Виктор Доценко - Срок для Бешеного
— Может, еще и поменяться предложишь? — съехидничал солдат.
— Нет, — чуть помедлив, ответил парень со шрамом. — Мне и здесь хорошо! Да и чем мы отличаемся, если подумать? Одевают, кормят почти одинаково, и у вас и у нас срок обозначен…
— Скорей бы отслужить… — угрюмо вздохнул солдат.
— Во дает! Только начал и уже — скорей!
— Девять месяцев осталось! — буркнул он обидчиво.
— Девять? А чего ж такой молодой?
— А черт его знает! Такой уродился…
— Видать, и не бреешься еще?
— Не растет! — Он как бы начал оправдываться, но спохватился и покосился на дремавшего рядом сержанта. — Ладно, поболтали, будет!
— Как скажешь, командир… Тишина продолжалась недолго.
— Пятерка — ништяк! — бросил парень со шрамом. — Парился когда-то там…
— Лесоповал? — спросил молоденький паренек, сидящий напротив.
— Во, ляпнул! Лесоповал на семерке. Здесь мебельная фабрика, сувенирка по дереву и по металлу, механический цех, ящики еще колотят — для снарядов… Что еще? Да, швейка своя: джинсы мастрячат… В этот момент машина остановилась.
— Вроде дома?! — обрадовался краснолицый.
ПЕРЕД ВАХТОЙ
«Воронки» остановились напротив двухэтажного кирпичного здания с башней. В ней находился пункт наблюдения и контроля связи с вышками, раскиданными по периметру колонии. В обе стороны от здания протянулся высокий деревянный частокол с рядами колючей проволоки. А вот она — мечта каждого заключенного, — вахта: проходная, выпускающая на волю, украшенная выцветшим плакатом: «Честный труд — путь к досрочному освобождению!».
Безмятежную тишину нет-нет да и нарушал противный клацающий звук — вызов-ответ охранника с вышки, — никуда от него не деться… Из проходной вышла полная женщина в добротном пальто. Следом за ней шагал капитан, сопровождавший этап.
— Пятнадцать, значит? — спросила, поморщившись, женщина. — Собирай теперь их…
— Ну что вы, товарищ майор! Я их еще на станции рассортировал… Наши в той машине. — Капитан взмахнул рукой, и крайний «воронок» сразу подъехал к воротам грязно-синего цвета. Капитан подошел и громко постучал.
Издав противный скрежет, ворота медленно распахнулись, и оттуда показались трое: капитан с красной повязкой на рукаве, на которой крупными буквами было написано — ДПНК (дежурный помощник начальника колонии), прапорщик с повязкой НВН (начальник войскового наряда) и дежурный прапорщик.
— Привет, Сана! — Дежурный помощник начальника колонии с улыбкой похлопал капитана по плечу.
— Все к нам?
— Нет, только пятнадцать! Остальные — на семерку!
— С ними поедешь?
— Да… Отвезу и сегодня же вернусь: забегай вечерком… Сообразим что-нибудь… Ну что, начнем?
— Сейчас. — Дежурный помощник начальника колонии поморщился. — Может, в нарды перекинемся?
— С часочек если, — взглянув на часы, неуверенно ответил капитан.
— Не переживай, подождут… — У дежурного явно улучшилось настроение. — Давай. Им все равно до понедельника в зону не выйти…
— Гепеуленко! — крикнул капитан.
— Опухаю, товарищ капитан! — тут же отозвался сержант, распахнув боковую дверь машины.
Автоматчики и проводники с собаками, стоящие полукругом, прекратили переминаться с ноги на ногу и напряженно уставились на машину.
— Ну и фамилия у твоего сержанта! — хмыкнул дежурный помощник.
— В роте его так и зовут: Гепеу, — улыбнулся капитан.
Сержант снял замок с решетчатой двери, отгораживающей арестованных от конвоя, и хмуро пробасил с украинским акцентом:
— По един, зараз, выходь! Руки взад! Новоприбывших завели в открытые ворота, которые сразу же закрылись за ними со знакомым скрежетом.
Люди оказались в своеобразном тамбуре: перед ними были еще одни, такие же огромные ворота, ведущие на территорию зоны. Вскоре эти ворота распахнулись с не менее отвратительным визгом, чем первые.
— Смазать не могут, суки! Аж но зуб заныл! — зло буркнул Сухонов, тот, что позволил себе возразить капитану на перроне, и уставился на шедшего к ним прапорщика-азербайджанца.
— Жюлик, мэнэ слюшай!.. — приказал прапорщик, выговаривая слова со страшным акцентом. — Водный вещ ест? Или запрещенный… суда ложи…
— А что нельзя-то? — спросил молодой парень, глупо улыбаясь.
— Чо те надо? — ткнул его в бок краснолицый. — Куда лезешь?.. Веди в зону, начальник, задубели совсем!..
— Стой, молчи! — сердито оборвал прапорщик. — Ты говорит, кода я сказать… Не можно: дэнги, часы, ноджик, наркотик… — Заметив парня в кожаном пальто, подошел, пощупал: — Продаваешь?
— Сколько? — подмигнул тот.
— Пят пакет чай! — для верности прапорщик растопырил пальцы на руке.
— Плюс сотню! — подхватил парень.
— Рубелей?
— Нет, копеек! — хмыкнул он.
— Ана сгниет, когда на вола видишь…
— Пусть! Но месту, за полтора кеге чая?.. Не баран же я!
— Кито баран?.. Идет на шмон! — разозлившись, прапорщик начал подталкивать всех к месту обыска у ворот, где стояли трое прапорщиков, одетых в синие халаты. Наиболее ершистые этапники матерно огрызались…
Прапорщики производили обыск привычно быстро, профессионально. Выворачивали мешки, рюкзаки, откладывая в сторону то, что считали «неположенным» в зоне: спортивные костюмы, кроссовки, свитера… Если что-то из вещей им нравилось, предлагали отдать им, а некоторым, наиболее строптивым, вещи резали, рвали. Однако так поступали не со всеми: «опытным» и «грамотным» составляли опись, копию вручали владельцу, отобранные же вещи отправляли в камеру хранения, на вещевой склад.
Изрядно облегченные после обыска, вновь прибывшие вышли в зону, и прапорщик-азербайджанец подвел их к входу на вахту.
— Стоит злее! — бросил он. С того места, где они стояли, был виден огромный плац, на котором проводились дневные и вечерние проверки спецконтингента. Вокруг плаца располагались семь двухэтажных бараков, где по отрядам жили заключенные. Тут же разместилось и несколько одноэтажных строений: столовая-клуб, дом быта (с парикмахерской, баней, сапожной мастерской, столяркой и вещевым складом), санчасть. Несколько на отшибе находился административный корпус (со штабом, магазином зоны и нарядной). Все строения, кроме магазина и штрафного изолятора — ШИЗО, были деревянными…
Новоприбывшим ждать пришлось долго. Многие, стараясь согреться, мчали пританцовывать, хлопать себя по бокам. Савелий стоял почти неподвижно, лишь изредка переступал ногами в яловых сапогах. Ресницы и брови его, покрытые инеем, поблескивали на ярком зимнем солнце. Губы, посиневшие от холода, были крепко сжаты.
— Они чо, падлы, заморозить нас решили?! — сплюнул парень с красным лицом.
Наконец из проходной вышел начальник войскового наряда и заглянул в список.
— Букреев! — вызвал он. — Заходи!.. Приготовиться Сухонову…
— Ты булками шевели: мы давно уже готовы! — перебил его дерзкий Сухонов.
Прапорщик бросил на него недовольный взгляд, но ушел, ничего не сказав…
Вызванный отсутствовал долго. «Если так с каждым будут возиться — больше часа проторчим!» — подумал Савелий.
— С такими темпами нас можно будет на больничку отправлять сразу после знакомства! — словно подслушав его мысли, заметил тучный мужчина, похлопывая себя по бокам…
Когда очередь дошла до Савелия Говоркова, он настолько замерз, что губы одеревенели и не слушались. Войдя в комнату дежурного помощника начальника колонии и закинув одеяло на плечо. Говорков остановился перед внушительным облезлым столом с устаревшим переговорным устройством.
Начальник войскового наряда, стоя в дверях, наблюдал за тем, как дежурный помощник играл в нарды с капитаном, привезшим этапников.
Невозмутимо бросив кости, дежурный помощник передвинул фишки на доске и медленно поднял на Савелия красное, по всему видно — с похмелья, лицо.
— На пляж собрался, что ли — ехидно усмехнулся он и повернулся к капитану. — У нас вроде тепло, а, Саго?
— Точно… Тридцать два градуса… минус! — серьезно подхватил тот и рассмеялся.
Савелий посмотрел на него, как смотрят на больного.
— А я думал, сорок градусов… вчерашнего… — спокойно сказал он, подошел к батарее отопления и не спеша, словно в гостях, начал отогревать озябшие руки.
Не выдержав, начальник войскового наряда прыснул в кулак. Видимо, именно это больше всего задело двух капитанов.
— Ты погляди на него!.. Ты что, у тещи на блинах? — возмутился капитан.
— Встать! Встать, как положено! — взвизгнул дежурный помощник начальника колонии.
— Не орите… — бросил Савелий, однако выпрямился и негромко, но четко доложил, будто отвечая на вопрос: — Говорков Савелий Кузьмич, шестьдесят пятый, статья восемьдесят восьмая, часть вторая, девять лет строгого режима…
— Валютчик, а гонору на сто сорок шестую… — съехидничал капитан.
— Мальчишка! Да я тебя… ты у меня… Сгною! — задыхаясь от злости, бессвязно выкрикивал дежурный помощник начальника колонии. — Я же тебя с говном… Куда ты лезешь? Мальчишка…
