы непроизвольно растягивались в блаженных улыбках, глаза лихорадочно блестели, руки, казалось, сами собой образовывали широкие круги объятий. Кто-то щелкнул выключателем. В ту же секунду рыжевато замерцали настенные бра и неистово заиграла музыка. Послышался скрип отодвигаемых стульев. Китаец обнял Елену и повлек ее во владения Терпсихоры. Наталья осталась сидеть за столом. На ее красивом лице застыло выражение усталости и разочарования. Пляц закружился с Евгенией Елизаровной, и Китаец почувствовал непреодолимое желание подсесть к Наталье и, нежно обняв ее, заглянуть в прохладную бирюзу ее красиво удлиненных глаз. Он понимал, что в подобном освещении не различит их великолепного оттенка, не увидит их кристальной прозрачности, и все же…
– Ты все время смотришь на нее, – услышал он поникший, как лепестки сорванной розы, голос Елены, о существовании которой он почти забыл. – У тебя с ней что-то было?
– С чего ты взяла? – с неохотой отозвался Китаец.
– Это видно с первого взгляда… – Елена посмотрела на него с печальным недоверием.
– Было да прошло, – грустно ответил он. – Я не хочу об этом вспоминать, – соврал он.
Лицо Натальи белым загадочным облаком плыло в желтоватых сумерках комнаты. Оно казалось необитаемым островом в океане приторно веселой музыки и разгоряченных спиртным голосов. «Может, это очередная фаза игры?» – предположил Китаец.
Словно прочитав его мысли, Наталья с ленивой грацией поднялась со стула и неторопливо двинулась в сторону импровизированной танцплощадки. Из неторопливо струящихся и подчеркнуто женственных ее движения стали угловатыми и решительными. Она приблизилась к танцующим Китайцу и Елене, которая с затаенной ненавистью и опаской наблюдала за ее перемещениями, и намеренно громко сказала:
– Танин, ты не хочешь потанцевать со своей старой знакомой?
Китаец увидел, как несколько голов повернулись в их сторону. Но это только раззадорило Наталью. Она широко улыбнулась и попыталась пролезть между Китайцем и Леной. Китаец разомкнул танцевальные объятия и остановился.
– Подожди, я ее сейчас успокою, – шепнул он Елене и повернулся к Наталье. – Давай-ка встретимся после всей этой попсы, – тихо сказал он Наталье на ухо, отводя ее в сторону. У тебя, идет? Ты отправишь своего гаврика домой, а я, скажем, через полчаса подъеду?
– Умеешь ты сглаживать конфликты, – с расслабленной насмешкой посмотрела она на него, – только не забывай, на кого ты работаешь.
– Наверное, это кружит тебе голову, – иронично заметил Танин.
– Мне кружит голову другое, – она недвусмысленно посмотрела на Китайца.
Он и бровью не повел.
– Вот что, скажись больной и отправляйся домой прямо сейчас, а я еще должен с Ковалевой поговорить.
– Хочешь меня сбагрить? – враждебно сощурила глаза Наталья.
– Ну что ты…
В этот момент свет зажегся. Китаец незаметно кивнул Наталье и вернулся к Елене. Гости опять уселись за стол. Китаец увидел, что Ковалева направляется в коридор, и решил ее перехватить. Краем глаза он наблюдал за своей сумасбродной заказчицей. Она села за стол и затравленно уставилась на него. Вслед за ней приземлился и Пляц. Наталья стала что-то напряженно объяснять ему. Потом встала и громко сказала:
– Прошу меня извинить. Очень голова болит.
– Наташа! – загорланила замершая между гостиной и прихожей хозяйка дома.
– Мои поздравления, самые теплые пожелания… – проговорила та заплетающимся языком.
– Евгения Елизаровна, – вступил Пляц, – прошу нас извинить, но Наталья действительно что-то расклеилась. Я отвезу ее домой и вернусь.
– Ну… – растерянно пожала плечами Ковалева. – А как же жаркое?
– Ничего не поделаешь, – произнес со скорбной физиономией Пляц, выводя Наталью из-за стола.
Ковалева отправилась провожать парочку. Китаец улучил момент и устремился следом. Когда дверь за гостями закрылась, Китаец обратился к Ковалевой:
– Евгения Елизаровна, мне надо с вами поговорить. – Он умоляюще посмотрел на нее.
– Опять комедию ломать будешь? – снисходительным тоном умасленной и польщенной барыни сказала Ковалева.
– Где мы можем это сделать?
– Я не могу бросить гостей, – твердо произнесла Евгения Елизаровна.
– Это не займет много времени.
– Ну ладно, – великодушно согласилась она, – пошли в Ленкину комнату.
Расположившись в креслах у небольшого столика, они продолжили разговор.
– Не знаю, говорил ли вам Александр Степанович… Я провожу независимое журналистское расследование.
– Знаю, – нетерпеливо сказала она, – расследуешь дело Эванса. А чем я могу помочь? – уставилась она на него своими голубоватыми слезящимися глазками.
– Вы ведь общались с Эвансом… – осторожно сказал Китаец.
– Ну и что? – грубо перебила его Ковалева.
– Меня интересует круг его друзей из мэрии.
Ковалева непонимающе завращала глазами.
– У нас служебные отношения. О дружбе говорить не приходится, – наконец разродилась она банальной фразой.
– И вы мне это говорите сейчас, – хитро улыбнулся Китаец, – когда гостиная полна народа. После того как вы произнесли такую прочувствованную речь…
Польщенная Ковалева немного оттаяла.
– Ты мне лучше вот что скажи: у вас с Ленкой действительно серьезно?
– Серьезней не бывает, – подавил издевательскую ухмылку Китаец. – Вот, например, Светлов Дмитрий Сергеевич…
– А что? – рубанула сплеча Евгения Елизаровна. – Хороший мужик.
– Какие у него были отношения с Эвансом?
– Да как сказать, – пожала она своими воловьими плечами, – скорее Эванс больше к Саше тяготел. Он ведь так переживает. В среду, что ли… – засомневалась Ковалева, – да, да, в среду мне встретился, веселый был, а нынче… держится, конечно.
– Вы знаете о том, что Эванс располагал ценными документами?
– Не до этого мне, – неожиданно хохотнула Ковалева, – у меня своих забот…
– Светлов мне сказал, что вы пользуетесь доверием мэра…
– И что? – с веселым вызовом воскликнула Евгения Елизаровна.
– К вам лично никто не обращался с просьбой о поручительстве перед мэром?
– Каком поручительстве? – бестолково выпучила глаза Ковалева.
– Ведь в конечном счете все решает мэр, – вкрадчиво произнес Китаец, раздосадованный ковалевской манерой общения, такой нетерпеливо-громогласной и обременительно-эмоциональной. – Я подумал…
Китаец изложил Ковалевой свой взгляд на развитие криминальной ситуации.
– Несмотря на то что определенные лица в мэрии заинтересованы в Урутаеве, другие люди больше заинтересованы, скажем, в ком-нибудь другом. Кому-то ведь может понадобиться турнуть Урутаева, чтобы посадить на его место своего человека, а скорее всего, даже сесть самому. Скандал, который имел бы место в прессе, как я понимаю, мэрии не нужен. Вот и прикиньте, – лукаво посмотрел на озадаченно притихшую Ковалеву Китаец, – кто-то, у кого есть документ-компромат на Урутаева, приходит к вам и просит вас о заступничестве перед мэром, предлагая сделку: он отдает мэру эти скандальные бумаги, а мэр назначает этого пройдоху на пост Урутаева. Ради собственного спасения, я говорю о ее репутации, мэрия жертвует Урутаевым, но сохраняет фейс. Я уверен, что подобное обращение к вам за протекцией и помощью было. И вам, уважаемая Евгения Елизаровна, за содействие наверняка было обещано вознаграждение…
– Мне ваши намеки непонятны, – насторожилась Ковалева, – я женщина простая…
– Я и не намекаю. Я уверен, что к вам…
– Ну все! – резко встала с кресла Ковалева. – Канай отсюда, и чтобы духу твоего тут не было, понял? Журналист хренов. А Ленке скажу, чтоб выкинула весь этот бред из головы!
На Ковалеву опять напало бешенство.
– Зря вы так нервничаете, – с наигранным участием сказал Китаец, – хотя…
– Убирайся, ублюдок. Все вы, журналисты, одним дерьмом мазаны.
На крики Ковалевой прибежал ее Петя.
– Иди к гостям! – гаркнула на него Ковалева.
Просунув голову между дверей, Петр Альбертович испуганно замер на пороге. Потом спохватился и поспешил ретироваться.
Китаец медленно поднялся и направился в прихожую.
– Рад был познакомиться, – многозначительно процедил он.
Уже из дома он позвонил Наталье.
– Да. Танин, это ты? – проговорила она быстро, как в лихорадке.
– Я, – вяло отозвался он, – послушай, я сегодня не приеду. Мне нужно кое-куда съездить. Ты меня понимаешь?
– Интересный вопрос, – язвительно произнесла она, – какого ж черта ты мне обещал?
– Думал, откровенно говоря, что ты уже в постели…
– Угадал. Я в постели, – ожесточенно сказала она, – ты правильно думал. Только вот беда – не спится. Тем более что в постель я легла в надежде на то, что ты ко мне присоединишься. – В последней реплике сквозила горечь. – Мне не семь и не семьдесят семь, чтобы просто так: бултых – и заснуть.