Сергей Зверев - Осторожно, работает десантура!
«Странно, что они не стали палить, как только мы появились», – подумал он, продолжая искоса следить за колыханием плотной стенки кустарника. Тот шевелился еле заметно, к тому же быстро сгущающиеся сумерки не давали возможности отследить перемещение противника.
– Шура, – тихо проговорил он, – на девять часов – опасность. Подозреваю автоматчиков, а то и пулемет…
Договорить Володя не успел: из кустарника действительно высунулся раструбленный ствол. Все решали секунды. Для того чтобы полностью изготовиться к стрельбе, пулеметчику требовалось около полутора-двух минут. За это время надо было срочно сменить позиции. Наверняка этот стрелок хорошо «срисовал», кто и где стоит. Чтобы уложить всех спецназовцев, ему вполне хватит двух длинных очередей. Теми парнями, которые остались в салоне фургона, займутся те трое, которые первыми обнаружили себя.
– На землю! Откатывайтесь в стороны! И сразу – огонь!!! – заорал Локис не своим голосом, первым падая на асфальт, перекатываясь по нему и открывая беглый огонь из «беретты» в направлении кустов, стараясь целиться, насколько это было возможно, немного выше торчащего из кустов пулеметного ствола.
Дроздов кувыркнулся в противоположную от Володи сторону и так же бегло расстрелял всю обойму в темноту. Водитель, выскочив из-за капота, несколько раз выстрелил в черные фигуры боевиков, которые, видимо, никак не ожидали, что окажутся у кого-то на линии огня. Да и то, что отступили они аккурат под два ствола тех, кто оставался в фургоне, тоже было для них неприятным сюрпризом.
Расстреляв всю обойму, Володя перекатился в другую сторону, быстро сменил магазин, с сожалением подумав, что у него это последние патроны. Пулемет молчал. Его ствол по-прежнему был угрожающе направлен в сторону фургона, но никто не стрелял. Рывком вскочив на ноги, Локис в два прыжка преодолел расстояние до стенки кустов и, с силой оттолкнувшись от земли, нырнул за нее. Перекувыркнувшись через голову, он откатился в сторону, держа пистолет в вытянутых руках. Но стрелять не пришлось. За кустами неподвижно лежали двое. Видя, что никакой опасности нет, Локис смело поднялся в полный рост и подошел к боевикам.
Один, видимо, собирался расстрелять спецназовцев, стоявших возле фургона, из французского пулемета системы «шательро». Очевидно, Локис попал в него первым выстрелом. Убитый боевик лежал, скукожившись, подтянув колени к подбородку. В затылке зияла здоровенная дырка от выходного отверстия. Скорее всего, он только готовился к стрельбе, привстав на одно колено, когда пуля прострелила ему голову.
Второму, вооруженному австрийской штурмовой винтовкой «фалширмягер», или, как еще ее называют, «Army universal gun», сокращенно AUG, повезло больше. Если, конечно, можно назвать везением то, что шальная пуля прошла вдоль всего позвоночника.
– Что там, Вовик? – окликнул Локиса Дроздов.
– Один «двухсотый», один «трехсотый», тяжелый, – отозвался Володя, забирая трофеи и продираясь через кусты. – А у вас как?
– Полный абзац, – развел руками Шурик. – Двоих ребята уложили наповал, одного ранили. Сейчас поинтересуемся, кто они такие…
Из дверей приемного отделения вышел Бертран и приблизился к Локису и Дроздову. Удивительно, но, несмотря на то что во дворе его клиники произошла самая настоящая бойня, он был совершенно спокоен, если не считать грустного выражения глаз за толстыми линзами очков. Санитары клиники уже выбегали с носилками, собираясь убрать трупы до приезда полиции.
– Скажите мне честно, Саша, – проговорил Бертран, осторожно дотрагиваясь до руки фээсбэшника, – вы искренне полагаете, что мои хирурги сидят без дела и целыми днями только курят?
– Понятия не имею, Лев Моисеевич, чем занимаются ваши хирурги, – прижимая руку к груди, ответил Дроздов.
– Тогда для чего вы устроили этот фузийяд?
– Чего устроили? – переспросил Локис.
– «Fusillade» по-французски – перестрелка, – быстро пояснил Дроздов и, обращаясь к Бертрану, проговорил: – Это не мы, Лев Моисеевич, устроили, а вот эти неизвестные, но уже покойные дяденьки.
– Прекратите, юноша, – поморщился профессор. – Я достаточно долго живу на этом свете, чтобы чего-то не понимать. Кстати, где тот пациент, которому раскрошили челюсть? Надеюсь, с ним ничего больше не случилось?
Локис огляделся: Гудаева нигде не было.
– Сбежал, сучонок! – невольно вырвалось у него. – Поймаю – удавлю, козла нерусского!
– Боже ж ты мой! – трагическим голосом воскликнул Бертран, закатывая глаза. – Что за шлемазлы приходят на смену старым добрым чекистам?! Эти шаромыжники не могут даже сохранить того, что им удалось украсть!
Из нагрудного кармана халата он достал какую-то коробочку, нажал кнопку и, поднеся коробочку к губам, сказал что-то по-французски.
Глава 31
Как только началась стрельба и Дроздов убрал ногу со спины Гудаева, Салман не стал мешкать. Извиваясь всем телом, он быстро заполз под машину и притих там, затаив дыхание. Он не знал, кто собирался его освободить или опять похитить, поэтому предпочел спрятаться. Конечно же, он прекрасно понимал, что схрон под джипом – место ненадежное, рано или поздно его все равно найдут. Но здесь он чувствовал себя в относительной безопасности. Во всяком случае, вероятность того, что его зацепит шальная пуля, сильно уменьшилась.
Стрельба быстро закончилась. Лежа под днищем машины, Гудаев видел, как неизвестные в черном попадали на асфальтированную площадку. Двое больше не шевелились, а один, отстреливаясь, пытался отползти в сторону. Расстреляв впустую всю обойму, раненый отбросил в сторону бесполезный пистолет. Привстав на здоровую ногу и подволакивая простреленную, он попытался бежать. Но его тут же свалили на землю и заломили за спину руки.
Люди суетились вокруг машины, но Гудаев не слышал, чтобы в разговорах упоминали его фамилию. Пользуясь тем, что его все еще не ищут, Салман начал отползать назад, пятясь как рак. Он прекрасно понимал, что если сейчас не использовать этот слабенький шанс на побег, то второго, скорее всего, уже не будет. Выбравшись из-под машины, он встал на четвереньки и затравленно огляделся. На него никто не обращал внимания. Только добравшись до деревьев, под которыми сумерки были гуще, Салман решился встать и побежать. От волнения он даже не замечал боли в сломанной челюсти и ушибленной груди. Он понятия не имел, как ему выбраться из этого парка, который больше напоминал лес, но бежал. Куда угодно, лишь бы больше не видеть этих страшных, как он убедился за эти сутки, людей. Гудаеву, который прошел обе чеченских войны, который был в правительстве Ичкерии далеко не последним человеком, который посылал людей на смерть и сам не раз убивал, причем не только из огнестрельного оружия, впервые стало страшно за свою жизнь.
Добравшись до чугунной витой ограды, он, задыхаясь и хрипя, ухватился руками за прутья, но тут же с криком отпрыгнул назад. Какая-то непонятная сила весьма чувствительно встряхнула его.
– Вах, шайтан! – выругался Гудаев. – Ток пустили!
Он огляделся в поисках чего-нибудь, что можно было бы использовать в качестве изолятора, но парк был девственно чист.
– У-у-у-у!!! – взвыл Гудаев, сжимая в бессильной злобе кулаки. – Чтоб вас всех разорвало с вашей страстью к порядку!
Он быстро сорвал с себя пиджак, разорвал его пополам и, обмотав этими половинками ладони, опять ухватился за прутья. Дорогой шевиот был прекрасным изолятором. Салман начал карабкаться наверх, не обратив внимания, что на дереве замаскирована камера видеонаблюдения. Подъем давался Гудаеву с большим трудом. Подошва дорогих шевретовых ботинок скользила по прутьям, замотанными руками было неудобно перебирать, но желание сбежать от русских разведчиков было очень сильно.
Он почти добрался до самого верха, когда услышал под собой приглушенные голоса, между деревьев парка замелькали лучи мощных фонарей. Они быстро приближались, и уже через несколько мгновений его, висящего на ограде, осветили сразу несколько лучей.
– Ola-la! – услышал Салман торжествующий возглас одного из охранников. – Regarde, quel que grand macaque! Descender en bas, monsieur![2]
Даже не зная французского языка, Гудаев сообразил, что от него требуют. Он попытался сделать вид, что не понимает, чего от него хотят. Он было полез выше, но охранник выразительно постучал пальцами по висевшей у него на боку кобуре. Обреченно вздохнув, Салман начал спускаться. Едва его ноги коснулись каменного фундамента ограды, охранники вцепились в него, как клещи. Ему заломили назад руки, застегнули наручники. Старший охранник в это время разговаривал с кем-то по рации. Вид у него был вполне довольный.
– Сколько вам платят? – по-английски спросил Гудаев, надеясь, что кто-нибудь его поймет. – Я согласен заплатить вам годовую зарплату, если вы меня отпустите!
Салман вполне сносно говорил на языке Шекспира, но сломанная челюсть заставляла его шепелявить, слова звучали не очень внятно. Тем не менее старший смены с интересом посмотрел на пойманного его подчиненными человека.
