Сергей Зверев - Кодекс морских убийц
Пытаюсь угадать:
– Оливия и Фрэнк?
– Точно, – смеется Дастин.
Внутри рамы укреплены три прочных сферических корпуса: два приборных и аккумуляторный. По периметру размещены электродвигатели с винтами во вращающихся обоймах. «Лицо» аппарата ощетинилось прожекторами, окулярами видеокамер, датчиками и знакомыми «щупальцами», коими универсальный подводный помощник отпугивал от нас акул.
– Красавец, – похлопываю робота по желтому боку.
Дастин кивает:
– Дорогая вещица и совершенно новая. А буксир – старая рухлядь, купленная нами на распродаже подержанной военной техники.
– Однако вы неплохо приспособили его под свои задачи.
– Да, постарались… Нам облегчило задачу прошлое этого трудяги – когда-то он выполнял спасательные функции и уже имел на палубе гидравлический кран, пару шлюпов. Так что нам оставалось отремонтировать его и переоснастить современной начинкой…
Командирский катер резво взрезает форштевнем косую волну – мы возвращаемся на «Боевитый». В головах и желудках хорошо после настоящего вискаря, произведенного не кустарями в лесах под Краковом, а там, где положено, – на равнине между Глазго и Эдинбургом.
Признаться, ребята с буксира произвели на нас хорошее впечатление. Дастин подкупал смелостью и желанием бороться за свои права даже с собственным правительством. Он виртуозно ругался матом, уважал самогонку, именуемую вискарем, и душой походил на простого русского парня. Его подружка Санди завоевала наши симпатии приятной внешностью, смиренным характером и умением приготовить чудесный кофе. Азиат по имени Джинхэй приглянулся невозмутимостью и логикой. Понравился и четвертый член команды, на мгновение заглянувший в кают-компанию и промычавший своим друзьям что-то невразумительное. По виду он напоминал типичного флибустьера: крупный и смуглолицый, весь в татуировках и совершенно лысый, с полным ртом золотых зубов, однако без сабли и в джинсах. Больше мы никого не видели, но эти четверо были настолько рады нам и гостеприимны, что мы временами испытывали неловкость…
Особенно хорошо Сергею Сергеевичу. Он просто счастлив от того, как быстро и без головоломок разрешилась задача поиска неизвестных доброжелателей.
Все оказалось чрезвычайно просто! «Конверт с видеозаписью в ваше посольство подбросил один человек по моей просьбе», – ответил Дастин так, словно приплыл сюда исключительно ради оказания нам помощи в этом вопросе.
Катер осторожно подкрадывается к «Боевитому». Трап готов, у борта уже встречают.
Поднявшись на палубу, генерал находит командира эсминца.
– Когда подойдет «Профессор Лобачев»?
– Завтра в первой половине дня.
– Ясно. Черенков, Устюжанин – за мной.
Мы прямиком направляемся в каюту генерала. Анализировать будем там…
– Если принять на веру слова Дастина, то вывод напрашивается один и только один: ЦРУ давно знает о месте гибели нашего подводного крейсера и не желает, чтобы об этом узнали другие, – грозно звучит голос нашего шефа. – И как мы убедились, американские спецслужбы используют самые жесткие приемы в достижении данной цели…
Заложив руки за спину, он марширует по салону люксовой каюты. Мы с Георгием сидим на диване и, попивая крепкий чай с лимоном, выдвигаем различные версии. Одни он отметает с ходу, другие заставляют его двигать клочковатыми бровями.
– Непонятно, почему они столь ревностно охраняют остатки чужой субмарины, – негромко заявляет Устюжанин.
– Очень даже понятно! Как до вас не доходит?! Если ее обнаружат – вскроются следы столкновения с американской лодкой. Я же рассказывал в кабинете на Лубянке о самой расхожей и… – Сергей Сергеевич шевелит пальцами в воздухе, силясь вспомнить вылетевшее из головы слово, – …и правдоподобной версии!
– Да, рассказывали, – морщась от табачного дыма, коим пропитан воздух в каюте, говорю я. – Только все равно их усилия необъяснимы, ибо никто этих следов вовеки не отыщет.
– Это почему же?
– В кабинете на Лубянке вы сами сказали: у нашего руководства не хватило политической воли вытащить выживших моряков из «Курска» со смешной стометровой глубины. Точно так же не хватило мужества и честно рассказать всему миру о причинах катастрофы. Верно?
– Да, пожалуй, ты прав, – нехотя соглашается он. – Глупо предполагать рвение в установлении истинных причин гибели ракетного крейсера К-229, затонувшего двадцать лет назад и покоящегося под двухкилометровой толщей воды.
Шеф останавливается посреди салона, смешно кривит губы и теребит тонкими пальцами подбородок. Затем обращается к нам обоим:
– Одного факта столкновения, произошедшего в эпоху холодной войны, недостаточно. Нынешний президент США не обязан отвечать за действия предшественников. Здесь кроется что-то другое. Но что?
Мы с Георгием молчим. Откуда нам знать об истинных причинах беспокойства американских ВМС?
– Ладно. Точные координаты К-229 нам теперь известны, – завершает совещание Горчаков. – Как только подойдет «Лобачев», сразу займемся делом. И покончим с этим некрасивым белым пятном в новой истории Российского флота…
Около шести утра следующего дня на горизонте показалось исследовательское судно «Профессор Лобачев».
«Боевитый» по приказу генерала занял позицию точно над тем местом, координаты которого любезно сообщили ребята с буксирного судна. Примерно через полчаса «Лобачев» сбавил ход, солидно повернул против волны и остановился неподалеку от нас.
Капитан научного судна попытался выяснить по радио план дальнейшего взаимодействия, но нарвался на грозный окрик Горчакова:
– Не засоряйте эфир – все подробности при личной встрече! Готовьте к спуску катер – жду вас на эсминце…
На «Лобачеве» суетятся матросы, рядом с бортом на воду ложится надувная моторная шлюпка, и вскоре по парадному трапу «Боевитого» восходит несколько гражданских личностей во главе с научным руководителем экспедиции – коренастым мужичком с прилепленными к верхней губе смоляными усами.
На палубе его встречает Горчаков в светлых парусиновых штанах замшелого советского интеллигента. Познакомившись, два старичка отходят в сторонку, шепчутся, после чего подзывают меня.
Босс объявляет решение:
– Не будем терять время. У нас с вами не такая уж сложная задача: готовим к спуску глубоководный аппарат, отправляем его на глубину, обследуем затонувшую подлодку, производим видео– и фотосъемку, делаем точную привязку к географическим координатам и… впрочем, письменный отчет я составлю собственноручно.
С удивлением смотрю на Горчакова.
– Прошу прощения, но я, кажется, пропустил главное. Какова в данной операции роль моих ребят?
– Я догадываюсь, Евгений Арнольдович, что тебе не терпится назвать меня перестраховщиком. На самом деле вам следует порадоваться недоразумению с акулами и считать это самым сложным элементом командировки. А теперь отправляйтесь с Георгием на исследовательское судно.
– Зачем?
– Ты совсем обнаглел, Черенков! Не забывай: я старше тебя на два десятка лет и на три офицерских звания!
– Я помню об этом, Сергей Сергеевич. И все равно не понимаю, зачем мы там нужны.
– Поможете оператору ориентироваться на дне среди обломков нашей подлодки. Ну и так… Мало ли что?..
Перестраховщик!
Невзирая на пришедший в движение и нарезающий вокруг нас круги американский эсминец, задача не выглядит сложной. Судя по всему, кульминационный момент дальней командировки в тропический пояс планеты близок.
Мы на третьей палубе надстройки «Профессора Лобачева», где сосредоточено все, касающееся науки: лаборатории, приборные станции, мастерские. И рубка управления глубоководным роботом, представляющая собой помещение средних размеров с тремя зашторенными иллюминаторами и парой удобных кресел перед огромным стендом. Стенд оборудован множеством мониторов, клавишей, переключателей, табло и джойстиками.
Экипаж занимает штатные места. Я устраиваюсь рядом с парнем, выполняющим функции пилота, Георгий помогает считывать информацию «бортинженеру». Горчаков с научным руководителем нависают над нами сзади… Щелкают тумблеры; звучит голос пилота, выясняющего по проводной связи температуру воды, а также направление и скорость течения.
– Проверка оборудования закончена, все системы работают в штатном режиме, – монотонно докладывает инженер. – Аппарат к погружению готов.
– Понял, – плавно работает органами управления пилот и, подняв микрофон, командует: – Отцепить трос.
Аппарат получает долгожданную свободу, о чем говорят ожившие стрелки электронных приборов. Перед пилотом несколько плоских мониторов – по одному на каждую видеокамеру. Одна направлена точно вперед, вторая – вниз под углом в тридцать градусов; третья немного развернута влево, четвертая – вправо.
Пока аппарат недалеко от поверхности – видимость замечательная. Посмотрим, что будет на глубине в лучах искусственного освещения…
