Данил Корецкий - «Сандал» пахнет порохом
Ассасины яростно отбивались от напирающих монголов, отступая бок о бок под натиском превосходящих сил, но шеренгу не разрывали. Комендант Мухаммад отозвал из боевого строя Бабая с тройкой его товарищей и повел их по винтовой лестнице Северной башни. Они уперлись в массивную дверь из скального дуба, Мухаммад повернул в замке большой ключ, потянул кольцо щеколды, и дверь бесшумно отворилась.
– Сюда! – скомандовал комендант и, пропустив вперед четверку ассасинов, сам зашел за ними и запер дверь.
Они оказались в небольшом помещении с высоким сводчатым потолком.
Посередине стоял резной стол из розового дерева и простой грубый стул с высокой спинкой. Слева имелись три узких стрельчатых окна. На противоположной стене от пола до потолка располагались крепкие полки, уставленные толстенными фолиантами в тяжелых кожаных переплетах с золочеными застежками, томиками потоньше с сафьяновыми корешками, пергаментными и папирусными свитками, рукописями философов и чернокнижников…
– Это кабинет самого великого Аль Саббаха, – торжественно произнес комендант и указал на моток толстой веревки в углу. – Закрепите веревку и спускайтесь по-одному. Вы знаете, что надо делать – вы дали клятву!
– А ты, Бабай, иди сюда!
Они подошли к столу. На нем, покрытая слоем пыли, лежала раскрытая книга. Бабай прочел вслух: «Кто не может идти по дороге иначе, как с предводителем и спутником, тому сначала нужен спутник, а потом дорога».
– Это рукопись Великого Учителя! – восхищенно произнес он.
– Да, – кивнул Мухаммад. – Возьми эту книгу с собой, она поможет вам строить новое государство!
– Да поможет нам Аллах, – сказал Бабай, пряча книгу за пазуху.
Тем временем Али привязал веревку к вделанному в стену железному кольцу и, раскрыв створки сводчатого окна с цветными витражами, выбросил ее наружу. Разматывая кольца, веревка полетела вниз.
– Пошел! – приказал комендант.
Али проскользнул в окно и исчез из вида. Аки перегнулся через подоконник, наблюдая за ним.
В это время за дверью послышались возбужденные гортанные крики, кто-то толкнул ее, потом посыпались тяжелые удары. Но справиться со скальным дубом не так просто. Очевидно, поняв это, монголы перестали бить в дверь. Зато снаружи раздался треск занимающегося огня и запахло гарью.
– Али внизу! – сообщил Аки.
– Теперь Бабай! – приказал Мухаммад.
– А ты, даи кирбаль? – спросил тот.
– Я пойду последним, – сказал комендант.
– Тогда до встречи внизу, – Бабай ловко вылез в окно. Комнату постепенно затягивало дымом. Но ассасины были совершенно спокойны, как будто это был дымок костра, на котором для них готовили шашлык.
Третьим начал спуск Аки. Четвертым – Муса. Обжигая ладони, он скользил по мохнатой веревке вдоль больших камней крепостной башни, потом – вдоль отвесного скального «пальца». Наконец, началась каменная осыпь, покрывающая обычный горный склон. Веревка закончилась, но ноги уже коснулись земли. Муса съехал по осыпи до начинающегося кустарника, постепенно переходящего в лес. Там уже ждали его товарищи. Все четверо, подняв головы, ожидали, когда начнет спуск сам комендант. Но вдруг веревка упала вниз и витражное окно закрылось. Ассасины изумленно переглянулись.
Но Мухаммад и не собирался следовать за ними. С одной стороны, возраст мог помешать ему благополучно спуститься, с другой – он не хотел наводить врагов на след скрывшихся ассасинов. Он отрезал веревку от кольца, и закрыл окно.
Прогоревшие доски двери хрустели под мощными ударами. Комендант Мухаммад взял в каждую руку по сабле и стал ждать.
* * *Вначале четверка ассасинов, продираясь сквозь лес, спускалась к подошве горы Аламут, потом перебиралась через ледяной горный поток на дне ущелья, затем углубилась в лес соседней горы Миканит. Они нашли заросшую кустарниками и деревьями древнюю дорогу и по ней вышли к забору столь же древнего дворца. Из-за забора доносился запах жареной баранины. Али сглотнул слюну.
– Это мираж? – спросил он.
– Но стрела из этого миража вылетит самая настоящая! – предупредил Бабай, осторожно открывая скрипящую калитку.
– Не стреляй, Парвиз! – предусмотрительно крикнул Бабай.
Они гуськом протиснулись в заросшие и одичалые бывшие «райские кущи».
– Это мы, Парвиз, выходи!
У полуразрушенного фонтана зашевелились кусты. Заросший, в окровавленном монгольском плаще, Парвиз уронил лук, и бросился навстречу товарищам.
Рассказав о последнем приказе команданта Мухаммада и жадно утолив голод, Бабай со своими спутниками принялись мыться в бассейне, а Парвиз завороженно перелистывал листы спасенной книги:
«Пока другие следуют за истиной, помни – ничто не истинно…
В то время когда остальные ограничены моралью и законом, помни – все дозволено…
Мы действуем во тьме, но служим свету. Мы – Ассасины».
Пораженный мудростью основателя ордена, он поднял просветленные глаза к небу, по которому носились черные снежинки. А сколько книг и рукописей собрал великий «Старец Горы»! Сколько знаний он накопил!
Но пепел от остальных книг из бесценной библиотеки Хасана Аль Саббаха оседал здесь же, покрывая белый камень дворца черными хлопьями.
Глава 8
Когда «Саббах» был «Хирургом»
Горная Чечня, укрепрайон «Гнездо Саббаха», ноябрь 2004 г
Еле слышно скрипнула тяжелая стальная дверь, раздался тихий шелест одежды, и Саббах вынырнул то ли из сладкого сна, то ли из реального средневековья, сразу поняв, что в бетонный каземат проскользнула Мадина. Худощавая, с еще не округлившимися по-женски формами, в свободных спортивных штанах, мешковатом свитере черного цвета и камуфлированной бандане на голове, она была похожа на мальчишку.
Прижав руку к сердцу, она поклонилась своему командиру и повелителю, потом сразу юркнула в умывальную, где на крюке в стене висела ежедневно наполняемая деревянная бадья, а в бетонном полу была пробита дыра импровизированного слива. Быстро скинула одежду и потянула за ведущую к бадье веревку, обдавая пропотевшее тело ледяной водой. Через несколько минут, дрожа от холода и закутавшись в махровое полотенце не первой свежести, девушка вышла к Саббаху. Он лежал на кровати в прежней позе, и то, что должно было произойти, целиком находилось в руках и других частях тела Мадины. И она взялась за дело.
После многочисленных ранений и контузий у амира было немало проблем со здоровьем, и одну успешно решала Мадина. Справилась она со своей задачей и в этот раз, хотя, как всегда, нарушила правило, по которому женщина должна находиться под мужчиной, но не над ним. Закончив свою нелегкую работу, она соскочила с Саббаха, как с коня после скачки, тут же убежала обратно в умывальную, обмылась и вернулась. Амир, наконец, расслабился, на его лице появился легкий румянец, а на губах – улыбка. Сама девушка ничего не чувствовала, кроме морального удовлетворения от мысли, что она нужна такому великому и важному человеку.
Она села на кровать у него в ногах и молча ожидала – заговорит ли он с ней в этот раз, или нет. В половине случаев амир удостаивал ее коротким разговором, в другой половине – молча отпускал движением руки. Правда, в любом случае она забирала со стола приготовленный для нее пакет с редкими в горной крепости продуктами: копченой конской колбасой, говяжьей тушенкой, рыбными консервами. В редкие увольнения она относила продукты родителям, которые жили неподалеку – в Алай-Юрте, что в двух километрах ниже Мамута. Родители радовались гостинцам, а она боялась, что им как-то станет известно об их происхождении. Это позор для чеченской девушки, который падает на всю семью и весь род. И Мадина не была уверена, что высокое положение ее любовника изменит такую оценку.
Сейчас Мадине очень хотелось, чтобы амир проявил к ней внимание, ибо ей надо было сказать что-то очень важное, а обратиться к своему повелителю первой она не могла.
– Как идет снайперская подготовка? – неожиданно спросил Саббах, и его голос гулко отразился от стен бетонного каземата.
– Хорошо, мой амир! – просветлев лицом, ответила девушка. – Я уже не допускаю ошибок в поправках и всегда попадаю в цель.
– Это главное! – кивнул Саббах. – Скоро тебе предстоит доказать твое мастерство в битвах с неверными!
– Я буду счастлива это сделать, мой амир, но… – Мадина осеклась.
– Что?! – насторожился командир, не привыкший ни к каким «но».
– Но мне надо будет взять небольшой отпуск и побыть дома…
– Да ты в своем уме?! – Саббах даже сел на узкой солдатской кровати.
– Дело в том, что я беременна… – Мадина была ни жива, ни мертва. Она начала жалеть, что затеяла этот разговор, но останавливаться уже поздно…
– Мне стало тяжело долго лежать на животе… А дальше будет еще хуже… Я не смогу неподвижно сидеть в засаде, долго целиться… Да и отдача может повредить твоему… То есть, я хотела сказать моему…
