Анатолий Ромов - Алмазы Шаха
— Деловым себя считаешь, да? Баки решил вколачивать? Там, у себя, ты, может, и был в законе. А здесь ты вшиварь, гнида. Никто. Захочу, и тебя замикстурят в пять секунд. Понял? Завалят, очухаться не успеешь. Да еще хорошо, просто завалят. Усек?
Миша пожал плечами:
— Не понимаю, что вы на меня так взъелись.
— Все отлично понимаешь. Значит, не знаешь, зачем делаются заявления?
— Смотря какие заявления.
— Заявления о чистосердечном признании своей вины.
— О чем вы, господин лейтенант? Мне не в чем признаваться.
— Каменский, скажу по-свойски: крути не крути, здесь, в полиции Стамбула, ты не отвертишься. Особенно если ты убил нашего.
Некоторое время они смотрели друг на Друга в упор. Так, будто соревновались, кто раньше уступит. Миша подумал: похоже, за этим Батмазом и за всеми его действиями что-то стоит. Но вряд ли он сейчас угадает что! Впрочем, это его не должно заботить. Он должен лишь выбрать момент и сказать, что хотел бы переговорить с капитаном Онселем. Остальное несущественно.
Похоже, Батмаз устал бороться с ниш взглядом. Сказал, загасив сигарету:
— Что молчишь? Смотрю, тебя прилично отделали. Кто это тебя?
— Ваши отделали, кто же еще.
— Правильно сделали. При задержании?
— При незаконном задержании.
— Почему же незаконном?
— Я же сказал, господин лейтенант: я не нарушал никаких законов. Ни ваших, ни каких-то еще. Единственная моя вина: я отстал от теплохода. Но это, насколько я знаю, еще не преступление.
— Смотря с какой целью ты отстал.
— Ни с какой. Просто отстал. Не рассчитал время.
— Тогда — что же ты здесь сидишь? С момента, как ты отстал, пошла уже третья неделя. На какие средства живешь?
— На свои. — Помедлив, Миша решил добавить: — У меня счет в вашем банке. — Ясно, полиция давно уже успела все это выяснить.
— В каком?
— В Зираат-банке.
— Много у тебя на этом счету?
— Насколько я знаю, этого я вам сообщать не обязан.
Внимательно посмотрев на него, Батмаз процедил:
— Верно, не обязан. Но должен сообщить об источнике получения денег. Откуда они?
— Я получил их за выполненную работу.
— За какую?
— За консультации.
— Консультации какого рода?
— Оценка произведений искусства. Фирмам «Масуд» и «Улус».
— «Масуд» и «Улус»… — Батмаз машинально постучал кончиком среднего пальца по столу; Мише почудилось, что этим жестом он выразил досаду. — Ладно, к этому мы еще вернемся. Значит, ты со своим корешем решил проехаться к морю?
— Решил.
— Ну и — вы нарвались на перестрелку?
— Нарвались. Я уже говорил об этом.
— В скалах нарвались?
— В скалах.
— В скалах… — Батмаз помолчал. — Непонятно только, зачем вы туда поехали, в скалы. А, Каменский?
— Мы ехали куда глаза глядят. Крутили по всему побережью.
— И попали почему-то именно сюда. В тупик. — Батмаз показал фотографию, на которой была изображена стоящая на фоне меловых скал пустая «хонда». — Узнаешь место?
Сделав вид, что вглядывается, Миша пожал плечами:
— Трудно сказать. Это же фото.
— Это то самое место. То самое, где вы поставили свою «хонду». И вступили в перестрелку.
— Мы не вступали ни в какую перестрелку.
— Вступали. Причем для начала заделали вот этого парня. — Батмаз показал другое-фото, на котором рядом с той же «хондой» был хорошо виден труп мертвого Бабура. — Узнаешь приятеля?
Изучив фото, Миша покачал головой:
— Ошибаетесь, господин лейтенант. Этого человека я первый раз вижу.
— Первый раз?
— Да, первый раз. — Объяснение на этот счет у Миши было наготове.
— Подумай. Хорошо подумай, Каменский.
— Господин лейтенант, тут думать нечего. Человека, которого вы мне показываете, я раньше никогда не видел.
Положив фото на стол, Батмаз прошипел:
— Ну, вшиварь… Я ведь тебя предупреждал: не гони пену.
— Не гоню я никакую пену. Не знаю я этого человека.
— Знаешь, сволочь. Вас видели вместе в прокатном пункте.
— Где? — Миша изобразил недоумение. — В каком еще прокатном пункте?
— В том, в котором он оформил тебе «хонду». И еще в одном месте вас видели.
— Еще в одном? Да не может такого быть. В каком же?
— Кончай вешать лапшу. Знаешь в каком.
— Не знаю. Клянусь, господин лейтенант, не знаю. — Миша почесал за ухом. — Постойте. Можно еще раз взглянуть на фото?
Зло посмотрев на него, Батмаз поднял фотографию:
— Смотри, вшиварь. Может, что увидишь.
Вторичное рассматривание фотографии Миша затянул, как мог. Наконец сказал:
— Господин лейтенант… Похоже, я этого человека все-таки знаю. Он не похож, но все же… Все же это скорее он.
— Кто он?
— Ну, посредник. О котором я уже говорил. Мамед.
— Мамед? — Лишь сказав это, Батмаз понял: его купили.
— Да, Мамед. Я ведь вам говорил о нем. Наверное, второе место, которое вы имеете в виду — Карагель? Да? Так ведь, господин лейтенант?
Мише показалось: Батмаз вот-вот его ударит. Однако этого не случилось. Погасив вспыхнувшую в глазах ненависть, лейтенант положил фото на стол. Улыбнулся:
— Ну ты, гнус. Даю обещание: ты об этом пожалеешь.
— О чем?
— Знаешь о чем. Ладно, пусть будет по-твоему. Говоришь, его зовут Мамед?
— Он сказал, что Мамед.
— Мамед. Где же он живет в Стамбуле, этот Мамед? Точнее, жил?
— Не знаю, господин лейтенант. Он не говорил.
— Не говорил… Ладно. Сколько всего ты с ним общался, с этим Мамедом?
— Сейчас… Вообще-то не очень много. Встретились мы с ним, как я уже говорил, у отеля «Хилтон»…
— Где именно?
— Ну… там есть небольшая кофейня. На площади. Недалеко от нее.
— Встретились — и что дальше?
— Дальше — он предложил свои услуги. Сказал, что поможет за небольшую плату взять напрокат машину. И устроит коттедж на побережье. Под Стамбулом. И мне, и товарищу это вполне подходило, мы согласились. Естественно, за услуги он попросил отстегнуть кое-что и ему. Мы не возражали.
— Значит, ты с ним встречался несколько раз?
— Ну… да. Если уж быть точным — три раза.
— Три раза? Всего?
— Ну да. Первый раз, когда встретились у кофейни. Второй — в прокатном пункте. Ну и третий, последний, — когда Мамед поехал с нами в Карагель. Больше я этого Мамеда не видел.
— Так-таки не видел? Ни разу?
— Ни разу, господин лейтенант.
— Ладно. — Батмаз потрогал лежащую рядом папку. — Тогда — попробуй свой последний шанс.
— Последний шанс?
— Да. А именно: докажи, что ты лоялен к турецкой полиции.
— Пожалуйста, господин лейтенант. Всегда готов. Что надо?
— Надо, чтобы ты сообщил нам хоть какие-то сведения об этом Мамеде. Может быть, ты видел, как он входил в какое-то помещение. В любое, жилой дом, гостиницу, ресторан, кафе и так далее. Или, может, видел людей, с которыми он общался. Может, он при тебе звонил куда-то по телефону, и ты запомнил номер. Короче, нам нужна любая наводка на этого Мамеда. Понимаешь?
— Как не понять… — Миша сделал вид, что задумался. — Ну… он входил в прокатный пункт. Разговаривал там со служителем. Потом… Потом в Карагеле, когда договаривался насчет коттеджей — разговаривал там с несколькими людьми… Потом… Да нет, вроде все. Звонить — он звонил при мне несколько раз. Но какой номер он набирает, я не видел. Он звонил из автомата. Я, само собой, оставался в машине. Или стоял чуть поодаль.
Понаблюдав за Мишей, Сеттар Батмаз спросил:
— Значит, невинная овечка?
— При чем тут невинная овечка?
— При том, что я не слепой. То, что там, у себя, ты блатарь тот еще, поймет младенец. Жучило, каких мало. Так нет, ты пытаешься вправить мне баки. Мол, я лопух, встретил на улице Мамеда, он мне мухой все сделал, я ничего не заметил. Да?
— А что тут замечать? Действительно, он мне все сделал. Но я ведь за это ему заплатил.
Что же насчет того, что я блатарь и жучило, — это вы зря. Я обычный человек. Уважающий закон.
— Уважающий? — Батмаз усмехнулся. — Ладно. — Раскрыв папку, достал из нее плотный картонный прямоугольник. Показал Мише: — Узнаешь?
В верхней части прямоугольника располагались две фотографии, его и Луки. Над ними по-английски было написано: «Оперативная информация Интерпола». Под фотографиями также шел английский текст. Но прочесть его мешала ладонь Батмаза, закрывающая всю нижнюю часть бумажки. Понаблюдав за ним, лейтенант иронически скривился:
— Что, обычный человек? Уважающий закон? Узнаешь себя? А?
— Узнаю. Только эта бумажка, которую вы держите, мне ни о чем не говорит.
— Не говорит? Я думал, ты умеешь читать по-английски. Что там написано? Вот здесь, наверху?
— Написано: «Оперативная информация Интерпола».
— Правильно. Тебе это что-нибудь говорит? Или нет?
