Андрей Орлов - Экипаж. Предельный угол атаки
– Мужики, а зачем рюмки рисуют на упаковке?
– А это значит, обмыть надо. – Глотов вытянул чекушку французского коньяка в подарочном картоне, уставился на нее пытливым взглядом натуралиста.
– Откуда дровишки, Карпатов? – поинтересовался Серега.
– С самолета, – не стал кривить душой Владимир Иванович. – Оставалось там наше барахло.
– А как ты там оказался? – Глотов насупился.
– Он местных летунов учить согласился, – презрительно сказал Серега и брезгливо оттолкнул ногой сумку. – Признайся, Карпатов, так?
– Да вы что? – Витька недоверчиво засмеялся. – Да ладно, чего ты, Серега. Владимир Иванович, скажите ему. Вы, конечно, не сказать, чтобы… это самое, но чтобы вот так…
Смех оборвался, все четверо пристально воззрились на командира. Карпатов молчал. Напряглись скулы, загулял желвак, свободная от бороды часть лица покрывалась мертвенной бледностью.
– Ну, е-мое, – разочарованно протянул Витька. – Как же так?
– Вот так и рушатся идеалы, – сочувственно заметил Глотов, похлопав Витьку по плечу. – Молодец. Витька, ты держался до последнего. Легче стало?
– Скажу одно, – глухо вымолвил Карпатов. – А вы уж сами решайте. Другого выхода не было. В случае отказа они стали бы резать вас – по одному, начиная с Витьки. Потом перешли бы на ваши семьи. У них имеются способы добраться до наших родных.
– А чего ты опять на нас киваешь? – взвился Серега. – Трусость свою спихиваешь? Мы сами за себя ответим! Вот лично я отвечу за себя!
– Так у тебя же ни родных, ни… – Карпатов замолчал, любые слова уже не имели значения.
– Ислам еще не принял? – вкрадчиво осведомился Глотов. – Признайся, а, Карпатыч? Может, ты уже обрезанный, а?
Он свирепел на глазах, схватил Карпатова за ширинку, стал трясти. Тот вспыхнул, отбил руку, но Глотов опять ее тянул, распаляясь.
– Оставь его в покое, Саня. – Серега поморщился. – Не пачкайся.
Владимир Иванович оттолкнул Глотова, сжал кулаки.
– Полицай ты, Карпатов, – грустно заключил Серега. – Работаешь на наших, можно сказать, идеологических противников и бить умеешь только своих. Хоть бы разок чужого – для разнообразия. Не знаю я тебя больше, Карпатов. Нет тебя больше. Совсем нет.
– Так его давно нет. – Глотов фыркнул.
Серега первым вышел на улицу. За ним потянулись остальные. Остался Витька, бледный как мел.
– Причудливо как-то, Владимир Иванович, – пробормотал он сипло. – А я вас раньше батей считал. Смешно, да?
– Витька, пошли, не говори с ним! – крикнул Вакуленко.
Витька сплюнул и тоже вышел. Карпатов долго стоял и смотрел на плевок, украсивший ботинок.
А через день во дворе и на крыше начал собираться народ. Тянулись мужчины, женщины, старики, садились на земле плотными рядами. Многие несли с собой коврики, чайники, пиалы, вели за руки детей. По рядам ходили охранники с автоматами. На единственной чинаре, уцелевшей за забором после обстрела, гроздьями висела пацанва.
Летчики от греха подальше сидели в доме, строили гипотезы. Только Витька, которому с утра пораньше ударил в голову кураж, носился по двору, вцепившись в халат переводчика, и вертел головой.
– Что за курултай, непонятно. – Серега пожал плечами.
– Погибель наша пришла, – простонал Вакуленко. – Зараз нас прилюдно будут палками бить. У них так принято. А Витьку руку отрубят, нет, две. Шоб в карты не играл.
– А потом нас всех камнями забьют, – поддержал его Глотов. – Чтобы патроны зазря не тратить.
Влетел возбужденный Витька.
– Вы чего тут сидите, нахохленные такие? Пойдемте. Столько народу!
– А шо там? – Вакуленко втянул голову в плечи.
Он уже копался в своих вещах, что-то просматривал, перекладывал, видимо, собирался на кладбище.
– Бои без правил, – выплюнул Витька и был таков.
Вошли переводчик и несколько охранников.
– Пошли, это… – важно надувая губы, изрек Миша. – Зовут вас, это… всех.
Охранники вытолкнули летчиков во двор. Затих гул, все присутствующие с любопытством созерцали русских, топчущихся. Между крыльцом и людской массой охранники образовали пустой пятачок метров восемь в диаметре. Серега замурлыкал «Переведи меня через Майдан».
– Ой!.. – пискнул Вакуленко. – Сейчас палками!..
Событие имело значимость губернского масштаба. В первом ряду, в кресле, крытом коврами, в окружении автоматчиков, сидел лично губернатор Кандагара и поигрывал перстнем на безымянном пальце. Он небрежно махнул рукой.
– Просят уже, – спохватился Миша.
Объявился крепыш в тюрбане и отороченном халате. Растолкав людей, вышел на пустое место. Медленно снял халат, свернул, положил в сторону. Снял тюрбан, пристроил поверх халата.
«Гимнастерку в армии укладывали точно так же, – машинально отметил Карпатов. – И пилотку сверху».
Крепыш распрямился. Ему было лет двадцать восемь или тридцать, и меньше всего он походил на афганца. Парень был светловолос, голубоглаз, с несвойственным для азиатов строением скул. Он щеголял каратистской формой, подпоясанной черным ремнем. Встал, скрестив руки на груди, замер, устремив взор в одну точку, где-то между небом и крышей.
Губернатор что-то прокаркал, вытянув руку.
– Что он говорит? – Карпатов повернулся к переводчику.
– Он сказал, это наш боец. – Миша важно задрал нос. – Чемпион Азии по карате Абдуло Сакри! Надо драться с ним. – Миша понизил голос. – Кто из вас будет драться?
– В каком смысле драться? – туго соображал Карпатов.
– Ну, это, бой… – пустился в пространные объяснения Миша. – Борьба. Шурави и афганец. Кто кого сможет, это, побить, тот и самый сильный. Ты командир. Кто будет драться?
– Никто не будет драться, – процедил Карпатов.
– Давай я, – предложил Глотов. – Будь что будет. Накостыляю этому оболтусу.
– Никто не будет драться, – повторил Карпатов. – Так и скажи своему боссу, – бросил он Мише.
– А ты кто такой? – Глотов неласково посмотрел на него. – Я тебя не знаю. Познакомимся?
Миша поднял полы халата, засеменил к губернатору, склонился над ним. Тот выслушал, загадочно улыбнулся и что-то сказал Мише.
Переводчик вернулся и вкрадчиво поведал:
– Господин губернатор говорит, необходимо драться. Крайне необходимо надо. Он говорит, если победили – вас отпустят. Он так и сказал – победили, идешь домой все. Вещи, самолет…
Возникла пауза, летчики оторопело смотрели на застывшего чемпиона Азии, на губернатора, на Мишу.
– Пойду драться, – решился Глотов. – Карпатов, скажи им. Буду драться, пока не убью эту гадину, пока кишки из нее не выпущу.
– Нет, – заявил Карпатов. – Я сам. А ну, расступись, мужики.
Свободы не будет. Это ясно как божий день. Неужели они настолько отупели, что не понимают элементарных вещей? Он уже привык подставлять голову под своих и чужих, глотать обиды, терпеть унижения.
Гудела толпа. Они стояли напротив, поедая друг друга глазами – высокий плотный Карпатов и маленький каратист, казавшийся рядом со здоровым россиянином ничтожным тушканчиком. Толпе это не нравилось. Мужчины свистели, кричали что-то грозное, потрясали кулаками.
Залихватски засвистел Витька:
– Вмажь ему, Владимир Иванович! А то с нами ты сильный!
Каратист подошел, поклонился, протянул руку для пожатия. Глаза его были пустые, болотные, какие-то вязкие, тонкие губы плотно поджаты. Карпатов отозвался на рукопожатие, не выдержал взгляда, отвернулся и растерянно посмотрел по сторонам. Он мог бы, конечно, одним ударом свалить голубоглазого карлика.
Каратист отошел, принял стойку. Вновь загудела толпа.
– Владимир Иванович! – сорванным от возбуждения голосом вопил Витька. – Товарищ командир! Вмажьте ему!
– Карпатов, убей его на хер! – орал Глотов. – По горлу его бей! По горлу!
– Товарищ командир, товарищ командир! – визжал Вакуленко.
– Я все прощу, Владимир Иванович! – кричал Серега. – Я все прощу, ты только сделай из него отбивную!
Толпа, затаив дыхание, подалась вперед. Крепыш примеривался, куда ударить. Он подходил ближе, виляя из стороны в сторону.
Карпатов стоял с опущенными руками, исподлобья взирал на соперника. Каратиста это немного обеспокоило, он остановился за пару метров, всмотрелся в глаза соперника.
Парень что-то понял, опустил руки, подошел вплотную и процедил практически без акцента:
– Ты что, летчик? А ну, давай дерись! В штаны навалил? – Он толкнул Карпатова в плечо. – Дерись, иван, оглох, что ли? Свободу же получишь.
– Я похож на человека, навалившего в штаны? – тихо спросил Карпатов. – Ты что, парень, русский?
– Я не русский, – злобно процедил крепыш, – Я мусульманин, понял? А кем я раньше был, тебя не заботит, поганый инородец! – выхаркнул он. – Вонючая свинья! Трусливая баба! Сволочь, пьяница, вор! Грязный убийца!
