Уоррен Мерфи - Разгневанные почтальоны
Мохаммед Али вихрем ворвался в главный вестибюль Южного вокзала и нос к носу столкнулся с полицейскими.
– Назад! – заорал он. – Я недоволен! Я очень недоволен!
Полицейские замерли, схватившись за пистолеты на поясе.
– Успокойся, приятель! – дружеским тоном проговорил один из них, подняв вверх руки. – Мы тебя не тронем. Просто положи свое оружие на пол. Ладно?
– Сегодня я чувствую себя отвратительно. И ни перед кем не сложу оружия.
Услышав такое, окружающие поежились.
– Слушай, не надо ухудшать и без того безрадостную ситуацию.
– Тогда дайте мне пройти! Я должен доставить почту. Вы не смеете меня останавливать, потому что это противозаконно. Знаете, есть закон, наказывающий за помехи в доставке корреспонденции. Это федеральное преступление – самое худшее из всех.
– Он явно спятил, – пробормотал один из полицейских. – Слушай, друг, давай поговорим спокойно. Меня зовут Боб. А тебя?
– Мохаммед Али.
Один из полисменов решил, что почтальон шутит. Чтобы заставить блюстителей порядка относиться к делу серьезно, Али поставил свой «узи» на одиночный выстрел и застрелил того, кто улыбался.
Остальные полисмены тотчас посерьезнели. Собственно, они попытались его убить.
Отстреливаясь через плечо, Мохаммед Али бросился к двери.
Поскольку вокруг было полно людей, стреляли редко и неметко.
Али бегал по лестницам вверх и вниз, и повсюду стражи порядка блокировали ему путь. Судя по выражениям их лиц, они его очень боялись.
Каким-то чудом негодяй в конце концов сумел выбраться на крышу Южного вокзала, откуда прекрасно просматривались все подступы.
* * *Спустя несколько часов Мохаммед Али все еще сам распоряжался своей судьбой, хотя о бегстве уже не могло быть и речи: перекресток внизу заполнили неверные всех мастей.
Единственное, что ему оставалось, – это принести себя в жертву каким-нибудь впечатляющим способом, призванным прославить «Воинов Аллаха». Так называлась ячейка джихада, в которой состоял Мохаммед.
Однако проблема заключалась в том, что Мохаммед никак не мог придумать, что бы такое сделать, дабы перед ним распахнулись врата рая. У него остался всего один рожок с патронами, причем наполовину пустой.
Между тем преступное ФБР пыталось уговорить его спуститься вниз, а репортеры с почтительного расстояния выкрикивали свои просьбы и увещевания.
– Чего вы хотите, мистер Али?
– Я хочу убежать, глупец. Разве не видно?
– А почему и от чего вы хотите бежать? На вас что, оказывают давление?
– Да, да. Оказывают такие дураки, как вы.
– Давайте поговорим о давлении, Мохаммед. Что-то же сделало вас несчастным. Можете объяснить, что?
– Нет, это невозможно выразить словами.
– На свете не существует ничего такого, о чем нельзя было бы рассказать. Облегчите душу! Вам сразу станет лучше.
Мохаммед Али внял разумному совету и, прислонив «узи» к гигантскому каменному крылу, прострелил дураку голову.
Больше попыток уговорить его спуститься вниз никто не делал.
Неверные из толпы предлагали Мохаммеду спрыгнуть с крыши и тем самым покончить с жизнью. Вообще-то мысль неплохая. Но поскольку высказали ее неверные, Али не внял их уговорам.
В тот момент когда Мохаммед Али понял, что ему остается лишь засунуть себе в рот ствол собственного «узи», оружие вырвали из его рук.
Али застыл на месте, пытаясь совладать со страхом. Он не слышал приближающихся шагов, не видел ничьей тени – просто «узи», казалось, сам вырвался у него из рук.
Мохаммед проследил взглядом за своим автоматом и увидел высокого мужчину, глубоко запавшие глаза которого скрывала тень. Видимо, поэтому голова его здорово смахивала на череп мертвеца.
– Вы сошли с ума! – прошипел Али. – Я сумасшедший почтальон! Я очень, очень опасен!
– Чепуха! Ты всего лишь террорист. Пришла пора с тобой поговорить.
И неверный переломил ствол трофейного «узи». Оружие заскрипело, как бы жалуясь на свою судьбу, и упало на крышу бесполезным куском металла.
– Не может быть, – широко раскрыв глаза, пробормотал Мохаммед.
– А теперь предпримем кое-что еще, тебе будет очень больно.
– Боли я не боюсь, не боюсь даже смерти.
– Тогда ты узнаешь, что такое боль, магометанин, – донесся до Али другой голос.
И Мохаммед почувствовал такую острую боль, какой никогда прежде не испытывал. Ее источник, похоже, располагался где-то возле его уха, а само ухо, казалось, чрезвычайно медленно разрывают на части.
Али так и зашелся от крика.
Боль чуть утихла, и залитые слезами глаза правоверного принялись искать виновника недавней муки.
Перед ним стоял маленький, невероятно старый азиат.
– Кто ты, мумия?
– Твоя смерть, – нараспев произнесла мумия, глаза которой зловеще сверкнули в лунном свете. Она держала мочку правого уха Мохаммеда между большим пальцем и каким-то орудием пытки, надетым на палец указательный.
– Я ничего тебе не скажу, – гордо заявил террорист.
– Ты выдашь имя того, кто тобой командует.
– Никогда!
Тогда острое орудие пытки вонзилось глубже, и боль вернулась. Теперь болело не только ухо, но и плечо, и шея. Казалось, по телу пропускали электрический ток. Али знал, что на Западе практикуют нечто подобное, но до сегодняшнего дня не придавал значения этой ереси. Теперь же все его тело искрило, как от короткого замыкания. Да так больно!
Али стал молить Аллаха, чтобы тот помог ему выдержать мучения. Но Аллах его не услышал. Напротив, Мохаммед как бы издалека услышал слова, бесконтрольно вырывающиеся из его рта.
– Глухой Мулла! Я служу Глухому Мулле!
– А если подумать? Глухой Мулла ведь сидит в федеральной тюрьме. Надави посильнее, Чиун.
Боль стала совершенно невыносимой.
– Глухой Мулла! Ради Аллаха – мною командует Глухой Мулла!
– Дай-ка лучше я попробую, учитель. У тебя, похоже, не получается.
– Как бы не так! Магометанин не в силах мне сопротивляться.
– Но он говорит неправду.
– Нет, клянусь бородой Пророка, я не вру. Я слуга Глухого Муллы.
И тут в его плечо впились чьи-то стальные пальцы. В то время как из мочки уха по телу Мохаммеда распространялись электрические разряды, в плече словно бы ломались кости.
– Ради всего святого! Это Глухой Мулла! Что мне сделать, чтобы вы поверили? – простонал Мохаммед.
Внезапно все разновидности боли исчезли.
Оба мучители отодвинулись в сторону, и Али услышал их сдавленный шепот.
– Он говорит правду, – произнес высокий американец с головой, похожей на череп мертвеца.
– А я что тебе говорил? – проскрипела древняя мумия.
– Может, Глухой Мулла посылает указания из тюрьмы?
– Как знать.
И они вернулись.
– Каков же план игры? – спросил американец.
– Развязать террор, проливать кровь неверных и множить всякие неприятности, – неохотно выдавил Мохаммед. – Тогда страна неверных падет, и на земле идолопоклонников взойдут чистые цветы ислама. Это делается для вашего же блага, поскольку внутренне вы все истинные мусульмане.
– Какова твоя роль?
– Я должен был что-то взорвать по приказу.
– Что именно?
– То, что прикажут.
– А что тебе приказали?
– Мне еще не приказывали! Что я буду за террорист, если, зная о готовящихся операциях, попаду в руки врага?
– Террорист, представляющий ценность, – сказала мумия.
– Значит, я не представляю ценности? – опустил голову Мохаммед.
– Для нас нет, – ответил американец.
– Вы меня убьете?
– Нет. Ты совершишь самоубийство.
– Я хочу умереть, меня ждут в раю. Но я не желаю совершать самоубийство, не прихватив с собой нескольких неверных. Я почтальон-самоубийца, а не дурак.
– Ты и то, и другое.
– Разве так бывает?
Тут американец схватил магометанина, перебросил через орла с распростертыми крыльями, и Мохаммед Али увидел летящий ему навстречу тротуар. Последняя мысль его перед тем, как разбить голову о твердый бетон, была такая: Я еще слишком молод, чтобы просто взять и умереть.
* * *Спустившись с другой стороны здания, Римо и Чиун смешались с толпой зевак.
– Все гораздо проще, чем мы думали, – сказал Римо. – Мы знаем, где находится Глухой Мулла. Нам нужно только извлечь его оттуда.
– Задания Смита никогда не бывают легкими, – возразил Чиун.
– А это легкое.
– Не надейся слишком-то.
У самого перекрестка Атлантик-авеню и Саммер-стрит их с воем обогнала машина «скорой помощи».
– К чему такая спешка? – удивился мастер Синанджу. – Ведь он мертв.
– Видимо, они хотят забрать его, прежде чем телекамеры заснимут каждую каплю крови.
– Неужели какие-то кретины наслаждаются видом крови?
– Конечно, те, которые не сталкиваются с этим каждый день, как мы с тобой, – буркнул Римо.
Учитель кивнул, продолжая смотреть по сторонам. Внезапно он прищурил глаза и как-то странно зашипел.
Римо заметил Тамайо Танаку мгновением позже. Она замерла перед передвижным телефургоном, держа перед чувственными красными губами микрофон с эмблемой четвертого канала.
