Александр Тамоников - Больная родина
Он отключился, а у Сергея в голове пилили тоскливые скрипки. Не хотел он, чтобы с его приездом жизнь родных и близких летела в тартарары!
— Ну, ладно, твари! — злобно процедил отставной капитан, покосившись на плачущую маму, которая все поняла. — Война так война.
Он заперся в клоповнике, чтобы мама не слышала его разговор. Константин Гаевский отозвался на восьмом гудке — живой!
— Вновь знакомые голоса, — обрадовался он. — Ты где, дружище?
— В Новодиеве.
— Завидую.
— Так приезжай, отдохнем.
— Да в армии я. — Гаевский вздохнул. — Не поверишь, старина, но у властей Луганской республики теперь имеется своя армия. От Снежного мы отошли, но наци потрепали знатно. К сожалению, в моей роте шестеро «двухсотых» и четырнадцать «трехсотых». Ротация прошла, свежие силы выдвинулись, а мы сейчас в Луганске. Пара дней на отдых, доукомплектовать роту, и снова в бой.
— Костик, отпросись! — взмолился Сергей. — Двух дней будет достаточно. Вместе отдохнем на исторической родине. Один не справлюсь — не тот случай.
— Отпроситься? — Гаевский хмыкнул. — Я тут типа лекции посещаю, да? Ладно, рассказывай, в чем дело.
Гайдук лаконично изложил самую суть проблемы, в которую он загрузил ни в чем не повинных людей.
— Ты отформатировал Коряку? — изумился Гаевский. — Это нельзя назвать актом гуманизма. Но приятно слышать. Он давно уже напрашивался. Я в целом знаю ситуацию, Серега. У меня тут двое парней из Новодиева рядом сражаются. Они живописали, что у вас творится. От меня-то ты что хочешь?
— Приезжай, Константин. Один идиот — это мало, а два — уже грозная сила. Приезжай, устроим фашистам апокалипсис. Возьми краткосрочный отпуск. Скажи, что по семейным обстоятельствам…
— Вот дьявол!.. Тронул ты, чертяка, мою черствую душу. Ладно, Серега, ты прав, надо помочь. Поговорю с начальством, чтобы не считали меня дезертиром. Оружие добыть?
— Много, — заявил Сергей. — И разное.
— Хорошо, — деловито сказал Гаевский. — Поиграем немножко. Из Луганска, конечно, стволы не попру, самому бы выбраться, добуду на месте. Есть у меня парочка схронов под Калутиным. Ладно, — решился Гаевский. — Приеду. Но буду только завтра. Сам понимаешь, больше трехсот верст, повсюду украинские войска, СБУ, на дорогах проверки. Придется через Стаханов и Металлург пилить. Завтра утром звони, буду у дяди в Калутине. Улица Кленовая, дом четыре. Продержишься до утра?
— Продержусь, Костик, — воодушевился Гайдук. — Буду отстреливаться из всех орудий и переходить в контратаки.
— Ну, давай, держись! — сказал Гаевский и отключил связь.
Гайдук отчаянно надеялся, что все обойдется. Фаэтону с Дуней сказать нечего. Быковский не видел, кто его избивал, и плохо помнит ночные события. Коряку он тоже отдубасил люто.
«Не вздумай очнуться раньше времени, Остап! — молил Сергей. — Осталось день простоять да ночь продержаться, а там нас будет двое».
Но его надеждам не суждено было сбыться. Подкрадывались сумерки, солнце садилось за лесом на западной окраине городка, рассеивался тусклый свет. И тут сразу несколько машин перегородили переулок.
Гайдук перехватил испуганный взгляд матери. Почему Клавдия Павловна отказалась покинуть дом? Хотя, возможно, она и права. Не укрыться ей в этой местности, подставил он свою мать.
— Не волнуйся, Сережа, прячься, не тронут они меня, — глотая слова, пробормотала мама.
Он ненавидел себя за то, что вынужден был это делать. В доме не осталось никаких примет его присутствия. Стиснув зубы, Гайдук полез в клоповник, скрючился, подпер дверь ногой. А незваные гости уже топали по крыльцу. Слышимость была отличная. Распахнулась дверь, и в дом полезла нечисть.
— Убью урода!.. — сипло прорычал Коряка. — Говори, подлюка старая, где твой отпрыск?! — Судя по хрипу матери, этот гад крепко схватил ее.
Сергей сжал кулаки и волю. Броситься в бой? Глупо. Он не осилит такую толпу. Только хуже сделает матери — тогда ей точно не поздоровится. А негодяи уже растекались по дому, врывались в комнаты.
Гайдук слышал, как откинулась крышка подпола, и кто-то на полном серьезе предложил бросить туда гранату. Кто такие? Милиция? Нет, сомнительно. Судя по всему, это был цвет нации — активисты профашистского «Возрождения и Порядка». Он различал знакомые голоса — Василь Дергач по кличке Фюрер, Зяма, толстяк, горбоносый гад.
Что-то упало, и женщина охнула. Ее толкнули? Гайдуку пришлось опять себя сдержать — не выбить дверь, не свалиться негодяям на головы.
Мама сдавленно бормотала, что ничего не знает. Сын прибежал еще утром, заметно испуганный, собрал сумку и исчез. Он поцеловал мать на прощание и сказал, что возвращается в Россию. Мол, она не знает, что натворил Сережа, хотя и догадывается по расписной физиономии Коряки.
Снова был ядерный взрыв. Остап ругался площадной бранью, крушил мебель. Ржали его клевреты, обрушивая кухонный шкаф, разбивая стулья, переворачивая стол. Коряка орал, что удирать — это не в правилах Гайдука. Он бы никогда так не сделал! Старая врет! Мать не били, но наехали на нее конкретно.
Несколько человек уже карабкались на чердак. Один из них задержался, осветил стену, но ничего не заметил. Грохотали тяжелые бутсы, кто-то кричал, что чердачное окно открыто, а рядом с ним валяется горшок с фикусом.
«Не валяется, а лежит!» — поправил его Сергей.
Вновь была истерика. Мол, он здесь был, упустили, проморгали! Ладно, старая, живи пока, но ты у нас попляшешь! Всем искать мерзавца, он не мог далеко уйти! Отправить людей на автостанцию, сообщить всем постам на дорогах, прочесать лес! И ментам сообщить, не хрен им спать!
Половицы тряслись от топота разъяренных мужиков. Дорогих гостей было не меньше десятка. Они выскочили из дома и унеслись прочь.
«Вот и все, — обреченно подумал Сергей. — Скоро и милиция будет в курсе».
Когда он спустился вниз, мама уже заперла дверь, задернула занавески и пыталась поднять перевернутый стол. Сын бросился помогать, водрузил на место древнюю конструкцию. Мебель в горнице была перевернута, повсюду валялись осколки посуды, кухонный шкаф висел на одном гвозде. Клавдия Павловна была бледна как смерть, но не плакала. Напротив, она пыталась скрыть дрожащую улыбку.
— Мама, что смешного? — не понял Гайдук.
— Ничего. — Клавдия Павловна нервно сглотнула. — Ты бы видел физиономию Коряки. Он похож на бомжа, который беспробудно пил полгода. Весь фиолетовый, опухший! Хотя ты видел его, это же твое творчество.
Они смеялись, собирая осколки. Клавдия Павловна вздрагивала, бормотала, что думать так грешно, но физиономия Коряки — это такой бальзам!..
— Тебя не били? — спросил Сергей.
— Нет, они вели себя как джентльмены. Оскорбляли, буйствовали, махали руками, даже толкнули разок, но не били. Твой бывший дружок меня остерегается, возможно, именно потому, что я твоя мать. Знаешь, сынок, тебе не стоит тут маячить, сама уберу. Они когда-нибудь вернутся. Иначе и быть не может.
— Надеюсь, это случится не раньше утра, — пробормотал Сергей. — Мама, заряди свой сотовый телефон и все время держи его рядом с собой.
— Не знаю, есть ли там деньги…
— Позвони в случае опасности. Я получу сообщение, что ты пыталась со мной связаться.
— Ты куда-то уходишь? — Женщина задрожала.
— Пока нет, но чем черт не шутит.
Не стоило лишний раз поминать нечистого. На улице стемнело. В переулке, где не было ни единого фонаря, воцарилась темень. Завибрировал телефон в кармане — Сергей заблаговременно отключил звуковой сигнал.
Он услышал взволнованный голос Петра. Разворошили-таки болото. Их дом подвергается массовому нашествию! За калиткой несколько машин. Это милиция. Они уже входят в сад, топчут клумбы. Их очень много. Фонарь на фасаде освещает всю эту преступную камарилью! Здесь начальник ОВД Воренко, военком Гладышев, городской прокурор и даже глава администрации Петренко. Вся компания в сборе, гранатомета не хватает! Милиция окружает дом, они уже на крыльце. Все, он не может говорить, пошел открывать.
Мама что-то спросила, но Сергей уже ворвался в свою «детскую», выбрался в окно, чтобы не светиться на крыльце. Он нырнул за угол, прокрался вдоль боковой стороны дома, по огороду. Часть пути Гайдук пробежал по оврагу.
У дома сестры толпились люди, внутри горел свет. Возмущенно кричала Даша, плакала разбуженная Лиза.
Сергей подкрадывался ближе, прячась за кустами и клумбами. И снова сплошное унижение! Он мог бы броситься в драку, разбить физиономии парочке ментов, но остальные скрутили бы его.
Стражи порядка, дружно гогоча, вытолкнули из дома полуодетого Петра. Кто-то засадил ему под ребро. Муж сестры завопил от боли, его толкнули. Он не сдержался, дал сдачи локтем, повреждений не нанес, но толпа возмущенно загомонила. Посыпались удары. Петр схватился за лицо, кровь потекла с губ.
