Дмитрий Осокин - Причём тут менты?!
Окружающая действительность была почти шикарна. На взгляд любого воспитанного на американских поп-фильмах российского интеллектуала.
Чего стоила хотя бы та девочка-официанточка! Переливы цветов — «ментовских» в основном, красного да синего, как у мигалки, — не давали толком рассмотреть картин на стенах этого дорогого валютного кабака. А сигаретный дым, обыкновенно голубоватый, казался то сиреневым, то белым и извивался так, как это только может сниться сценическим декораторам. И создавал иллюзию уединенности, словно дрожащей занавеской отделяя наш столик от остальных посадочных мест, оккупированных дорогими девочками и мужиками в таких костюмах, что по сравнению с ними те же девочки выглядели уцененными.
А я-то в пошлом красном пиджачишке поверх свитера…
— Бон суар, Дима!
Я не был единственным колтуном на прилизанной шерстке этого праздника! Месье Рассошен, элитный дизайнер-график, не поленился перейти через Невский! Наверное, в отеле, где он жил, его свитеру и кроссовкам некого было шокировать, там все быстро врубались, что это его шмотье «весит» не меньше их смокингов. Конечно, у него вышло «Дима», ну да ладно…
— Привет, тьфу… Салю, месье Рассошен!
Мои приятели довольно захихикали. Еще бы, начать приветствие с плевка! Месье Александр Рассошен милостиво кивнул мне еще раз, заказал по пиву всему столику и увлек свою красавицу жену вглубь кабака.
— By зэт адмирабль, Элен, се суар, ком тужур! — на ломаном французском успел прокричать я ей вслед, исправляя бестактность.
Но с пивом он нам сильно помог, этот парень! В валютник на Невском, где мы сидели тем холодным летним вечером — видано ли этакое дело! — газетчиков пускали бесплатно по карточке прессы. А вот уже внутри пивко влетало в копеечку и било не столько по печени, сколько по карману. Но психологический эффект от осознания того, что ты «сэкономил» тридцать баксов за вход, заставляло раскошелиться.
С аппетитным причмокиванием мои друзья набросились на новые порции, позабыв на время все те гипотезы, которыми они до этого обменивались… и которые, собственно, и заставили меня на время погрузиться в собственные размышления. На самом деле это был необычайно скучный пошленький вечерок, в котором не было ничего необычного. Но рассказать о нем стоит.
Массивные чернокожие распорядители, галантные, как внезапно ожившие шкафчики, усаживали особо важных гостей, девочки с ярко-красными «кисками» на воротничках белых блузок ненавязчиво снимали со столов пустеющие стаканы.
«А она ничего, эта девочка!» — мне вновь попалась на глаза та же самая официантка. Лет двадцать, не больше, этакая стройная «мыслящая тростинка» с пустым подносом, правильный овал лица, дерзко вздернутый носик, решительный подбородок и капризные губки — любопытный набор для физиономиста! Но больше всего мне понравились волосы… Тьфу еще раз, никуда не уйти сегодня от этой парикмахерской темы: не короткая стрижка, как у всех остальных, а невообразимо элегантная башенка темно-каштанового цвета над макушкой! Как я читал в древних книжках, утонченных эстетов начала века такие прически особенно возбуждали, им, видите ли, нравилось представлять себя в роли того счастливца, который увидит эти волосы распущенными, а обрамленное ими лицо — медленно краснеющим от ответного желания… Обтесывать до утонченного состояния меня можно бесконечно, но в тот момент, когда ее зеленые глазищи посмотрели в мою сторону… мне захотелось хоть чем-то походить на тех эстетов… или того счастливца… так-так-так, она идет сюда!
— Э, э, постойте, красивая! Я еще не до…
Она хотела тайком стырить у Гаррика еще не допитый им стакан! Вот женское коварство! Но девушка быстро все поняла и исчезла, не оставив времени моему другу завершить свой робкий протест какой-нибудь сальной шуткой.
А с него бы сталось! Гаррик Алферов отличался странной особенностью краснеть от похвал и хамить, не краснея. Звезда криминальной журналистики N 1 как-никак! По крайней мере с тех пор, как Костя Андреев свалил в Москву… Ну да что я! Уверен, весь Питер читал его еженедельные остроумные отчеты об изобретательности мелких жуликов и о тяжелом труде налоговых инспекторов.
А вот Васе Иванову, другому моему компаньону и коллеге, известности еще занимать и занимать. Конечно, я-то в долг здесь ему ничего дать не могу, а вот Гаррику он, по-моему, завидовал страшно. Но и работал от этого, как умалишенный. Когда мы с Гарри-ком и Княже втроем завалились в кабачок, «Василиваныч» уже сидел над пустым стаканом, вынюхивал. Кому-то такое кабацкое сидение может показаться не пыльной работенкой, но в этом кабаке было что вынюхивать! И Гаррик с Василиванычем, едва поздоровавшись, принялись щеголять своими познаниями:
— Взгляни-ка, вот там Кумач, это, пожалуй, самый авторитетный вор в законе сейчас…
— Да, старая гвардия! А там, приколись, абсолютно официальная личность, с некобе-лимым… ерунда, что он с девочками, именно, с НЕПОКОБЕЛИМЫМ положением в обществе.
— Да знаю я, это Генрик Шапиро, глава «астратуровской» секьюрити. Только он — ширма, он в «Астратуре» ничего не решает!
— Не решает, верно! Но ты дал маху, Ва-силиваныч, официальная должность Генрика Всеволодовича — директор частного сыскного агентства «Астратур»!
— Ну, «Астратур» — концерн большой!
— Енто верно! Но об ентом вон Димка больше нас с тобой знает.
Василиваныч так на меня посмотрел, что я попытался отмахнуться как мог убедительней:
— Да ничего я не знаю!
Поскольку я чуть было не смахнул со стола пепельницу, Василиваныч на время отстал. И показал неплохую реакцию, поймав вылетевшую из пепельницы сигаретку.
— А это кто?! — вовремя поинтересовался позорно несведущий в великосветской криминалистике Княже.
— О! Это господин Царьков! — хором, как некий Тяни-Толкай, с пиететом провозгласили Гаррик и Василиваныч.
И со злобой взглянули друг на друга, оспаривая честь просветить бедного Княже. Я их примирил:
— Уважаемый человек. Начал еще до перестройки, но с арестантским миром не якшался, работал самостоятельно. Затем, когда он начал уже представлять собой известную силу, ему крупно помогли милицейские, то бишь прокуратура.
— Что ты гонишь?!
Теперь это был уже не Тяни-Толкай, мой беззаботный треп прервал трехглавый дракон. На меня — с недоверием, возмущением и неподдельным интересом — смотрели три пары глаз.
Я выдержал паузу, демонстративно закурил «беломоринку» (в таком месте это особенно приятно!) и продолжил, по-прежнему обращаясь только к Княже:
— Короче, продержали его в «Крестах» и на Захарьевской чуть ли не полтора года, а особо убойных, убедительных то бишь, доказательств так и не собрали. В итоге суд решил, что за незаконное хранение оружия Царькову хватит и того, что он уже отсидел, один известный адвокат толкнул очень сильную речь, и его с почестями освободили прямо в зале суда.
— Ни фига себе, помогли!
— Конечно, помогли! — добил их я. — Я же говорил, хоть он и был большой силой, но связей с «арестантским миром» не имел. А там, где кадры решают все, еще больше зависит от связей. И теперь у господина Царькова связи будьте нате! Единственный, выражаясь кучеряво, «новый русский», имеющий хороший контакт с людьми «арестантского мира». Да сами посмотрите, с кем он сейчас беседует.
Они по очереди аккуратно скосили глаза, особо активно вертеть головой в таких местах не рекомендуется. Ее, голову, за это вполне могут и открутить насовсем!
— Да, действительно, с Кумачом!
— Однако!
Моя шутка вскоре забылась, один только Василиваныч вдруг на мгновенье озаботился:
— Вообще-то, любопытная версия…
Но уже через полстакана они с Гарриком продолжили состязаться в эрудиции:
— А вот и банкир Вихляйло…
— Его контору крепко держат «жмеринские».
— А это известная личность Петя Раста-ковский!
— Так! Внимание, пришли «жмеринские»!
Обыкновенная непринужденность отсутствовала в кабачке и до этого момента, а тут воздух словно наэлектризовали.
С того самого дня, когда лидер «жмеринских» вместе с двумя телохранителями был расстрелян из автомата неизвестным волосатиком, неформальные лидеры города даже активней самих «жмеринских» выясняли по своим каналам, кто же все-таки тот смертник, который одной сотней граммов свинца нарушил установившееся когда-то в Питере равновесие. Даже здесь, в этих зальчиках для роскошного отдыха, все посматривали друг на друга с легкой настороженностью. А вошедшие мужчины в дорогих, но неярких костюмах запросто могли превратить это смутное чувство недоверия во вполне конкретные опасения.
Их было трое. Очевидно, новый лидер и два телохранителя? Я не знал. И не узнаю, надеюсь. Как-то не очень тя…
