Олег Маркеев - Цена посвящения: Серый Ангел

— Где барсетку помыли? — небрежно спросил он.

— В бильярдной «Лиана», — подал голос Барышников.

Злобин почувствовал, что нервная тряска, гулявшая по плечу Барышникова, пропала. Сам тоже расслабился, достал сигареты и закурил.

— Ждите. Если хотите, поужинайте. Имран встал из-за стола. Барышников повернулся к Злобину.

— Андрей Ильич, мясо здесь готовят замечательно.

— Ну если ты так уверен, — включился Злобин в игру «я — начальник, ты — дурак».

Имран щелкнул пальцами, подзывая официанта. Сам растворился в полумраке.

На питание, как понял Злобин, Барышников оперативных фондов не жалел. Заказ делал обстоятельно, не особо считаясь с ценами. И ел со вкусом и с расстановкой, долго отдыхая между сменами блюд.

— Если коня не кормить, он пахать не будет, — ответил он на ироничный взгляд Злобина. — Ты ешь, Андрей Ильич, не стесняйся. Лучший способ убить время — хорошо потрескать. И нервы успокаивает, и организму сплошная приятность.

Он отвалился от стола, похлопал себя по животу. Глаза сделались осоловелыми, лицо расслабилось. Но Злобин почувствовал — играет. Барышников сидел лицом к залу, от него зависело, что и как о них думают.

Как только ушел Имран, вокруг их кабинки образовалось невидимое кольцо, в которое время от времени проскальзывал официант.

— Сорок минут, — Злобин бросил взгляд на свои «наградные» часы.

— Дай людям поработать. Мы бы неделю искали. — Барышников налил в бокал вина. — С твоего разрешения, — обронил он. Сделав два глотка, добавил: — И для конспирации. А то сидим, как два голубых на первом свидании. Сам, наверное, боишься развязать?

— Ничуть. — Злобин пригубил вино.

— Странно.

— А я не завязывал, не кодировался и не насиловал себя Миша. Просто перестал. Встретил хорошего человека — и как рукой сняло.

— Серьезный специалист? — спросил Барышников.

— Очень. — Злобин решил не распространяться, что человек этот стал для него Навигатором. Помогающим не сбиться с курса.

— Странно. — Барышников причмокнул, то ли пробуя на вкус слово, то ли смакуя вино. — И вообще странный ты мужик, Ильич. Уж извини за откровенность.

— И в чем это выражается? Не в этом, я надеюсь? — Злобин указал на бокал.

— Ну, это в нашей среде не странность, а уникальность, — натужно хохотнул Барышников. — Но не о том речь. Странный ты тем, что слишком лихо работаешь. Правильно, но лихо. Прешь к цели, будто никого вокруг нет, и тебе наплевать, что уже не одному любимую мозоль отдавил. Москва, Ильич, такое не любит. Здесь паутина интересов. Многослойная и не нами сплетенная. Это я к тому говорю, что этап сбора информации ты, как я понял, уже закончил. Вот-вот начнешь хватать и сажать. Упаси господь делать это без оглядки. Могут не понять. Щелкнут по носу — ерунда. А ну как по голове?

— Еще про семью напомни, — подсказал ему Злобин.

Барышников тяжко вздохнул.

— Про семью ты сам помнить должен. — Он описал вилкой в воздухе круг. — Но и Москва — большая семья. Тут такая сага о Форсайтах — зачитаешься! Все свои и все друг друга жрут. И если тебя прикрывает Иван Иванович, то всегда найдется Семен Семенович, который твоего благодетеля на дух не переносит. А Семеныча мечтает подсидеть Петр Петрович, который в вечных контрах с лучшим другом Иван Ивановича. Понятно излагаю?

— Понятно. Только не ясно, куда клонишь.

— Не спрашиваю, есть ли у тебя крыша, не мое дело. Спроси себя сам, а насколько она надежна.

Злобин промолчал.

Барышников окинул Злобина оценивающим взглядом.

— То-то! Не бычься, Андрей Ильич. Не пугаю и не прощупываю я тебя. На фиг мне это надо. — Он потянул к себе бокал, но пить не стал. — Кое-кого ты мне сильно напоминаешь. Отличный мужик был. Был.

Злобин следил, как медленно, заталкивая в, себя, как лекарство, выпил вино Барышников.

— Первое, Михаил Семенович: не расклеивайся, ты мне еще нужен. Второе: есть такое правило — кто Богу не грешен, царю не ответчик. По нему и живу.

— Как ты сказал? — удивился Барышников.

— Кто Богу не грешен, царю не ответчик, — отчетливо повторил Злобин. — Предки мои по нему жили. И мне хочется.

— Ну ты… Просто самурай какой-то, — покачал головой Барышников.

— Казак, — поправил его Злобин.

— Все равно завидую.

Барышников стрельнул взглядом в конец зала. С лица сразу же сошло добродушное выражение.

— Готовься, Ильич, — обронил он, прикрывая губы салфеткой.

Их провели на задний дворик кафе к грузовому контейнеру, переоборудованному под склад.

Остролицый потянул на себя тяжелую дверь, жестом пригласил войти.

Злобин оглянулся через плечо. На отвилке, ведущей к избушке, заметил милицейский «уазик».

В контейнере горела яркая лампа под потолком. Резкий свет конусом бил вниз. В круге света стоял молодой парнишка в наручниках. По бокам стояли двое одногодков, руки у них были свободны, но держали они их, как полагается на правеже, скрещенными на груди. Головы у всех были опущены, стрижки короткие, почти под ноль, в беспощадном свете лампы казалось, — над головами парит золотистое свечение.

Имран сидел на табуретке на самой границе света и полумрака. Оглянулся, сверкнув коронками.

— Начнем, суслики залетные, — обратился он к молодым. — Кто надоумил на чужой территории без разрешения работать?

После тягостной паузы тот, что в наручниках, пробурчал:

— Я.

— Обзовись, как полагается, цапель клювастый! — потребовал Имран.

У парня действительно был длинный перебитый нос.

— Клювом кличут. С Владимира я.

— И кто за тебя, Клюв, слово сказать сможет? — продолжил знакомство Имран.

— Иван Толстый.

— Свердловский? — быстро задал вопрос Имран.

— Нет, свердловского не знаю. Это наш, владимирский.

Имран удовлетворенно кивнул.

— Барсетку в «Лиане» четырнадцатого вечером ты помыл? — Имран хрустнул пальцами.

Парень поднял голову.

— Моя работа. — Голос от волнения дребезжал. — Солировал я, Воробей и Жора на подхвате работали. — Он перевел дух, набрался смелости и продолжил громче, с непонятным вызовом: — Объявляю: барсетку у мента помыл я. Они в «Лиане» засаду устроили, я сразу просек. Один лоха играл, барсетку чуть ли не в руки всем совал. Пацаны сказали, мотать надо, хозяйка, крыса, наверняка заяву накатала. Мы же там с неделю кормились. Ну а я решил: назло ментам прямо из-под носа уведу барсетку. Цапнул ее и, Воробью не скидывая, сам вынес. Потом ходу на хазу. Там и залегли.

— А в ментовку как загремел? — спросил Имран. Оглянувшись, прокомментировал для Злобина: — За сорок восьмой мусарней числится. Мы его на полчаса выкупили.

— Не подфартило, — Юный вор опустил голову. — Вышел к метро жратвы купить. А там у ларьков баклан по беспределу на меня наехал. Я ему в пятак припечатал. Тут еще рванье налетело, пошел махач серьезный. И менты нарисовались. Своих, суки, выпустили, а мне бакланку вешают. Я им сказал: по позорной хулиганской статье не пойду, лучше вскроюсь сразу.

— Я сам тебя вскрою, дятел безмозглый, — процедил Имран.

Злобин наклонился к уху авторитета, тихо шепнул: «С твоего разрешения» — и громко задал вопрос:

— С чего взял, что это мент был?

Парень заметно вздрогнул.

— Пацаны показали. В Останкинском опером работает. Лешей зовут, кажется.

— Как выглядел? — тут же последовал вопрос.

— Белобрысый и высокий. Как жердь.

Барышников удовлетворенно кивнул.

— А паспорт мента зачем светил? — спросил Имран.

— Для авторитета, — пробурчал парень. — Кто еще может цапнуть на виду у ментов?! Только не его это паспорт оказался, а белобрысого.

Имран затрясся от беззвучного смеха. Махнул рукой. Встал.

— Казбек, объясни убогим, как им жить дальше, — распорядился он.

Казбек, стоявший за спинами Злобина и Барышникова, толкнул дверь.

Показательный допрос окончен, понял Злобин и первым вышел наружу.

Имран плотно закрыл дверь контейнера, в котором уже эхом гудел голос Казбека. Ощерил золотые коронки.

— Доволен? — не без подколки спросил он Злобина.

— Более-менее.

— Страсть как люблю, когда менты меж собой грызутся, — продолжил веселиться Имран.

Злобин промолчал.

Не надо иметь семь пядей во лбу, чтобы сообразить, что барсетку с паспортом Шаповалова чуть ли не в руки сунули начинающим воришкам. Свои. А потом, возможно, еще подбросили карточку «Виза» в квартиру.

Глава одиннадцатая. Бей своих

Барышников гнал машину на предельной скорости, умело виляя в потоке. Единственным ориентиром для Злобина служил шпиль Останкинской башни, судя по нему, они двигались куда-то к Ботаническому саду.