Андрей Воронин - Русская сталь
Двух кандидатов на роль московского киллера Жора сразу «забраковал». Третий выпал из поля зрения, его стали высматривать по разным углам зала ожидания. Именно здесь, из разговоров ментов между собой «альбинос» наконец выяснил, в чем обвиняют гостя благодатного Крыма — человека, которому он, Жора, имел несчастье сдать мазанку у моря.
Суперкиллер из российской столицы? Быть не может, бред сивой кобылы. Хотя… что-то такое мелькало в нем — в холодном свечении глаз, в тонких неулыбчивых губах.
На время Жора выпал из поля зрения блюстителей закона. Сопровождающий решил, что передал его с рук на руки и может позволить себе перекур. Ментов из аэропорта заботили поиски третьего «кандидата».
В зале ожидания царило обычное оживление, характерное для курортного города под занавес бархатного сезона. Преобладали загорелые лица, яркие майки, шорты и бриджи всевозможных фасонов.
Багровый свет солнца вливался в зал через прозрачный застекленный фасад. Некоторая часть публики еще оставалась в привычных темных очках — через пару часов им предстояло надолго забыть об этом предмете гардероба, ступив с трапа прямо в слякотную московскую осень. Человек, приблизившийся к Жоре, тоже не спешил снимать защитные очки.
— А ты что здесь делаешь? — дружески обратился он к «альбиносу».
У Жоры в зобу дыханье сперло. Мать моя… Московский киллер собственной персоной! Впору кусать себя за руку, чтобы очнуться от жуткого сна. А если это реальность?
— Я? — Жора всеми силами пытался подобрать отвисшую челюсть. — Да вот…
Он лихорадочно соображал, как лучше поступить: намекнуть Сиверову насчет облавы или воздержаться? Лучше намекнуть.
— Я тоже по делу. Ты по делу и я…
Вдруг рядом выросла фигура сопровождающего, успевшего выкурить сигарету и выпить за круглым одноногим столом паршивенького аэропортовского кофе. С миной неудовольствия на лице он оглядывался по сторонам.
— Где все? Одного тебя бросили?
— А что со мной сделается?
— Ну, мастера.
Мент в штатском был недоволен. Во рту после кофе остался неприятный привкус. От смеха и загорелых лиц курортников его, сотрудника с ненормированным рабочим днем, просто тошнило. Свои сослуживцы тоже хороши. Выдернули сюда неизвестно зачем, бросили свидетеля одного. Проговорились о том, кого они ищут. Теперь этот ничтожный червяк окончательно запаникует.
Жора в самом деле бледно выглядел. Нижняя челюсть никак не приставлялась к верхней, как будто он хотел перевести ее в какое-то неестественное положение. Бисеринки пота выступили над светлыми бровями, казавшимися просто белыми при загорелой коже.
— Да не боись, не замочит тебя москвич. Не дадим в обиду. Знаешь, сколько мы крутых киллеров перевидали?
Жора с трудом сглотнул, не находя в себе силы произнести хоть слово. Боялся даже скосить глаз в сторону человека в темных очках. Объект милицейских поисков продолжал стоять рядом, заинтересованно слушая сотрудника. Неужели мент настолько туп… Или просто очко сыграло — не хочет схлопотать пулю и делает вид, что не узнал? Нет, он расслаблен, недовольно кривит губы. Когда сотрудник отошел в сторону, Сиверов спросил.
— Это обо мне он так уважительно? Жора кивнул.
— Тебя здесь ищут в зале, — зашевелил он наконец губами. — Меня, видишь, захомутали и таскают с собой, чтоб опознал. Но я держусь, я не выдам.
— Решили, значит, что я киллер? — Сиверов не спешил смешаться с толпой. — И кто меня нанял, против кого?
— Да знают они все. Москвичи наняли замочить здесь всех авторитетов… Уходи ты, Христа ради. Сейчас кто-нибудь бпять подойдет.
«Замочить здесь всех авторитетов». Теперь Сиверову ясно, какую тактику избрал противник. Неплохая идея — дать ложную наводку и спустить с цепи всю местную братву.
Через минуту возле Жоры остановились сразу двое из «аэропортовского» участка милиции.
— Ну что? Не заметил?
Перед москвичом он себя обелил. Осталось продемонстрировать лояльность перед милицией.
— Видел вот сейчас. Он был рядом, я не мог подать знак.
— Где?! Куда делся? Живо!
Жора глазами показал в ту сторону, куда пассажиры московского рейса проходили на посадку.
***Слепой действительно отправился на посадку. Он давно уже обладал способностью «проходить» сквозь стены, стекла и закрытые двери. Прежде чем менты кинулись в нужном направлении, Глеб уже оказался на летном поле и сумел незаметно проникнуть в багажное отделение «ТУ». Оно как раз закрывалось — все чемоданы и сумки были погружены.
Отлет Сиверова из Крыма не был временным отступлением. Возникла настоятельная потребность поработать с документами. Он не мог перепоручить это дело никому другому — специфика его заштатной работы приводила к необходимости все делать самому от начала до конца.
После визита к Людмиле Васильевне в голове остались фамилии, номера паспортов — данные по постояльцам трех главных городских гостиниц в августе восемьдесят шестого года. Ему предстояло в сжатые сроки проверить — кто из них мог бы обратиться к Баженову с предложением насчет креста. Может быть, никто. Может быть, заказчик вел себя грамотно и в гостинице не засветился. Но грамотный человек все сделал бы сам или, по крайней мере, отправил бы на корабль доверенное лицо…
Вылет рейса задержали на полтора часа. Люди в штатском прохаживались между рядами, игнорируя недовольство пассажиров. Даже багажное отделение потребовали открыть, но и там ничего не нашли.
ГЛАВА 23
Сиверову разрешалось проносить в помещение архива плеер с наушниками. Когда-то он пробил себе эту льготу через генерала Потапчука, объяснив, что гораздо продуктивнее работает с документами под музыку любимого Вагнера. Взамен Потапчук потребовал являться в архив как можно реже и в нерабочее время. Не надо смущать своими наушниками других, штатных агентов.
Время за работой летело быстро, подгоняемое ледяной бурей вагнеровских «Нибелунгов».
Ночь, одиночество, оперная музыка — что еще нужно для полного сосредоточения? Сиверов вычеркивал одни фамилии, ставил галочки против других. В конце концов он распределил давнишних постояльцев по нескольким категориям. В разряд «первоочередных» попало полтора десятка человек.
Ближе к утру из них осталось трое. Один из этой троицы эмигрировал вместе с семьей в Америку. К эмигрантам Сиверов относился нормально: если не хочешь жить в стране, гораздо честнее уехать, чем жить, держа кукиш в кармане. Внимание привлекло совсем другое — творчество человека по фамилии Голобродов и его связи с КГБ.
Голобродов начинал журналистом, в семидесятых писал в «Известиях» большие интересные статьи — «острые», как тогда говорили. Потом попробовал себя в литературе. Сиверов помнил серию книжечек в мягком переплете: альманах «Подвиг» — зарубежные детективы и советские повести о разведчиках.
Однажды, будучи уже сотрудником ФСБ, Глеб видел старую растрепанную книжонку в руках одного из коллег.
— Охота тебе читать эту муру.
— Просто попалась в руки. Вполне годится, чтобы убить время. Кое-какие детали мужик описывает со знанием дела. Похоже, консультировался у грамотных людей.
***С будущей женой Голобродов познакомился на многолюдном дне рождения. Народ собрался самый разношерстный, но всех объединяло одно — молодость. Все они были моложе Голобродова, чьи годы подкатили к отметке «30». Он не уступал собравшимся ни в чем — ни в умении танцевать рок-н-ролл, ни в восторге перед «Битлами», ни в способности много пить и травить анекдоты. Но все-таки чувствовал себя не в своей тарелке.
Будущая жена понравилась ему меньше всех. Эта брюнетка с острым носом и модной стрижкой много курила с пренебрежительно опущенными уголками губ и слишком картинно сбрасывала пепел в пепельницу. В противовес всем она одна говорила о джазе, и Голобродову это показалось просто желанием выделиться из общей массы.
Но вдруг случилось чудесное превращение. В качестве волшебной палочки выступил товарищ, шепнувший Голобродову, что Полина — дочка генерала КГБ. Эти «три звука в одном» звучали в те годы как шаги Командора. КГБ боялись — каждый, кто слушал западную музыку, чувствовал себя отчасти диссидентом. Но страх и уважение обычно неразделимы. Три звука были символом власти, привилегий, особой неприкасаемой касты.
Остроносая брюнетка вмиг показалась Голобродову умницей и красавицей. Если б он из корыстных побуждений решил завязать с ней знакомство, ничего бы, наверное, не вышло. Но он влюбился в живой образ поклонницы элитарного джаза. Она так красиво сбрасывала в пепельницу пепел от сигарет «Camel», продающихся только на чеки в «Березке». И не спешила кокетничать с кем попало.
Завязался разговор. Журналист раскрылся во всем блеске эрудиции, тонкой иронии, легкого цинизма. Это не могло не произвести впечатления. Они с Полиной стали встречаться и через год поженились.
