Сергей Самаров - Умри в одиночку

– За мной… Мент скоро вернётся с машиной и с собакой, надо успеть закончить допрос…

Выдвигались цепочкой, сделали полукруг, чтобы зайти к «краповому» со стороны леса, откуда он никого не ждёт и стоит постоянно лицом в сторону холмов. Труднее всего ступать неслышно было Гойтемиру – нога сильно мешала, и Берсанака несколько раз оборачивался в его сторону, этим выказывая своё неодобрение. Но «краповый» на кромке леса никого не увидел и не услышал. Берсанака уже оказался почти за его спиной, когда откуда-то издалека донёсся слабый звук выстрела. Его и за выстрел-то принять было сложно, словно пробка из бутылки выскочила. Но Берсанака понял, что это за выстрел. Да и трудно было не понять, потому что Гойтемир сразу свалился, хотя не издал ни звука.

Реакция опытного Гайрбекова была молниеносной. «Краповый» только успел голову на звук падения тела Гойтемира повернуть, когда Берсанака уже дал в эту голову короткую очередь. Он не оценивал ситуацию. Он схватывал её целиком, безошибочно выбирая правильное для себя решение. И потому, только взглянув на Гойтемира, которому почти оторвало ступню сломанной ноги, тут же, стараясь взгляд своего старого товарища не поймать, дал в самого Гойтемира одну за другой три очереди. И присел за камень, заметив краем глаза, как присел точно так же полковник Доусон. Но полковник недолго бездействовал. Он тут же скачок совершил и успел направить аэрозольную струю на грудь лежащему на спине «краповому». И тут же прозвучал ещё один выстрел. Пуля угодила в ствол ели, и ель затрещала всем своим высоким телом. Явно было, что стреляли из «крупнокалиберки», прицел был с тепловизором, и потому следовало уходить быстрее и в разные стороны, как и положено при обстреле снайпером. Что они и сделали, не сговариваясь. Хорошо, что несколько крупных камней могли служить им укрытием. А дальше – к повороту склона. Там уже никакой тепловизор не поможет снайперу найти цель.

За поворотом они встретились. Полковник дышал тяжело, тогда как сам Берсанака, никогда в жизни не куривший, даже не почувствовал перебоев дыхания.

– Что? – спросил Док Доусон.

– Снайпер… С тепловизором…

– Это я понял. Что делать будем?

– А чего от нас ждут федералы? – вопросом на вопрос ответил Берсанака.

– У них у всех в памяти события своей истории семидесятилетней давности. Ты знаешь, что такое оборона Брестской крепости?

– Конечно… Я в школе учился…

– Федералы наверняка решат, что мы должны спрятаться под землю…

– Я тоже так думаю, – согласился Берсанака. – А это значит, что мы должны поступить не так, как они ждут… Идём…

– Куда? – спросил полковник.

– Мент двинулся в эту сторону. Там стоят «краповые». Они сейчас все вместе сюда двинут. На транспорте… А мы пешим ходом, не попадая в свет фар и не забираясь в снег, чтоб следов не оставить. Надо разминуться с ними вплотную и остаться у них за спиной. А под землю они скоро заберутся, там уже не спасёшься… Никогда… Прощай, моя старая берлога! Вот и сделали из меня федералы шатуна…

– Что такое шатун? – не понял Док Доусон.

– Шатун… Не знаешь… А вот, бывает, медведя зимой охотники с берлоги поднимут, а убить не смогут. И тогда он в голодную пору бродить начинает, вместо того чтобы мирно спать… Шатается туда-сюда и сам не знает куда… Шатун очень опасен – пусть теперь федералы побоятся…

– Ну-ну… Медведь-шатун… Он, похоже, для всех опасен, и для своих тоже…

– Двинули, не будем время терять… И не вспоминай больше про Гойтемира. Он много лет был моим верным спутником. Мне самому больно, но ему лучше было умереть, чем попасть в руки федералов. Да ещё попасть без ноги… Снайпер специально стрелял в ногу, чтобы взять его живым… Нам нельзя угождать федералам, и Гойтемир знал это лучше других… Идём…

Склон холма в этом месте был относительно ровным, и было не слишком трудно предугадать, куда ляжет свет фар, когда тяжёлый «Тигр» будет прокладывать себе путь. Тяжёлые бронированные машины способны, конечно, и под большим углом передвигаться, поскольку их конструкция предусматривает преодоление сложных препятствий, но психология водителя тоже имеет значение, и каждый водитель угол наклона стремится уменьшить, потому что водителю всегда кажется, что высокий центр тяжести способен бронеавтомобиль перевернуть. Особенности конструкции при этом в расчёт брать не хочется.

Берсанака с Доком Доусоном понадеялись, что водитель «Тигра» не составляет исключения, так оно и оказалось. Они залегли на самой крутизне, где «Тигр» мог бы проехать, но не проехал, потому что водитель решил сделать небольшой объезд и с меньшим уклоном проехать понизу. Естественно, понизу прошёл и свет фар, что и требовалось Берсанаке и Доку, чтобы и спрятаться, и при этом не оставить следов на снегу. И следующий за «Тигром» «уазик» двинулся тем же путём, выдерживая осторожную дистанцию от более мощного собрата, и своими фарами не окрестности освещая, а только задние дверцы бронемашины. Дистанция от транспорта составляла каких-то пять метров, но эти пять метров были накрыты спасительной темнотой, и место, где они спрятались, было, пожалуй, единственной лазейкой в плотном кольце окружения. И, как только «Тигр» с «уазиком» удалились, Берсанака махнул рукой, показывая направление движения. Можно было идти спокойно, хотя об осторожности ни сам Гайрбеков, ни Док Доусон не забывали. Основную опасность для них сейчас представлял снайпер с дальнобойной крупнокалиберной винтовкой, способной своей пулей снести человеку голову. При этом оба понимали, что если они попадут в поле обзора оптического прицела, то снайпер предпочтёт уничтожить Берсанаку, как человека известного, и не будет стрелять в Дока, понимая, что Док так и так пропадёт, не имея связей в чужой стране, не зная безопасных путей к границе, да к тому же ещё основательно хромающий. Дока постараются захватить, потому что он слишком мало похож на чеченца, и даже если федералы не знают ещё, что с Берсанакой в паре работает иностранец, то могут определить это по внешнему виду полковника. Исходя из этих соображений, Берсанаке можно было бы пускать Дока Доусона вперёд на самых сомнительных участках пути, хотя, по большому счёту, федералы должны понимать, что если здесь есть полковник, то и сам Гайрбеков где-то поблизости, и потому лучше даже Доусона не «засвечивать». Но и снайперская винтовка с самым современным прицелом имеет свойство к ограничению возможностей. Берсанака исходил из того, что снайпер должен сидеть на вершине самого большого холма, там, где был расположен бетонный бункер. И постоянно старался выбирать такой путь, который выпадал из зоны видимости с вершины. Определялось это просто: если ты не видишь вершину, то и с вершины тебя не видно.

Так, совершая порой достаточно большие и крутые круги, чтобы не оставить следов на снегу и чтобы не попасть в зону обзора оптического прицела, они вышли уже в безопасную, казалось, зону, когда услышали вдалеке громкий взрыв.

– К сожалению, это не наша мина сработала… – сказал Берсанака. – Наша должна была шарахнуть потише…

– Наша – это которая? – не понял полковник.

– Вход заминирован. Не ту кнопку нажмёшь, сам себя похоронишь.

– Понятно… А что это? – спросил полковник Доусон.

– Это федералы нашли вход в подземелье и взорвали люк. Теперь нам туда путь заказан. Но нам туда и не надо… В нашем нынешнем положении активность федералов в подземелье нам только на руку.

– То есть? – не понял Док.

– Они потратят много времени и сил, чтобы всё там обследовать, и всё равно половины проходов не найдут. Хотя, если будут работать с приборами…

– Они будут работать через спутник, – сказал Док Доусон.

– Там бетон в полметра, и арматура… Ни один спутник такую толщину не прошибёт…

– Он и прошибать не будет. Узнав, что там действительно есть подземелье, они передадут на спутник координаты только одного входа, а спутник через пару минут выдаст им полную карту. Там, где двери не окажется, там они будут её искать, потому что не бывает коридоров, ведущих в никуда. Вы же здесь не лабиринт строили, а функциональное сооружение. Из соображений функциональности каждого помещения федералы и будут исходить. Имея на руках карту, легко найти все двери…

– Спутник может это? – засомневался Берсанака. – Некоторые проходы глубокие…

– Спутник может выдавать карты угольных шахт с глубиной горизонтов до километра… И никакой бетон ему не помеха. Бетон только будет делать карту более чёткой, и всё…

– Да, тяжела жизнь диверсанта… – посетовал Гайрбеков, и вздох его выглядел совсем не притворным…

Гайрбеков вёл полковника без троп, ориентируясь только по своему чутью и по многолетнему знанию местности, и при этом много раз менял направление, чтобы выбрать такую почву, которая не оставит следов их прохождения. Небо затянулось плотными и тяжёлыми, как театральный занавес, тучами и никаких ориентиров не давало. Даже луна уже сквозь тучи не просвечивала. И, казалось, единственное освещение в их спешном движении давал снег, но Берсанака от снега старался держаться подальше, и если снег лежал на склоне, то старался обойти его, как и полагается, по верхней кромке. Нижняя кромка – это место, где снег тает и стекает, следовательно, земля грязная и мягкая, в которой ноги вязнут и следы становятся почти дорожными указателями. По верхней же кромке почва более жёсткая, часто каменистая, потому что на камнях снег тает быстрее, чем на земле, и там можно идти быстро и незаметно для того, кто попытается найти следы даже в светлое время суток. Но такое плутание было утомительным, а главное, полковник опасался, что Берсанака ошибётся в выборе дороги, потому что здесь никто не выставил для него дорожных вех, а сам он ни разу ни с картой не сверился, ни на компас не посмотрел, хотя компас имел – Док сам этот компас видел.