Сергей Зверев - Пустыня – наш союзник
Котов сразу узнал того самого высокого типа в темных очках, который командовал в лагере до нападения. Он выходил с помощниками к ограждению, когда подорвался на мине Ахмад, отправлял машины с бочками за горючим. Сейчас этот человек лежал с перебитыми ногами на полу в большой комнате, глядел на чужаков блестящими карими глазами и стискивал дрожащей ладонью край ковра.
Еще одного парни взяли живым, когда у того кончились патроны. Этот невысокий, но очень мускулистый человек не захотел умирать. Он бросил бесполезное оружие, отошел к дальней стене и поднял руки, когда в комнату ворвались раздраженные спецназовцы. Они быстро выбили пистолет из рук раненого субъекта, второго пленника мгновенно согнули пополам и положили на пол лицом вниз.
Еще три трупа бойцы быстро обыскали и вытащили в коридор, чтобы они не мешали обыскивать комнату. По ней летала черная жирная сажа. Везде валялись листы бумаги, исписанные вручную арабской вязью, и множество каких-то документов. Судя по обстановке, это был кабинет начальника лагеря. За большим рабочим столом стояли в держателях два черных флага с крючковатыми надписями.
Котов прошелся по комнате, разглядывая длинный стол для совещаний, сваленный набок, груду кресел, которыми боевики пытались забаррикадировать дверь, большой, раскрытый настежь сейф в углу. В нем на нижней полке лежали пачки долларов и евро. Не очень много, что-то около нескольких тысяч.
– Да, день получки уже прошел, – заглянув в сейф, сказал Белов и забрал оттуда несколько кожаных папок с золотым тиснением.
Спецназовцы уже подняли стулья, поставили на ножки стол. Теперь они складывали на него бумаги, собранные с пола.
Котов развалился в кресле начальника лагеря и принялся листать папки, которые перед ним положил Белов. Зимин, появившийся в лагере после прекращения активного огня, устроился рядом и, шевеля губами, начал сортировать документы. Раненый боевик стонал на полу и смотрел на чужаков, которые и не думали его перевязывать.
– Я с парнями проверю другие комнаты, – предложил Белов. – Порой хозяйственные и финансовые бумаги говорят больше, чем документация оперативного отдела.
– Да, – сказал Котов, толкнул Зимина локтем, показал на раненого и распорядился: – Поговори с этим бедолагой. Будет отвечать на вопросы, мы его перевяжем, оставим еды, воды и уйдем. Не пожелает говорить, сдохнет от потери крови. – Капитан показал на второго пленника и продолжил: – А этот хмырь пусть послушает ваш разговор. Так, в виде тонкого намека.
Зимин, скрывая неудовольствие, поднялся и подошел к боевику, лежавшему на полу. Переводчик чувствовал сегодня себя не совсем в своей тарелке. Сначала его как ребенка оставили далеко от лагеря. Это в то самое время, когда другие бойцы группы воевали. Котов хорошо все объяснил, но чувство стыда все равно осталось.
А теперь, когда все герои, он должен ходить и допрашивать пленных, не им захваченных. Не было никакого геройства в том, чтобы сейчас давить на этого человека, и так страдающего.
Да человека ли?..
Чтобы вернуть себе уверенность, лейтенант стал вспоминать кадры казней заложников, снятые боевиками на камеру. Потом они эти записи распространяли через Интернет по всему миру. Уникальные памятники истории, уничтоженные не только в Пальмире, но и в других местах. Половина Сирии, лежащая в руинах. Миллионы людей, бежавших из страны. Девчонки-снайперы, вчерашние школьницы. Террористические акты по всему миру. Больше сотни мирных граждан, погибших в Париже. Летчик сбитой «сушки», расстрелянный в воздухе. Его портреты на футболках сирийского спецназа, когда они шли на очень опасное дело по зачистке горного района в Латакии.
Зимин разозлился до такой степени, что на глаза его навернулись слезы бешенства, злости на самого себя за минутную слабость.
Он присел на корточки перед раненым боевиком, посмотрел ему в глаза и сказал по-арабски:
– А ведь ты хочешь жить! Ты убил много человек, но сам умирать не желаешь.
– Я убивал неверных, – прохрипел раненый. – Так мне велел Аллах.
– Так тебе велели твои командиры, потому что им нужны деньги, которые можно получить за нефть. У твоего начальства, сидящего в Ракке, есть хозяева за океаном, которым требуется эта страна без Башара Асада. Ливия без Каддафи. Панама, Чили, Вьетнам, Корея…
– У нас нет хозяев, есть только Аллах!
– Аллах велел людям любить ближнего своего, творить добро и никому не причинять зла. Он не призывал к насилию и тем более к убийствам! Вы просто бандиты, убиваете, сжигаете, грабите ради денег. Но Сирию мы вам не отдадим, и никакой другой страны вы тоже не получите. Не будет вам места на земле! Это тебе говорю я – русский офицер!
Раненый отвернулся и стиснул зубы, чтобы не стонать. Его лицо было уже достаточно бледным от потери крови. Зимин видел, что он долго не протянет без медицинской помощи.
Лейтенант снова поймал себя на «добренькой» мысли о том, что гуманнее было бы пристрелить раненого боевика, чем оставлять его мучиться, угрожать ему. Парню снова пришлось вызывать в себе ненависть и злость.
«Когда же я стану таким, как Котов и его ребята?» – с сожалением подумал переводчик уже в который раз.
– Слушай меня внимательно, – заявил он пленному, холодно чеканя слова. – Сейчас ты отвечаешь на наши вопросы. Мы оказываем тебе помощь и даем шанс остаться в живых. Или ты умрешь как собака мучительной смертью от потери крови. Выбирай. Время у тебя еще есть. Только его очень мало осталось. – Проговорив все это, Зимин поднялся на ноги и подошел ко второму пленнику.
Он небрежно пододвинул к себе стул, уселся, забросил ногу на ногу и велел спецназовцу, охранявшему пленных, поднять боевика.
Парень поглядел на лейтенанта с уважением. Тот здорово изменился за последние два месяца. Бойцы группы капитана Котова перестали считать его интеллигентиком, слабаком и рохлей.
Солдат пнул пленника ногой, схватил за шиворот и поставил на ноги. Стволом автомата он ударил боевика по рукам, заставил его поднять их, заложить за голову и сцепить пальцы в замок. Гуманизм – штука хорошая, особенно в книжках, а меры предосторожности прежде всего. Пленник должен стоять в такой позе, которая помешает ему напасть на охранника. Мало ли какая блажь вдруг взбредет в голову этого бандита.
– Тот же вопрос тебе! – холодно произнес Зимин, глядя на пленника с нескрываемой брезгливостью. – Сколько неверных ты убил за свою жизнь? В том числе женщин, стариков, детей?
– Я не убивал, – сказал боевик и покачал головой. – Я инструктор по физической подготовке и рукопашному бою. Я просто учу новобранцев.
– Ты ни разу не был в бою сам? – с натуральным удивлением спросил Зимин.
Пленник замялся. Он боялся, что его сейчас поймают на противоречиях, он сам заврется, запутается. Переводчик это прекрасно понял и не стал настаивать. Сейчас перед ним стояла другая задача – получить информацию, а вовсе не пристыдить пленника.
– Как тебя зовут? – спросил Зимин.
– Хафез.
– Не буду спрашивать тебя, откуда ты родом и кто твои родители. Мне это не важно. Я хотел знать твое имя, чтобы обращаться к тебе как к человеку, а не как к уличной шелудивой собаке. Мы предоставим тебе шанс выжить, Хафез. Я даю слово солдата, если ты понимаешь, что это означает.
Зимин жестом велел спецназовцу убрать раненого боевика. Тот мог вмешаться, начать угрожать, запугивать своего подельника. Солдат окликнул товарища, и они вдвоем волоком вытащили этого субъекта в коридор. Второй пленник проводил процессию угрюмым взглядом.
– Хафез, нам нужно знать, где находится центр управления лагерями по подготовке боевиков.
Пленник молчал и напряженно думал о чем-то своем.
Зимин решил заставить его принять правильное решение и заявил:
– Повторяю, у тебя есть выбор. Ты тут умрешь. Либо мы уйдем отсюда и оставим тебя в живых.
– Вы меня все равно убьете. Вы же не хотите, чтобы я рассказал потом своим начальникам о том, кто разгромил лагерь и какую информацию тут искал.
– Ты не настолько глуп, – заявил Зимин и покачал головой. – Если ты расскажешь о том, что передал нам эту информацию, то тебя ждет смерть от рук своих же товарищей. Ты будешь молчать, Хафез.
Пленник не дослушал. Он вдруг с резким выкриком, больше похожим на крик отчаяния, оттолкнул плечом спецназовца, только что вернувшегося из коридора. Через секунду этот самый Хафез оказался на подоконнике и выскочил наружу. Зимин поморщился и вздохнул. Внизу раздались две короткие автоматные очереди.
Вот и все. Не справился. Один отказался отвечать, второй решил умереть.
– Ладно, хрен с ними. Иди-ка сюда, Олег, – позвал Котов. – Посмотри вот эти документы. Сейчас мы сами во всем разберемся.
– Тут будут документы, касающиеся деятельности этого лагеря. О других вряд ли найдутся какие бумаги.
– А это ты зря. Сразу видно, что у тебя образование не военное, а гражданское. Не знаком ты со штабной службой и документацией. А она, дорогой ты мой, всюду одна – бюрократическая. Потому что в любой армии мира все должно быть ясно и однозначно. У тутошней вооруженной оппозиции не обошлось без инструкторов, в том числе и по штабной работе. Ты думаешь, что приказ, который касается деятельности, скажем, десяти лагерей, высокие начальники будут издавать для каждого отдельно, но с аналогичным текстом? А вот хрен тебе, Олежка! Документ печатается один, а в нем указывается, каких именно лагерей он касается. Это и есть циркуляр. То есть послание нескольким адресатам.
