Лев Пучков - Пасынки Джихада
— Понял...
В аппаратной на двери — замок и щеколда, а на входной двери в коридоре узла вообще нет ничего. Потому что коридор — ничейная территория. Особистам не надо, связистам — тем более. Приходится диверсантам об этом заботиться.
Артур не растерялся, снял с мертвого связиста ремень, вогнал бляху, как клин, под дверь снизу (открывается внутрь), подбил каблуком. Проверить, надежно это или откроется после хорошего пинка, времени не было — секунды летели, следовало работать как можно быстрее.
Я взял журнал, и мы покинули коммутаторскую, прикрыв за собой дверь.
— Стой здесь, страхуешь спину, — я показал Артуру на входную дверь. — Второй, со мной. В дверях не показывайся, слушай внимательно...
Апартаменты у особистов — не заблудишься. Небольшая прихожая, в ней три двери: общий зал, он же класс для проведения занятий, он же комната совещаний, затем комната оперсостава и кабинет начальника.
В прихожей пусто. Из-за двери в зал доносятся приглушенные звуки разговора, несколько голосов, кто-то там монотонно бубнит...
Кабинет начальника заперт. В комнате оперсостава — трое. Двое за столами, один читает газету, второй стучит по клавиатуре компьютера. В дальнем углу солдатская кровать, на ней спит третий, в одежде, поверх заправленного одеяла накрыв голову бушлатом.
— К начальнику, — едва глянув на журнал в моих руках, тот, что стучит по клавиатуре компьютера, кивает в сторону соседнего кабинета. — Новенький, что ли?
— Старенький, — я двигаюсь к столу, не останавливаясь в дверях. — Это не начальнику. Это лично вам.
— Новенький, а наглый какой, — товарищ перестает стучать, недовольно хмурится. — Фамилия?
— Там что, так и написано — «капитану Юрченко»? — второй, отложив газету, с недоумением вскидывает бровь, встает из-за стола и делает два шага к коллеге — посмотреть, что там у меня в журнале.
— Вот, смотрите, там заложено, — я кладу журнал на стол, справа от клавиатуры.
Недовольный товарищ, скособочившись вправо, открывает журнал, второй склоняется и вытягивает шею, чтобы было лучше видно.
— Не понял...
В качестве закладки я использовал свой боевой нож. В левой руке недовольного — увесистая половина журнала, правая придерживает другую половину, прижимая к столу. Второй товарищ стоит в полуметре, слева от сидящего, это очень удобно. Мне остается только взять нож.
— Х-хе...
Это просто: левой рукой надавить на плечо сидящего, сковывая на миг свободу его движений (если вдруг окажется суперменом и включится с полоборота), чуть прогнуться через стол и вогнать лезвие в сердце стоящего.
Товарищ за столом — не супермен. Он только и успел, что разинуть рот.
— Ты... Кха-кх...
— Второй, держи...
Я выдернул нож и вытер его об костюм сидящего. Потом еще раз вытер — тщательнее, потому что к лезвию прилипло плотное волокно мышечной ткани.
Ильяс тенью выметнулся из-за косяка, бережно подхватил шатающегося товарища, который стоял, схватившись за сердце. Знаете, когда стоящий человек падает, бывает довольно шумно. Даже удивительно, вроде бы мягкий человек, а стук такой, как будто бревно уронили. Такой шум может, например, разбудить спящего.
Я без паузы двинулся к кровати — Ильяс здесь разберется. Чуть развернул спящего за плечо и заколол его в сердце. Минус три. Получилось быстро и ненакладно.
Ильяс опустил стоячего на пол, через несколько секунд тот затих. Второй лежал грудью на столе. Хорошо лежал, надежно, не упадет.
— Слушай внимательно, — напоминаю я Ильясу. — Пошли...
Я вежливо стучу в дверь и захожу в комнату совещаний.
Здесь еще трое, но все бодрствуют. А по поводу задержанных...
Сюрприз!
Однако давайте по порядку.
В комнате два стеллажа с бумагами и четыре стола: три стандартных рабочих, составлены вдоль, четвертый — побольше, пристроен к ним перпендикулярно, буквой Т, в дальнем конце комнаты, как раз между двух окон. Судя по всему, это место начальника на совещании.
За большим столом — двое сильно кавказского типа мужчин, плечом к плечу, как братья близнецы. Судя по всему, прикованы друг к другу одними наручниками, от входа не видно. Сидят как деревянные, понуро склонив головы.
На столе, присев на ползадницы и как бы нависая над задержанными — крепенький мужик лет под сорок. Мужика я знаю, это Братковский, местный особист. Сейчас товарищ в гражданке, а когда я его видел в последний раз в форме, он был в звании майора.
Сразу у входа, за первым рабочим столом, сидят двое. Один что-то быстро записывает в блокнот, второй скучает, подперев голову руками и борется с дремотой. На столе перед ними лежат два диктофона.
А Руденко нет...
Вот так ничего себе, новости!
— Ну что, что?! Пять минут оно никак не подождет? — Братковский смотрит мимо меня, на журнал, недовольно хмурится. Побеспокоили большого человека.
Журнал — волшебная палочка. Все начальники мгновенно опознают его и делают выводы. Однако раз уж пришли, надо поработать.
— "Ракета" из округа. Срочно требуют ответ. По поводу Руденко.
— По поводу Руденко?! Не понял... Они вроде бы там ни сном ни духом...
Братковский снимает ползадницы с большого стола и идет к нам. Я намеренно положил журнал на первом столе, между двумя сидящими особистами. Тут получилось на грани: то ли нахамил, то ли, напротив, поскромничал, застеснялся проходить дальше. В любом случае это осталось без внимания, Братковский отвлекся на неожиданную новость и не успел оценить мое поведение. Так же, впрочем, как не успел оценить мою персону вообще. По идее, он должен бы был меня помнить...
— Второй, пошел.
— Кто пошел? Кх-х-х...
Братковский умирает первым. Он в стойке, самый боеспособный. Моя рука на плече сидящего особиста, что находится слева, — тот соображает молниеносно, пытается вскочить. Это самый лучший воин из компании особистов, боевые рефлексы на уровне. Но все равно, поздно. Укол в сердце — нет человека. Прыгнувший из-за двери Ильяс приканчивает третьего, тот даже не успевает привстать.
Все. Минус шесть по особистам, плюс два связиста. Итого — восемь. Особисты тоже неслабые парни, но мы — лучше. Нет-нет, никаких экстраординарных качеств, ничего специального. Просто люди, даже изрядно воевавшие, довольно долго переходят из режима мирной жизни в режим боя. Никто не готов сразу, с ходу, сражаться не на жизнь, а на смерть. Особенно в обыденной обстановке, в своем рабочем кабинете, в мирном городе... Для равноправной схватки нужно привести организм в особое состояние, разогнать его до нужных оборотов.
А мы уже разогнаны. Мы готовы. Поэтому у нас такое ощутимое преимущество.
Теперь, кстати, можно натянуть футболки на лица и доснять отчет. Начало я записал, когда мы входили на узел, там только спина Ильяса и физиономия связиста, потом — два трупа. В принципе, маски делать необязательно, надо только не ловить в фокус Ильяса.
Но сначала — Руденко. За этим, собственно, мы и пришли.
— Где Руденко?
Мужики за столом и в самом деле скованы одними наручниками. Очень похожи, видимо, родственники.
— Вы что, немые? Где Руденко?!
У «родственников» челюсти до колен отвисли, взгляды бессмысленные. Полный ступор. Согласен, ситуация неординарная. Не каждый день на твоих глазах вот так запросто режут людей.
Особенно, если учесть, что ты находишься в самом сердце военного городка, под охраной караула, среди сотен солдат и офицеров, и тебе даже в самом страшном сне не может пригрезиться то, что сейчас произошло.
— Ты... Ты...
Ах да — я. Внешность маленько подводит. Не вяжется как-то.
— Второй, выпиши им пару пиз...лин и повтори вопрос.
Ильяс подскочил к мужикам, смачно залепил каждому по паре затрещин, рявкнул.
Маленько помогло.
— Этот ключи давал. Другой уводил. Потом сразу приходил. Быстро.
Понятно. Я взял у мертвого Братковского ключи — ему они теперь без надобности — и пошел в коридор. Ильяс качнул нож в руке, кивнул в сторону задержанных.
— Так... В общем-то, они тут ни при чем, — меня вдруг посетила интересная мысль. — Если будут нормально себя вести, пусть живут. Тем более братья по вере...
Ильяс уставился на меня с недоумением. Командир шутит? Я кивнул, подтверждая свои слова.
— Ну, смотри... И что с ними теперь?
— С собой возьмем. А там посмотрим. Погоди, я быстро.
Я метнулся к кабинету начальника, несколько секунд повозился с ключами, подбирая нужный, затем открыл дверь.
Ну, спасибо, теперь все составляющие на месте.
— Не понял... А ты как здесь?
Руденко (целый полковник, между прочим!) сидел в пустом углу, прямо на полу и был прикован наручниками к батарее, как последний арестант в милицейском «обезьяннике». Давненько мне не приходилось наблюдать такую душераздирающую картину. Ничего не скажешь, особисты тут лютые — просто жуть!
Судя по выражению лица, Руденко так и не смог объяснить для себя мое присутствие в этом заведении. А я не торопился общаться с ним, времени на пустые разговоры не было.
