Эльмира Нетесова - Выскочка из отморозков
Кот вцепился в морду пса. Задними царапал грудь. Они сплелись в один рычащий комок и катались по дороге.
Шипение, вой, лай, ребячий смех — все это отпугнуло бы любого, но не бабку Веру, жившую по соседству с домом Натальи. Она давно знала, коль где-то на улице вой и смех, ищи рядом Борьку, а от него добра не жди. Бабка заглянула в колодец. Нет, туда покуда не добрался соседский сорванец, все цело, на месте. И, выглянув за калитку, увидела своего кота. Шарик уже оседлал рыжего лентяя и готовился выщипать у того усы, но внезапно услышал громкую брань, увидел бабку с кочергой наперевес;
— Ироды проклятые! Никого в покое не оставят. Скотине продыху не дадут изверги! Чего вам от моего кота надо? — Хотела избить Борьку, но тот ловко увернулся, бабка, замахнувшись, потеряла равновесие, упала лицом в пыль. А вокруг ликовали мальчишки.
Грязная, вся в ссадинах, пришла бабка Вера жаловаться к Наталье, а Борька тем временем всю сметану из колодца выдернул. Бабка хотела отнести ее утром на базар. Но разве можно загадывать что-то на завтра, живя рядом с Борькой?
Старуха еще во двор войти не успела, как все гладыши уже валялись возле колодца пустые.
— Чтоб ты лопнул, чума козья! — голосила бабка на весь двор. Кота она спасла дорогой ценой.
А мальчишки уже забыли о бабке Вере, не слышали ее проклятий и причитаний.
Борька уже залез на соседскую яблоню и тряс дерево изо всех сил. Внизу мальчишки собирали яблоки. Кому карманов не хватило, пихали за пазуху. Но и здесь бабка Вера помешала, вызвав соседей. Хозяин соскочил с крыльца с засовом в руках. И бегом к яблоне. Но куда ему? Живот на коленках хлюпает. Пока в сад выскочил, мальчишки уже за забор перескочили, огрызками обстреливают мужика.
— Приехал засранец! Черти тебя не прибрали насовсем! Когда ж ты сдохнешь, алкашный выродок, проклятый ублюдок! — вопил мужик.
Пока он закрывал калитку на замок, ватага уже приметила корову в соседнем дворе. Та монотонно жевала траву возле забора. Весь двор был завешан постиранным бельем, и Борьке, как назло, вспомнилось не ко времени, что хозяйка этого дома много раз его обижала, грозила сорвать голову.
— Айда за мной! — позвал мальчишек.
Вскоре корова была далеко от дома. На рогах у нее мотались рейтузы и лифчик, на спине — ночная сорочка и кофта хозяйки.
Баба нашла свою скотину уже под утро. Возвращала в сарай со слезами. От радости, что все ж нашла, иль от усталости плакала? Она и сама не знала. Но точно знала, кто ей это устроил.
А уличным ребятам ох и повезло! Сгорел дом много лет назад. Хозяевам дали квартиру далеко отсюда — в самом центре. На месте пожарища уцелели сарай и подвал. Конечно, обветшалые, насквозь дырявые, но от проливных дождей здесь можно было укрыться. Мальчишки прибегали сюда покурить. Открыли дверь, а в сарае люди-бомжи, совсем бездомные. Старые, молодые и вовсе малыши, надолго ли они сюда заявились?
Борька, на правах заводилы, первым их о том спросил.
— А тебе-то что с того? Не в твоей избе, никому не помеха, вали отсюда! — огрызнулся небритый усталый мужик.
Но он и предположить не мог, что отмочит этот худющий, прозрачнее бутылки пацан. А он указал на стог сена во дворе бабки Веры. И разрешил бомжам взять кто сколько хочет на подстилку.
— Мое оно. Сам косил. Разрешаю! — усмехнулся в кулак, зная, что бабка Вера давно спит непробудным сном. Теперь хоть из пушки пали возле дома, до самого утра не проснется, не выйдет во двор.
К утру от стога сена и половины не осталось. Зато как сдружились бомжата с пацанами улицы. До самого рассвета грызли яблоки, знакомились.
Был средь бомжей один мальчишка, который чем-то притягивал к себе ребятню. Назвался он Костей. Сказал, что бомжует давно. Сам немногим старше Борьки, он смотрел на мальчишек большими грустными глазами. О себе не хотел рассказывать. Слушал их. И легкая, еле приметная улыбка согревала его лицо.
— Кость, а ты местный?
— Да. Здесь родился.
— А чего из дома смылся? Или никого не осталось?
— Все на месте. В самом центре живут. Мы там не бываем.
— Почему? — докучал Витька.
— Менты загребают.
— А смылся зачем?
— Так надо было.
— Тебя прогнали? — надоедал Вовка.
— До того не дошло.
— Зимой холодно, как жить будешь?
— Уже не первую зиму бомжую. Живой…
— Мамка у тебя имеется? — спросил Борис.
— И мамка, и папка, и бабка! Только я один.
— А почему?
— Лишним сделался, ненужным.
— Зачем тогда родили?
— По глупости. Молодыми были. Потом поумнели. И я понял, дошло, что помехой стал. Надоели упреки за каждый кусок хлеба. Ну не идти воровать? За это посадят в тюрьму. А я не хочу туда. Вот и живу в бомжах.
— А со своими виделся?
— Ага! С отцом…
— И что он? Звал вернуться?
— Поздоровались за руку и разошлись. Всяк в свою сторону, по своим делам. Больше никого не видел. Только мать поздравил с днем рождения по телефону. Она сказала спасибо и положила трубку.
— Даже не позвала домой?
— Нет. Да и зачем? Я же ушел насовсем.
Ей надо козу заделать! — предложил Борька.
— Нет. Не стоит. Пусть живут спокойно, без тревог и забот.
— А ты как?
— Не жалуюсь. Живу как получается, как Бог дает. Лучшего, видать, не заслужил.
— А кем хочешь стать?
— Хотел в Суворовское училище! Там на всем готовом. Ни о чем голова не болит. И платить не надо. Они еще и стипендию дают. Но у меня всего два класса. Маловато. А так бы, может, большим человеком стал! Офицером!
— И долго там учатся?
— Ну, средняя школа и училище, так выходит. Но все годы — там, в курсантах. Выходишь уже в погонах, и враз в часть отправляют, на службу. Там тоже — жратва и одежда! Ну, знаешь как, берут на довольствие. Самому пальцем шевелить не надо, только служи и учи солдат. Вот я и хотел туда. Знаешь, как там классно! У меня дядька в военке. Тоже из суворовцев! Морда как у танка, сам что паровоз! Ему едва за сорок, а он уже пенсионер. У него, кроме квартиры и пенсии, еще дача и машина есть. Сам уж в годах. А вторую в бабы взял, она моложе родной дочки. Он только и знай отдыхает на даче или за границей.
— Ты тоже так жить хочешь?
— Хотел. Да не обломилось мне!
— А что делают те офицеры после училища?
— Солдат учат воевать. Ну, дядька всякое рассказывал. Вот я хотел его попросить, чтоб он мне помог в училище попасть. Его бы послушали и взяли. Но нет денег на дорогу. А пешком туда не дойду.
— А за меня попросишь дядьку? — спросил Борис.
— Как? К нему долго ехать надо.
— Если я достану деньги, меня у дядьки не забудешь?
— Ты чё? Я не знаю, меня возьмут ли, а за тебя и подавно, что скажу? Кто ты мне? Откуда взялся и сорвался? Может, самого прогонит?
— Ну и родня! Один говенней другого!
— А вы позвоните и спросите! — подсказал Вовка, и Костя разулыбался:
— Это мысля стоящая! Только где деньги на разговор взять?
— Если дам денег, про меня спросишь?
— Вдруг откажется помочь, назад бабки потребуешь?
— Давай рискнем? — предложил Борька.
— Ну не сегодня. Поздно уже. Давай завтра, — ответил Костя.
Борька вернулся домой усталый, но счастливый. Он решил одним махом разделаться со всеми проблемами. Он не раз видел в городе курсантов-суворовцев. Подтянутые нарядные щеголи, на них весь город обращал внимание. Девки с замиранием сердца смотрели им вслед. А Борька до дрожи в коленках любил быть в центре внимания. Тут же сама судьба давала шанс, его не хотелось упускать из рук.
Конечно, о жизни и службе курсантов мальчишка не знал ничего. Но ему так хотелось стать военным пенсионером, иметь квартиру, дачу с машиной и жену помоложе. Понятно, не Ленку! Она старая и грязная. А вот Ксюшку или Нинку!
«Ох и побегаете за мной, когда приеду к бабке в деревню. Я вам все припомню и не полезу за вами в паутину на чердак! Сами за мной бегать станете! — Уже представлял себя в форме суворовца — в погонах и с лампасами. — Да зачем мне в деревню ехать? Все городские девчонки моими станут». Засыпал улыбаясь.
Утром, едва проснулся, нашарил в матраце свою заначку и, сунув в карман, побежал к сараю, к Косте, с ним они условились пойти на почту с самого утра. Там поговорят с дядькой и поедут в училище, надолго, а может, навсегда, оторвутся от дома, от этого города, от грунтовой кособокой улицы, пыльных окон и кривых заборов.
Борька перескочил канаву. Он шел один, без пацанов. Дверь сарая открыта настежь. Мальчишка заглянул и онемел. Ни одного бомжа внутри, лишь бабка Вера, сгребая сено, полощет черным матом самого Борьку и бомжей.
— Сучий выкидыш! Лярвина блевотина! Транда жабья! Чтоб ты задохнулся своим дерьмом, паскудник гнилой! Убью выродка слабоумного!
Двинулась на Борьку с вилами:
— За что мне горе утворил и дозволил бомжам мое сено взять? Кто дал тебе разрешение, глист чокнутый? Ведь вот надо такому уродиться, уродина, дурак, шелупонь, а никак не сдохнет и не пришибут его!
