Рокировка - Черкасов Дмитрий
— Так о чем мы?
— О тебе, любимом. О том, какой ты мудрый, благородный и заботишься о личном составе.
— Ложная скромность мне не присуща, все воспринимаю за чистую монету… А в процессе подхалимажа надо тонко чувствовать меру… Иначе звучит как издевательство. Начальство этого не любит…
— Ты это уже говорил.
— Говорил, — согласился капитан. — Я вообще говорлив не по годам. И умен.
— И откуда столько умища? — Кира разлила кофе по чашкам.
— Богатый армейский опыт… Еще часик поторчим — и отправлю тебя на базу. Сегодня получка, кто-нибудь из управы нагрянет, а у нас там бардак. А начальство…
— Начальство этого не люби-ит! — в тон ему пропела Кира.
— Ох, Кобра, — Зимородок назвал заместителя по оперативному позывному, — и всё-то ты знаешь...
— Опыт семейной жизни. Не меньше твоего армейского.
Капитан посмотрел на фосфоресцирующие стрелки наградных «командирских» часов, которые ему вручили семь лет назад за успешное задержание двух контрабандистов, повадившихся пересекать российско-финскую границу верхом на специально приученных к упряжи кабанах. Хрюкающий гужевой транспорт за раз перетаскивал, помимо седоков, по сотне килограммов груза, чем сильно подрывал чухонскую систему налогообложения крепкой алкогольной продукции. Ибо, как и двадцать, и тридцать лет назад, в Финляндию тащили водку.
Ночь задержания двух смышленых "контрабасов[Контрабас — контрабандист (жарг.).]" надолго запомнилась жителям приграничных районов.
Сначала кабаны нарвались на установленные хитроумным Зимородком со товарищи растяжки, чем вызвали целый фейерверк воющих сигнальных ракет.
Затем, обильно обгадившись от испуга, полутонные «пятачковидные», как их впоследствии обозвал начштаба округа, пустились в галоп, подбрасывая на своих могучих щетинистых холках вцепившихся в упряжь неудачливых нарушителей госграницы. Кабаны пронеслись сквозь припорошенные снежком кусты, оставив позади себя широкие просеки и разбросанные тут и там бутылки «Синопской», вывалившиеся из разорвавшихся мешков, протаранили невысокий заборчик, окружавший заставу Зимородка, и на полном ходу влетели под хлипкую деревянную вышку, с которой удивленно взирал на мир очнувшийся от шума и фейервека узбек-часовой.
Опоры вышки не выдержали.
К повизгиванию и похрюкиванию кабанов, истошным крикам наездников и матюгам Зимородка и К, бежавшим по следу раздвоенных копыт, присоединились треск рушащейся конструкции и вопль несчастного часового, враз утратившего всю свою среднеазиатскую невозмутимость.
Вышка упала аккурат на крышу фанерного сарайчика, приспособленного под общежитие для немногочисленного офицерского состава. Героический узбек, прижимающий к себе карабин СКС-45[СКС-45 — самозарядный карабин Симонова. Карабин разработан в 1944 г., принят на вооружение в 1945 г. Калибр — 7, 62 мм, масса снаряженная — 3, 9 кг, длина — 1020 мм, длина ствола — 520 мм, начальная скорость пули — 735 м/сек, емкость магазина — 10 патронов 7, 62х39 образца 1943 г., рабочая дальность стрельбы без оптического прицела — до 500 м, с оптикой — до 800 м.]с примкнутым штыком, легко пробил тонкую жесть и хлипкие стропила, и практически вертикально, словно был самонаводящейся ракетой, головой вниз вошел в нижнюю треть кровати, на которой вольготно, широко разбросав в стороны руки и ноги, раскинулся заместитель командира заставы по воспитательной работе. Зазубренный клинок старого штыка, повидавший на своем веку множество консервных банок, вспорол кальсоны майора в нескольких миллиметрах от его мужского достоинства, пронзил матрац и намертво застрял в досках пола, а голова караульного вошла точно в солнечное сплетение спавшего офицера...
Кабаны тем временем промчались через небольшой плац, сбили с ног выскочившего из столовой хлебореза, вновь проломили заборчик и ринулись в лес, оставив пограничникам в качестве трофея одного сорвавшегося с седла «контрабаса».
Пока заливающегося горючими слезами задержанного осматривал поднятый по тревоге фельдшер, тогда еще старлей Зимородок орлом взлетел на правое переднее сиденье видавшего виды "козла"[Козел — УАЗ-469 (жарг.).] с эмблемой погранвойск на дверцах, по-чапаевски взмахнул рукой и приказал водителю начать преследование. На задний диван набились еще четверо сослуживцев.
Изрыгающий клубы дыма русский внедорожник бодро запрыгал по склону оврага, огибавшего заставу с той стороны, куда ушли две свиньи и один «погонщик», успешно преодолел широкий участок целины, взобрался по довольно крутому откосу и вырвался на оперативный простор заснеженного поля.
В полукилометре от УАЗика резво шли два кабана. На глазок Зимородок определил их скорость километров в тридцать в час.
Заразившийся охотничьим азартом водитель притопил педаль газа и «козел», разбрасывая в стороны перемешанный со смерзшейся землей снег, пошел на перехват.
Гонка продолжалась почти сорок минут, в течение которых кабаны трижды сменили направление, пересекли по льду небольшое озерцо и сбили какой-то шлагбаум. Высунувшиеся в окна УАЗа пограничники пытались их остановить, засаживая длинными очередями в десятке метров перед розовыми пятачками, но все было тщетно, пока животные сами не выдохлись и не остановились у крашенной в синий цвет будочки.
Со спины одного из кабанов сполз обезумевший контрабандист и начал жадно лизать снег.
Дверь будочки осторожно отворилась и наружу высунулся перепуганный стрельбой финский полицейский, в живот которому тут же уставились стволы трех автоматов...
— Волану — греться. — скомандовал Клякса в микрофон портативной рации. — Дональд, на выход, перекрыть третий сектор. Морзик — на четвертый.
Схема наблюдения гатчинского рынка лежала у него на коленях, но он помнил ее наизусть и в мятый лист не заглядывал. Зимородок всегда тщательно готовился к операции и требовал того же от подчиненных.
— Мерзнут мальчишки? — спросила Кира, подавая наверх шефу поднос с кофе и пирожками.
— Я и сам тут скоро заледенею, — отмахнулся капитан. — А ты почему не ешь?
— Я на диете. — вздохнула Кира. — Начальство ведь любит стройненьких… Между прочим, стекло с вечера надо было намылить мылом. Тогда глазок не замерз бы. Не учили тебя этому в контрразведке?
— Я в СКР[СКР — служба контрразведки]пробыл всего год. А в погранвойсках как-то с окнами напряженка. Там, знаешь ли, больше барханы да сугробы. Если лес — считай, что повезло. Но я учту на будущее. Намылю хоть форточку.
Рация в тишине комнаты вдруг зафыркала, захрипела, будто кто-то давился сдавленным смехом.
— Постам доложить обстановку! — скомандовал Клякса, поспешно проглотив пирожок.
В эфире еще несколько секунд хихикали, потом ехидный голос разведчика Андрея Лехельта по прозвищу «Дональд» сказал:
— Морзик надел гипс не на ту руку, что с утра. Старушки у рынка крестятся…
— Вижу… Пусть идет как есть, не дергается. Поздно пить боржоми…
Кира улыбнулась.
— Не везет парню.
— Что значит — не везет?! — возмутился Зимородок. — Его убирать надо с постовой работы. Причем срочно! Он у меня вот где! — капитан провел ладонью по горлу. — Я до сих пор очки списать не могу...
Разведчик лейтенант Черемисов, он же Морзик, месяц назад, поспешая за объектом в толпе, обронил с носа специальные очки с встроенной системой связи и фотодокументирования. Очки, естественно, тотчас растоптали прохожие, а дотошная техническая служба управы по сию пору терзала Зимородка запросами и объяснительными о судьбе ценного технического устройства.
— Он за год грохнул пять объектов[Грохнуть объект — потерять, упустить (жарг.).]! У нас никогда такого не было...
Зимородок взял микрофон, сказал сухо, без эмоций:
— Старому — внимательней проверять сотрудников перед выходом на посты.
— Есть. — лениво откликнулся из первой машины оперуполномоченный Михаил Тыбинь.
Кира мельком глянула на рацию:
— Ты с Шубиным говорил?
Клякса угукнул сверху, не отрываясь от бинокля и стесняясь своей излишней горячности.
