Энди Макнаб - Русский
Он видел их перед собой так ясно, будто просматривал запись. Четыре экрана. Два — темные. На одном — первый этаж, бронзовые входные двери. На втором — боковой выход, через который бежали Аль-Башир и тот, второй человек. Незнакомец нес два чемодана. Кампо заметил это первым.
— Черт, смотри — видишь?
Они все замерли и уставились на экран. Блэкберн оглянулся на одно из оставленных ядерных устройств:
— Сообщник Башира взял остальные два…
Кампо пожал плечами:
— Давайте не будем сочинять.
Маткович фыркнул:
— Нет, давайте не будем волноваться из-за того, что главный местный террорист только что бежал с двумя атомными бомбами.
Блэк поднял руку в перчатке:
— Заткнитесь оба и смотрите внимательно. Больше мы ничего сделать не можем, мать вашу…
Снова взглянув на монитор, он смолк. Двое мужчин выходили из здания. Камера была установлена так, что был виден небольшой участок улицы. Аль-Башир замешкался на пороге. Второй человек оглянулся: высокий, чисто выбритый, высокие скулы, местная одежда. Блэкберну показалось, что противник смотрит прямо на него, прямо в объектив камеры, словно дразнит тех, кто наблюдает за ним.
Кампо пожал плечами:
— Они что, ждут такси?
Маткович обернулся к Блэку:
— А что это за парень с ним?
Кампо отвернулся от монитора:
— Не знаю и знать не хочу. Все равно мы ни черта с этим поделать не можем. Сейчас надо отвезти бомбу в лагерь.
Казалось, прошел месяц; наконец Ганни поставил на стол радиометр и снял перчатки. Хмыкнул и покачал головой:
— Это атомная бомба, но необычная. Чтоб мне провалиться, если я когда-нибудь видел такое.
Коул скрестил руки на груди и скептически пожал плечами:
— А я думал, такое бывает только в кино про Джеймса Бонда.
— Это штука русская, без вопросов. — Ганни указал на надпись кириллицей и спросил, обращаясь к Блэку: — У вас в отряде кто-нибудь говорит по-русски?
Блэк покачал головой.
Ганни снял спецкостюм.
— В девяностые в программе «Шестьсот секунд» показывали сюжет с бывшим помощником президента России по национальной безопасности, генералом Александром Лебедем; тот утверждал, что они лишились около сотни портативных ядерных зарядов, каждый мощностью в одну килотонну в тротиловом эквиваленте. Говорил, что их раздали сотрудникам ГРУ. Знаете, что такое ГРУ?
— Аналог нашего армейского разведывательного управления.
— Очко в вашу пользу, лейтенант. На самом деле большинство считало, что Лебедь сочиняет, чтобы заслужить доверие Вашингтона; якобы он надеялся когда-нибудь там обосноваться.
Ганни кивнул на устройство, явно смакуя возможность блеснуть знаниями перед благодарной аудиторией:
— Итак, теперь подумайте вот над чем: оружейный плутоний стоит свыше четырех тысяч долларов за грамм. То есть для того, чтобы русские расстались с такой штуковиной, кто-то должен был заплатить им чертову кучу денег — если они не снабжают ССО оружием по каким-то своим причинам. Другими словами: не хочется вас пугать, ребята, но по всему похоже, что у нас опять Россия против Америки. Как в холодную войну, только теперь она стала немножко более горячей.
Ганни положил бомбу на поддон, и четверо саперов из его команды унесли ее.
— Эй, смотрите там, не споткнитесь, ясно?
Коул продолжал стоять молча, глядя в землю. В конце концов он поднял голову и посмотрел на Блэка:
— Вы готовы к очередному особому заданию?
32
Ниаваран, северо-восточная часть Тегерана
Они сидели в расщелине до тех пор, пока «Хамви» не убрался, а потом подождали еще немного, чтобы убедиться в том, что все чисто.
Дима шел впереди, остальные следовали за ним на расстоянии нескольких метров. Машин не было — нечего было угонять или отнимать. Все средства передвижения, имеющие колеса, вплоть до последней тележки из супермаркета, использовались в массовой эвакуации. На мгновение они обрадовались, заметив какой-то «пейкан», но радость быстро угасла, когда оказалось, что у машины нет двигателя. Несколько бездомных собак подобрались к ним в надежде выпросить поесть.
— Поверь мне, я прекрасно знаю, что ты сейчас чувствуешь, — произнес Владимир, почесывая за ухом одного из псов. — Смотрите держитесь подальше от Кролля.
— А я как-то съел лису, — сказал Зирак.
— А я кошку ел, — сообщил Грегорин. — До сих пор плююсь шерстью.
— В пятидесятые, когда мой отец сидел в лагере, — начал Владимир, — он и еще несколько зэков договорились, что, если один из них замерзнет насмерть, остальные его съедят.
— Надеюсь, эта история хорошо закончилась, — заметил Кролль.
— Увы, нет, — ответил Владимир.
Дальше они шли молча.
Дима настолько устал и проголодался, что уже не мог сосредоточиться на происходящем, и мысли его устремились туда, куда он не осмеливался заглядывать в последние двадцать четыре часа. Те фотографии в мельчайших деталях появились перед его внутренним взором. Глаза молодого человека, его улыбка, ямочка на подбородке, изгиб бровей — все это подтверждало его догадки о том, кем являлась его мать.
Камилла была именно той женщиной, которая была ему нужна, но она появилась в его жизни в неподходящее время. Хотя, размышлял он, вспоминая прошлое, а было ли вообще подходящее время? Диму отправили в Париж для того, чтобы завязать контакты с блестящими гарвардскими студентами, будущими хозяевами Америки. Камилла была одной из немногих француженок в их компании.
Они познакомились на обеде, устроенном на средства советской разведки; там собрались американские студенты, интересовавшиеся Империей Зла, и молодые умы из СССР, удостоенные редкой привилегии — стипендии на обучение во Франции. Разумеется, все эти молодые люди, подобно Диме, были недавно завербованы ГРУ, КГБ или одним из министерств, которые могли позволить себе отправить лучшие кадры на Запад. А Фаррингтон Джеймс был типичным выпускником дорогой частной школы, из старой бостонской семьи, где детям давали настолько вычурные имена, что казалось, будто они написаны задом наперед. Ну кому, во имя всего святого, может прийти в голову назвать ребенка Фаррингтоном?
Дима выслушивал его разглагольствования о Китае и Африке, и вскоре ему стало ясно, что Джеймс хочет выставить Рональда Рейгана либералом. Он уже собрался вычеркнуть Джеймса из своего списка объектов, когда тот представил ему свою невесту, Камиллу. Сначала Дима заметил ее руки, нежные и белые, словно фарфоровые, затем зеленовато-серые глаза, тонкие брови… А когда она улыбнулась Диме, он понял, что она создана для него.
Камилла Бетанкур была единственной дочерью маркиза де Бетанкура, принадлежавшего к сливкам французского общества без всякой на то причины, исключительно благодаря тому, что семь или девять поколений назад они заполучили во владение кусок незаконно захваченной земли — и титул, скорее всего тоже ворованный. Последние деньги, унаследованные Бетанкуром от игрока-отца, уходили на обучение и светскую жизнь дочери; маркиз надеялся, что ей удастся заарканить богатого американца вроде Джеймса.
Пока все шло как по маслу. Маркиз угощал Фаррингтона остатками запасов фамильного винного погреба. Ослепленный аристократическим обаянием отца и красотой девушки, Фаррингтон сделал ей предложение. Но Камилла, не совсем уверенная в сексуальной ориентации своего бойфренда и его политических взглядах, не спешила давать ответ. Как раз в это время она и познакомилась с Димой.
«Боже мой, — думал он, — я действительно схожу с ума». Пока они бежали по лежавшему в руинах Тегерану, он понял, что не позволял себе предаваться воспоминаниям о том времени уже очень давно — двадцать лет, с тех пор как бросил пить. Но сейчас впервые за двадцать — нет, за двадцать пять лет у него появилась серьезная причина вспомнить Камиллу.
Джеймс появился на банкете главным образом для того, чтобы прочитать русским лекцию о том, что марксизм — это сатанизм двадцатого века. Запутавшись в своих высокопарных фразах, он совершенно не замечал, что взгляд Димы прикован к молодой француженке, которая сидела рядом с ним с бокалом марочного «Дом Периньон», купленного на деньги ГРУ.
Шесть недель — у них было всего шесть недель. Ни Фаррингтон, ни маркиз не собирались терпеть связь Камиллы с молодым русским, но Камилла уже сообщила отцу, что ей плевать и на Фаррингтона, и на Францию. Она считала, что уже принадлежит Диме, и готова была уехать с ним в Москву. К тому же она сообщила ему, что носит его ребенка.
Больше он ее никогда не видел. Все следы ее существования исчезли за одну ночь, как будто ее никогда не было на свете. Крошечная квартирка, которую она снимала, оказалась сдана другому студенту. Преподавателям в Сорбонне сообщили, что она решила бросить учебу и уехала за границу. Обезумев от горя, Дима обратился к своим московским начальникам с просьбой дать ему отпуск, чтобы искать ее. По его парижское начальство предупредило Москву, и вскоре он уже отправлялся на срочное задание во французскую Западную Африку.
