Эльмира Нетесова - Выскочка из отморозков
Двинулась на Борьку с вилами:
— За что мне горе утворил и дозволил бомжам мое сено взять? Кто дал тебе разрешение, глист чокнутый? Ведь вот надо такому уродиться, уродина, дурак, шелупонь, а никак не сдохнет и не пришибут его!
— Баб Вер! А куда бомжи делись? — спросил мальчишка, давя слезы.
— Чево? Тебе они зачем, придурок? Такую мать, как твоя, в свете не сыскать вторую! Бомжи ему, бедокуру, стребовались! А ну пошел отсель! Выгнала я энтих алкашей! Все до единого — козлы! Спробуй за ими увязаться, Герка тебе ноги из жопы выдерет, а я попридержу!
Борька возненавидел старуху и обвинил ее одну в своей неудаче. Померкла мечта…
— Чего горюешь? Да попроси крутых, они тебя в то училище мигом впихнут. Теперь туда желающих не много. Никто в армейку не хочет. Их на войну посылают. А пули там всамделишные, и убивают не понарошке. Хорошо, если сразу наповал, а коли мучиться прежде доведется? Ладно старому, а молодым обидно подыхать! — отговаривали мальчишки.
— А я в армию вообще не хочу. Пойду в лесники. Там образование не требуют. Дали тебе участок леса, выдали форму, привели в зимовье, и работай! — говорил Вовка.
— В лесу зверей больше, чем в городе бомжей. И все голодные. Не от каждого удерешь. Да и платят лесникам мало, — вставил Генка.
— Зато у них свое хозяйство и участки большие. Еще им оружия дают много!
— Дурак ты, Вовка! Лесники по одному живут. Ни одна баба к им не идет.
— А на что они нужны, эти бабы? Одна морока от них. Вот папка копил мне на компьютер, уже собирались за ним, а мамка все поломала, шубу купила. Накрылся мой компьютер сракой. А ведь две шубы висят. Так вот третью выпросила. И каждый месяц тряпки просит. Все ей мало. Нет, я бабу себе не хочу и никогда не приведу в дом. Сам жить стану! Один! Только для себя!
— Маленький ты еще, — заметил Борька тихо. Он обдумывал, где ему теперь найти Костю. Но его внезапно позвал Герасим:
— Иди домой! — глянул хмуро.
На кухне сидел участковый:
— Допрыгался? Гля, сколько заявлений написали на тебя соседи. Если к ним приложить прежние — колонии не миновать. Доколе всех мучить будешь, изверг? Как успеваешь за вечер столько нашкодить? В прошлый раз бабке Ниловне все окна дерьмом вымазал, другой — петуха в трубу засалил, третьей — замки на все двери навесил, та целую неделю в туалет не могла сходить. А козлу соседскому зачем горящий окурок в жопу вставил? Соседскую корову брагой напоил. Думаешь, самогонкой начнет доиться? Держи карман шире! Ее хозяйка требует, чтоб тебя наказали, по всей строгости закона, кончилось к тебе терпение человеческое! Собирайся! — Достал наручники, шагнул к Борьке, тот вдавился в угол, побелел, спрятал руку за спину:
— Не хочу! Не пойду!
— А тебя никто не спрашивает. Время уговоров прошло. Я не виноват, что ты ни хрена не понял. Посидишь в колонии с пяток годочков, смотришь, поумнеешь к выходу. Ведь измордовал всех. Там ты попадешь в ежовые рукавицы. Давай лапы! И пошли!
Борька кинулся в коридор, но участковый тут же поймал за шиворот:
— Нет, братец! Со мной эти шутки не проходят. И не таким не удавалось выскочить! — Нацепил наручники. Мальчишка глянул на Герасима. В глазах ужас и мольба. Губы Борьки трясутся. — Пошли в камеру! Там тебя поместим к алкашам! Это до суда! Потом в колонию! Хоть люди от тебя отдохнут! — Вывел' на крыльцо. И Борька поверил, что с ним не шутят.
— Отпустите! Не буду! В последний раз поверьте! — просил участкового. Тот замедлил шаг, оглянулся на Герасима, словно советуясь напоследок.
— Как ты, хозяин? Справишься с ним, поверишь? Иль забираю его? Но уже из милиции вам его не отдадут…
Герасим смотрел на Борьку. Пацан стоял, вобрав голову в плечи, и ждал, что скажет отчим.
— Оставь! В последний раз! Больше за него просить не стану! — сказал отчим.
— Пиши заявление, что берешь на поруки. Но знай, при первом же проколе и с тебя спросится. Надоел нам этот Борька! Хватит с нас! На чем его не ловили? Тогда одна отговорка имелась — мать работает, пацан без присмотра. Теперь ты есть — отчим, а положение не изменилось. Сколько можно прощать?
— Я прошу в последний раз! — хмурился Герасим.
— Сколько этих последних я слышал? Со счету сбился. А люди — ваши соседи — защиты просят от гаденыша! Да и тебе с ним не справиться, был бы родной, через колено взять можно. Борьку уже не переломить. Сам свихнешься. Его судьба — дышать в тюрьме на шконке до конца жизни. Пропащий пацан, конченый.
— Оставь! Все ж человек! Попробую еще раз…
— Ладно. Но до первого заявления. Тогда и разговаривать не стану. Замету в камеру, а там с ним суд разберется. — Собрался уйти участковый и словно что-то вспомнил. — Кстати! Чем думаешь заняться? — спросил Борьку. Вопрос застал врасплох. — Ты чего? Учиться иль работать пойдешь? Хотя кто тебя возьмет? Одиннадцать скоро. В такое время — только в школу. Малолетка для работы. Сколько классов закончил?
— Три, — сопнул пацан.
— Так вот, чтоб на следующей неделе учился! Дошло иль нет? Сам буду проверять посещаемость и успеваемость! И ты, Герасим, ремень из рук не выпускай. Нагонит одноклассников, если захочет. Способности есть, а желание через зад вобьем! Коли по-доброму не получится, что делать? — И пошел к калитке.
Борька с Герасимом вошли в дом. У мужика все из рук валилось. Какая там работа? Чуть беда не стряслась. Как нарочно, Натальи нет дома. На работе. А участковый без нее хотел забрать сына. Что сказала бы, вернувшись домой? Засыпала б упреками, утопила б в слезах, побежала б в милицию вытаскивать сына. — Борька сидел за столом нахохлившись.
— Скажи, это ты все специально подстроил?
— Что? — не понял мужик.
— Ну, эту комедию с участковым?
— Ты точно псих! Кому такое надо? Мы с ним до твоего прихода с час базарили. Ты смылся, он тут же возник. Я его как мог гасил, поначалу он кипел так, что, попадись ты ему, точно сгреб бы в ментовку, без разговоров.
Борька и вовсе помрачнел.
— А я в Суворовское училище хочу, — сказал глухо.
— В армейку с детства? Совсем сдвинулся! Ты хоть имеешь представление о том? Да и берут туда не всех, лишь тех, кто вовсе без родителей. У тебя оба живы… — А толку от того? — отмахнулся пацан.
— Негодяй! Это ты о матери? Да если б не она, давно бы сдох!
— У бомжей полно пацанвы, все живы. А вот родители, случается, убивают своих.
— Видно, достали до печенок, как ты умеешь…
— Я? Это меня все изводят. Я не хулиганю, только мщу! Но кто слушать станет? А легавому доказывать бесполезно.
— Тебе уже никто не верит, понимаешь? Исчерпал резерв. Мужику без того тяжко дышать. Ведь вот смотри, что случилось. Мент поверил мне, чужому, а тебе — нет! Потому как врешь часто, напропалую. Штаны позоришь, звание свое. И я ни одному твоему слову не верю.
— Ну и ладно!
— Тогда я звоню участковому, пусть забирает.
— А я ничего не утворил!
— С брехней не собираешься завязывать, а от нее все беды!
— Что толку говорить правду? Вот сказал честно — не хочу в школу, все равно заставил.
— Ты ж в училище собирался. Туда с тремя классами не возьмут.
— А зачем там знания? В армейке надо уметь хорошо стрелять и драться.
— Там техника! Самая новейшая! Ее всякий офицер должен знать и пользоваться.
— Какая техника? Суворовцы — это пехота!
— Во дремучий! Нынешние пехотные войска и прежние почти ничего общего меж собой не имеют. Те в сражения шли пешком. А сегодня как? Ты посмотри на их учения! Какое оружие, самоходки, а снаряжение? Нынешний пехотинец при желании самолет собьет. А ты говоришь, зачем им образование. Там с тремя классами только на кухне картошку чистить или в казарме прибирать! Да и в жизни, даже в зоне неграмотным очень тяжело приходится. В основном они чернорабочие. Мантулят, как негры, а получают гроши. Это всегда и везде было. Возьми даже нас, я и братья. Они сумели получить образование, работают на заводе мастерами. А я дураком остался!
— Вот это ты даешь! Семью нашу кормишь и тем инженерам помогаешь, приработок получают. И еще ты дурак? Им своего заработка и на жратву не хватило бы!
— Им достаточно, но семьи! И ведь у тебя когда-то будет. О том уже нынче думать надо.
— А я не хочу бабу и не женюсь никогда!
— Все мальчишки так говорят. Но, становясь парнями, меняют мнение. Посмотрим, что скажешь через пять лет, а то и раньше. Уже сегодня какую-то Ленку зацепил.
— Я не собираюсь на ней жениться, да и ни на ком!
— Это пока… Рано еще тебе. Да и не посмотрят на неграмотного. Таких сторонятся.
— Ты меня не уговаривай. Хочу или нет, придется в школу хилять. Иначе мент зашьет в мусориловку. Он предупредил заранее… Уж и не знаю, сколько выдержу, — пролепетал грустно.
— А ты влюбись!
— Зачем?
— Так легче учиться будет. Смысл появится, — посоветовал Герасим. И, переодевшись, пошел за дом, где под навесом стоял его круг.
