Виктор Доценко - Срок для Бешеного
— Валютчик, а гонору на сто сорок шестую… — съехидничал капитан.
— Мальчишка! Да я тебя… ты у меня… Сгною! — задыхаясь от злости, бессвязно выкрикивал дежурный помощник начальника колонии. — Я же тебя с говном… Куда ты лезешь? Мальчишка…
— Афанасьич! Взгляни-ка… — капитан ткнул пальцем в дело Савелия.
— Вот как? Он, оказывается, еще и нарушитель режима!.. — пробежав запись в карточке Говоркова, обрадовано воскликнул тот. — У нас четырнадцатая камера свободна? — спросил он начальника войскового наряда.
— Свободна… но там… — прапорщик поморщился, напоминая о чем-то.
— Ничего, за два дня не околеет! — зло усмехнулся дежурный помощник. — Пусть мозги чуть-чуть проветрит… В наручники его!..
— До понедельника в них сидеть будешь… — мстительно бросил он Савелию, который никак не отреагировал на эти угрозы. — В одиночке! И в наручниках… Здесь тебе не Бутырка: обломаем быстро…
После «знакомства» всех привели в кирпичное приземистое строение с длинным коридором, по обе стороны которого тянулись многочисленные двери камер.
— Слушай, начальник, это что же, мы в ШИЗО давиться будем? — спросил неугомонный Сухонов.
— Только до понедельника… Питание — на общих основаниях, — словно оправдываясь, поморщился начальник войскового наряда.
— А его зачем в браслеты закопали? Здесь же зона…
— Начальству виднее… — Прапорщик повернулся к дежурному по ШИЗО.
— Четырнадцать — в первую, его — в четырнадцатую. — Он кивнул на Савелия и фыркнул: — Надо же, как совпало: четырнадцать в одну, а одного — в четырнадцатую… Наручники не снимать до понедельника!
— Как? — удивился дежурный.
— А так! Сказано — выполняй! — раздосадовано бросил начальник войскового наряда и быстро пошел к выходу.
В КАМЕРЕ ШИЗО
Камера, где оказался Савелий, была очень маленькая: метра два шириной и три — длиной, тусклая лампочка высвечивала бугристые бетонные стены, ведро-парашу, прикрытую крышкой, да алюминиевую кружку, валявшуюся на полу в переднем углу. У самого потолка — окошечко с мощной решеткой. Стекла не было, низ окошка так тянуло, что небольшая толстая труба отопления совершенно не справлялась с холодом.
Савелий дыхнул, и изо рта повалил густой пар. Сбросив одеяло на пол, он ухватился за один его край скованными руками, на другой наступил ногой и, помогая зубами, оторвал изрядный кусок. Прикинув на глазок размеры окошка, сложил лоскут втрое, взобрался кое-как на трубу и попытался зацепить его за верхний край решетки, покрытой густым слоем инея. Пальцы Савелия скользнули, и, не удержавшись, он завалился на спину, больно ударившись затылком о деревянный пол. Тряхнув головой, словно восстанавливая в ней порядок мыслей, Савелий снова взобрался на трубу и осторожно, не торопясь, повторил все снова. На этот раз зацепить лоскут удалось, но попытка заткнуть его с другой стороны закончилась падением… Савелий падал и упрямо взбирался на батарею… опять падал и опять взбирался, пока наконец не заткнул окошечко со всех сторон.
Внимательно осмотрев свою работу, он удовлетворенно опустился на дощатый пол, отдохнул немного, потом укутался в остатки одеяла и попытался уснуть…
То ли от холода, то ли от воспоминаний сон не приходил…
На следующий день рано утром Говоркова разбудило лязганье запоров. Цельнометаллическая дверь резко распахнулась. В камеру вошли трое: толстенький майор, начальник войскового наряда и дежурный прапорщик по ШИЗО.
— Тебя что, подъем не касается? — закричал майор, сотрясая брюшком. — Встать!
Савелий медленно поднялся, опираясь на руки в «браслетах». Молоденький начальник войскового наряда с интересом посмотрел на него, потом уткнулся в пластиковую доску, на которой отмечались все движения в зоне: кто пришел этапом или ушел на этап, сколько человек на работе, сколько в санчасти, сколько освобождено от работы, сколько на свидании, сколько в штрафном изоляторе и так далее.
— Та-а-ак… — протянул майор, придирчиво осматривая камеру с явным намерением найти что-либо запретное, потом, взглянув на Савелия, засыпал его вопросами:
— Почему в наручниках? Почему один в камере? С нового этапа, что ли? За Савелия ответил дежурный по ШИЗО.
— С этапа он… Зелинскому нагрубил… — Он вдруг смутился.
— А ты что молчишь? Не жалуешься? Или поделом наказал замком роты? Савелий молча смотрел в стену мимо майора.
— Характер решил показать? Ну-ну… Мы тебе его здесь быстро обломаем! — усмехнулся тот. — Умник нашелся! — Вдруг заметил заткнутое окно. — Это что такое?.. Быстро снять!.. — приказал он, выходя из камеры.
Дежурный прапорщик бросился к окошку. Сорвав лоскут с решетки, прапорщик взглянул на окошко, из которого сразу потянуло морозом, пожал плечами и бросил его назад в камеру.
— Смотри… осторожнее, — тихо сказал он, кивнув на лоскут, и быстро вышел, захлопнув дверь камеры…
РАСПРЕДЕЛЕНИЕ
В понедельник вновь прибывших привели в административный корпус. Длинный коридор сверкал чистыми, свежевымытыми полами и синими панелями стен. По обе стороны тянулись двери кабинетов со стеклянными табличками: «Нарядная», «Оперчасть», «Режимчасть», «Заместитель начальника по РОР», «Заместитель начальника по ПВР», «Заместитель начальника по производству»…
В конце коридора на торцевой стене красовалось огромное полотно: на фоне стройки с башенными кранами был изображен, как его называли, «мужик в кепке» с дебильным лицом. В руке он держал красного цвета паспорт. Наверху большими буквами было написано: «На свободу — через труд»…
В подтверждение этого лозунга все стены между кабинетами были заполнены различными графиками по выполнению плана, по итогам соревнования и огромной, в три ватманских листа, стенгазетой «учреждения».
Новоэтапников остановили перед дверью, обитой черным кожзаменителем, с черной блестящей табличкой «Начальник учреждения — подполковник Чернышев И.П.».
— Ждать вызова! — приказал прапорщик и, поправив складки на шинели, вошел в кабинет.
Все расположились привычным порядком. Савелий встал третьим. Одеяло он сдернул в держал в руках. У многих были сумки, рюкзаки, мешки.
Впереди Савелия стояли краснолицый парень и Сухонов.
— Пойдем, — предложил Сухонов краснолицему,
— стрельнем покурить, а то ухи опухли… — Они направились к выходу, и Савелий оказался первым у кабинета, дверь которого почти сразу распахнулась.
— Встать по стенке, не мешать проходу людям! — бросил строго прапорщик. — Заходить по одному!.. Иди! — добавил он, кивнув Савелию.
Савелий прошел на середину кабинета, спокойно опустив одеяло у дверей на пол. Огромный кабинет был заполнен администрацией зоны. За двухтумбовым столом сидел хозяин кабинета — мужчина лет пятидесяти в форме подполковника, его черные волосы припорошило сединой, лицо украшали очки в тонкой металлической оправе золотистого цвета. Слева от него, за небольшим столиком, прямо под полкой с цветным телевизором, сидела женщина, встречавшая этап у вахты. Сейчас она была в форме майора. Одиннадцать офицеров, от лейтенанта до майора, разместились полукругом на стульях вдоль стен.
— Говорков Савелий Кузьмич, статья восемьдесят восьмая, часть вторая, девять лет строгого режима…
— И тут же добавил: — Тысяча девятьсот шестьдесят пятого года рождения! — Савелий доложил монотонно, но четко и уставился на портрет Горбачева, висевший над головой подполковника.
Женщина быстро отыскала дело Говоркова и протянула начальнику, который молча пролистал его, лишь ненадолго останавливая внимание на некоторых листах, потом, не глядя на Савелия, спросил:
— Специальность?
— Есть… — буркнул Савелий.
— Какая?..
— Какая нужна?
— Твое дело отвечать, а не задавать вопросы. Ясно? — твердо, не повышая голоса, бросил подполковник.
— Ясно, — усмехнулся Савелий, продолжая изучать портрет главы государства, затем начал перечислять: — Слесарь, жестянщик, столяр, водитель машин и дизельных механизмов…
— Во дает! Во лепит… Да врет он все! — с непонятным восторгом воскликнул розовощекий капитан, начальник режимной части.
Нахмурившись, хозяин кабинета снова заглянул в дело Савелия и холодно возразил:
— Нет, не врет, документы есть!
— Тогда ко мне, мне жестянщик нужен… — тут же подхватил капитан лет сорока, туберкулезного вида, начальник отряда, осужденные которого работали в механическом цехе. — Мне хороший жестянщик нужен!
— Ты всех готов забрать! В подсобках уже спят… Перебьешься!.. — буркнул начальник режимной части.
— Может, ко мне? — неуверенно предложил старший лейтенант, начальник гаража.
— Шофером?. Думай, что городишь! У него же девять лет на ушах!
— Лет через пять, не раньше! — резко вмешался сухощавый майор с тяжелым липким взглядом, заместитель начальника по режимно-оперативной работе, или, как его называли зеки, — «старший кум».
