Виктор Мясников - Людоеды
Трое совещались. Шеломов торчал в стороне, нечего такому возле нормальных мужиков тереться. Потом его подозвали. Похоже, отдали команду. Тот в ответ принялся бурно жестикулировать. Самый высокий отделился от троицы и отвесил Шеломову пинка. Тот сразу побежал прочь, в дальний конец коридора. Троица, наоборот, направилась в противоположную сторону. Дошли до камер стали дергать за все дверные ручки. Донеслась неразборчивая ругань. Вовец ухмыльнулся. Узнать бы, о чем там крик. Что они думают об исчезновении своего часового? А как объясняют, что туалет заперт изнутри, если на дверях нет ни замка, ни задвижки?
Банда, между тем, не знала, что и подумать. Похоже, Садык забрался в туалет, зачем-то закрылся (как закрылся – вопрос показался несущественным) и вырубился. Пленники воспользовались благоприятным случаем и убежали. Сейчас или бегают по подвалу, или обратно в комнату закрылись. Проблема была в том, что у Митрофазы и Моряка начался отходняк после наркоты, и они страшно хотели пить. Жажда с каждой минутой становилась невыносимее, а комната Бугра и туалет заперты. Оставалось бежать к кранам в разделочной или на кухне. А там опять свет погас.
Митрофаза привычно направился к распределительному шкафу. На ходу помахивал молотком, с которым до этого чинил клетки, звякал в кармане гвоздями, вороша пальцами, отыскивая среди них отвертку. В голове у него все ещё слегка гудело, и правое ухо не слышало ничего. Здорово ему приложили альпинистским кистенем.
– А ты куда? – окликнул его Бугор. – Вали назад.
– Электричество надо наладить, – пробурчал Митрофаза.
– А я сказал – стой! – заорал Бугор – Потом все вместе пойдем. А сейчас тут будь. Где там хренова Машка застряла? Ну-ка, сходи подгони.
Митрофаза уныло поплелся по коридору. Очень хотелось сплюнуть, а во рту было сухо, как в Кара-Кумах после суховея. Он возил липким языком во рту, пытаясь хоть что-то собрать на кончик. Не успел как следует удалиться от банды, как из бокового коридора вывернулся Шеломов. Он был белее мела и весь трясся от ужаса.
– Эй, ты чего? Стой!
Митрофаза замахал руками. Помня неписаные лагерные правила, он не смел дотронуться до "петуха", чтобы самому не "опетушиться". И Шеломов пронесся мимо, хрипло дыша и всхлипывая. Остановился только перед Бугром. Не мог отдышаться, всплескивая по-бабьи руками и, словно рыба, разевал рот. Наконец его прорвало:
– Там… там… двое убитых.
– Кто? – нетерпеливо загундосил Бугор. – Девка с этим?
– Не, – замотал головой Шеломов, – мужики убитые. А этих нет. Одни тапочки приклеенные.
– Какие ещё тапочки? – взревел Бугор. – Кто приклеил? Куда приклеил? Убью тебя сейчас, урода. А ну пошел отсюда!
Шеломова как ветром сдуло. А Бугор вытащил из кармана пистолет, передернул затвор, досылая патрон в ствол. Снова сунул пистолет в боковой карман. Но руку из кармана не вынул. Распорядился:
– Митрофаза, айда электричество ремонтировать. Все пошли.
Троица направилась в сторону распределительного шкафа. В десяти шагах позади мелкими шажками трусил Шеломов.
Вовец стоял за шкафом и прикидывал как действовать. Подпустить поближе, неожиданно выскочить и в упор растрелять одного, второго… Проблема с третьим. Вдруг пистолет у него? Ведь сразу прикончит. Обрез все равно придется перезаряжать после двух выстрелов. За эти двадцать секунд можно из человека дуршлаг сделать. Даже если пистолет у одного из уложенных, запросто могут успеть вытащить у него из кармана и выпустить всю обойму. А если Вовец промажет? А если заряд дроби не свалит врага на месте?
Все эти мысли роились и путались в голове. В общем-то, его начинал одолевать страх. Долгое ожидание схватки неизбежно порождает такой вот мандраж. Вовец сжимал оружие, лихорадочно перебирал в уме варианты боя и не мог выбрать единственно подходящий. Да и что толку в таком нервозном состоянии строить какой-то план? Все равно в последний момент приходит мысль, что план никуда не годен, и он вылетает из головы. Так и случилось.
Жека стояла в кресле, прижавшись спиной к стене, бледная, окаменевшая от страха. Вовец стоял перед ней, прикрывая собой, и прижимал к стене, словно она пыталась высовываться. Он тщательно осмотрел обрез, положил палец на спусковой крючок и прислушался. Топот тяжелых ботинок показался ему уже совсем рядом. Набрав в легкие побольше воздуха, он выскочил из-за шкафа с криком:
– Стоять!
Слух его подвел, так же как и нервы. До врагов оставалось ещё метров десять. Шли они нестройно. Впереди мужик с молотком. В трех шагах за ним ещё один. У него между распахнутыми бортами куртки рисовалась грязная тельняшка. В десятке шагов за ним неторопливо топал рослый малый. Руки он держал в карманах спецовки. Замыкал шествие Шеломов. Его красный сарафан мельтешил уж совсем далеко.
Митрофаза выронил от неожиданности молоток и заметался, как заяц, от стены к стене. Моряк присел, закрыв голову руками, и зажмурился, ожидая выстрел. А вот гунявый Бугор не растерялся, в отличие от своих соратников. Правда, опять же в отличие от них, он был вооружен. Мгновенно вытащил из кармана руку с пистолетом, вскинул его и трижды нажал спуск.
Вовец уловил движение Бугра, вскинутый пистолет, и резко присел. Он даже забыл о своем оружии. Первая пуля ушла по прямой и врезалась в бетонный блок выхода. Следующая, пущенная в уже присевшего Вовца, ударила в пол и срикошетила в потолок. Слишком резко Бугор опустил руку, пронес мушку ниже цели и поторопился спустить курок. А третьим выстрелом просто промазал. Стрелять надо спокойно, давить спуск плавно, а руку держать твердо. Не хватило Бугру тренировки, задергался, занервничал…
Вовец, наконец, тоже сообразил выстрелить. А, может, машинально пальцем дернул. Грохочущее эхо наполнило коридор, кисло запахло сгоревшим порохом. Взвыл Моряк. Он сидел на корточках, держась за голову, и заряд дроби хлестнул его по рукам. Несколько дробин скользом вошли под ладони, содрав пласт кожи с макушки вместе с волосами. Он опрокинулся на спину, засучил ногами, потом перекатился на бок и затих, скорчившись. Бугру достался рикошет от потолка. Его словно горохом осыпало. Больно посекло лицо, но, как ни странно, даже кровь не выступила. Левой рукой он схватился за глаза, но они оказались целы, просто мелкая цементная крошка попала. Взревев, как бык, он в ярости, по бычьи же наклонив голову, пошел вперед. Глаза слезились, их резало, движение век вызывало боль, и он никак не мог поймать на мушку врага. Мимо, вдоль стены, хрипло дыша, пронесся Митрофаза. Его дробь и вовсе не коснулась. Что касается Шеломова, тот уже нырнул в боковой коридор и летел, оскальзываясь на песцовом помете, куда глаза летят.
Вовец торопливо поднялся. Совершенно рефлекторно принял позу дуэлянта, как его изображают в кино: правым боком к противнику, левая нога отставлена, левая рука заведена за спину, а правая с пистолетом поднята на уровень глаз и вытянута вперед. Сходство подкреплялось ещё и тем, что ружейный обрез здорово напоминал старинный пистолет: толстые стволы, отлогая деревянная рукоятка. Видно, эти зрительные ассоциации и побудили Вовца принять такую героическую позу.
Он прицелился и выстрелил. Обрез рвануло вверх, чуть не выбило из руки сильной отдачей. Боль пронзила основание большого пальца, отдалась в локте. Вот так, надо было крепче стиснуть, а руку в локте не держать прямой, чуть согнуть следовало. Тогда бы и отдачи такой не почувствовал.
Не дожидаясь ответного выстрела, Вовец отскочил к шкафу, распахнул створку и, схватив левой рукой, рванул вниз рукоятку рубильника. Подземелье погрузилось во мрак. Тоненько пискнула Жека. Из темноты доносился тихий скулеж. Это плакал Моряк, корчась на полу.
Вовец присел, переломил стволы, на ощупь вытащил теплые гильзы, отбросил в сторону. Они чуть звякнули латунными донышками о бетон. Грохнул пистолетный выстрел. Короткая вспышка ничего не высветила, только ослепила. Пуля защелкала впустую рикошетом от стен. Вовец достал из кармана пару патронов, вставил в стволы и осторожно защелкнул. Нашарил внизу в шкафу резиновые перчатки. Не хотелось голой рукой лазить в контактах, отыскивая рубильник.
Бугор был мужик решительный, но туповатый. Бездарная атака обернулась для него плохими последствиями. Полтора десятка дробин застряло в груди и руках. Несколько попало в лицо. Ему выбило передний зуб, пробило щеку, прошило ухо, ободрало висок и шею. Жгучая боль сразу во многих местах, удар по челюсти, кровь и дробины во рту заставили его взвыть и зажмуриться. А ведь глаза ещё резало после предыдущего залпа. Когда он глаза открыл, темнота осталась. Вовец уже снова успел выключить свет. Бугор сразу потерял ориентировку, выстрелил наугад в какое-то звяканье и остановился, не зная, что делать и куда идти. Выплюнул зуб с кровью и дробью и пришел в ещё большую ярость оттого, что не видит врага. Заорал в темноту:
