Боевая эвтаназия - Сергей Васильевич Самаров
– Да, старлей. Жду от тебя сообщения. Бандиты пошли в атаку?
– Никак нет, товарищ майор, ждут. Тянут время. Как я думаю, дожидаются подкрепления. Я тоже жду того же. Мне сейчас не видно первый взвод, но, по моим подсчетам, он должен уже к подъему на перевал подходить. Вместе мы банду хорошо встретим, с толком.
– Понял. Тогда я атаку на первый перевал откладываю. Хотя мы уже готовы к выдвижению.
– Лишние жертвы ни к чему, товарищ майор.
– Мы с тобой, старлей, люди военные. Наша профессия такая – рисковать собой. Наши жертвы никогда не бывают лишними.
– Лишними они являются только тогда, когда можно обойтись без них.
– А если бандиты пойдут на прорыв от отчаяния? Твои третий и первый взводы смогут обойтись без жертв?
– На прорыв они вернее всего пойдут тогда, когда вы их с тыла всеми наличными силами подожмете. Но мы их все равно не пропустим. У моей малой саперной лопатки уже острие чешется, очень уж ей хочется лысые бандитские головы покрошить. Я даже зримо представляю, как она с хрустом череп ломает и в лицо пробивается.
В голосе старшего лейтенанта прозвучала откровенная задиристая боевая злость. Он сам собственный голос услышал, и эти нотки уловил. Собакин сразу понял, что это все от отчаянного желания победить врагов, не пропустить их, защитить неизвестных ему мирных жителей страны от содержимого того самого контейнера на носилках.
– Ладно. Будем надеяться, что до прорыва дело не дойдет. Ты только это хотел сообщить?
– Не только это, товарищ майор. Я минуту назад закончил разговаривать с нашим начальником штаба. К нему возвращается один вертолет-ракетоносец. Только заправится и получит бое-комплект, и его сразу направят к нам в помощь.
– Значит, я не напрасно ждал поддержки с воздуха?
– Выходит так, товарищ майор.
– Ну и отлично. Никогда раньше предвидением не отличался, а теперь оказалось, что дар такой имею. У нас тут перестрелка с новой силой началась. Конец связи, старлей. Посмотрю, с чего это.
– Конец связи, товарищ майор.
Стрельбу из автоматов с глушителями с такого расстояния услышать было невозможно. Старший лейтенант Собакин различал только очереди, выпущенные бандитами. Он смог предположить только одно. Пятеро бойцов, находящихся по ту сторону первого перевала, вышли куда-то, откуда им было хорошо видно позицию бандитов, и начали их обстреливать. Боевики, естественно, не желали стать ягнятами, обреченными на заклание, и отвечали.
Смущало командира роты только то, что эта группа не вышла на связь. Ведь бойцы могли бы что-то и сообщить тому же майору Феофилактову.
– Шкадников, Сережа! Старший сержант! – позвал старший лейтенант в микрофон, но в ответ услышал только тишину.
– Рядовой Максаков! – грозно и требовательно позвал Собакин корректировщика взвода минометной поддержки, но результат оказался тем же самым.
Командир роты допускал здесь два варианта. Согласно первому, какие-то помехи мешали осуществлению связи. В горных районах с их непонятным наполнением хребтов различными породами это явление достаточно частое.
Согласно второму варианту, группа из пяти бойцов погибла или же попала к бандитам в плен, что, наверное, даже хуже смерти. Но при этом бандиты могли бы догадаться, для чего шлемы спецназовцев снабжены микрофонами и наушниками. Боевики, скорее всего, выдали бы в эфир какое-нибудь хамство.
Да и посторонний шум микрофоны должны были бы доносить. Сами бойцы могли что-то сообщить. По крайней мере, стрельба бандитских автоматов в этом случае была бы слышна явственнее, поскольку велась бы с небольшого расстояния. Разве что все пятеро солдат почти одновременно выключили КРУСы, когда поняли, что пленения не избежать.
Однако старший лейтенант Собакин очень даже вовремя вспомнил, что полностью отключить КРУС невозможно. Хотя бы данные о состоянии организма КРУС будет передавать всегда, пока полностью не разрядятся аккумуляторы или сам прибор не будет разрушен. Поэтому Виктор Алексеевич спешно вытащил из нагрудного кармана свой планшетник, загрузил его и посмотрел на карту, на которой зелеными точками было обозначено местоположение каждого бойца роты.
Все пять точек, интересующие старшего лейтенанта, нормально светились. Запрос на состояние их здоровья дал вполне хороший результат. По крайней мере, давление и дыхание у всех пятерых было в пределах допустимой нормы. Значит, в горах действительно существуют помехи для телефонной, как она называется у радистов, связи. Или же пятеро бойцов с какой-то целью отключились от системы.
Светящиеся точки передвигались, хотя и медленно. Похоже было на то, что бойцы ползли с гребня на первый перевал. Они, конечно же, делали скрытно, стремясь себя никак не обнаружить, порой замирали на несколько секунд, потом снова продолжали движение. Виктор Алексеевич даже карту включил в планшетнике, чтобы лучше ориентироваться в перемещении малой группы. Когда перевал остался от бойцов за большой скалой, точки стремительно передвинулись к ее краю. Командиру роты стало понятно, что солдаты сделали перебежку.
Где располагались окопы бандитов, оставшихся в качестве заслона, планшетник показать не мог. Боевики не имели КРУСов, следовательно, компьютер их попросту не видел.
В этом случае мог бы помочь спутник-разведчик, но его работа слишком дорого стоит, поэтому спецназу он выделяется только в особых случаях. Старший лейтенант Собакин сталкивался с использованием спутника-разведчика лишь однажды, да и то во время его испытаний. Тогда работать ему приходилось совсем рядом с Грузией, и даже по ту сторону границы, точно не определенной, на участках, которые обе страны считали своими. Любая маломальская засветка операции могла бы привести к международному скандалу. Потому спутник и выделили.
В данной ситуации командир роты был совершенно уверен в важности своей миссии, однако о привлечении к работе космического управления ГРУ говорить не приходилось. Да и решать этот вопрос следовало намного раньше, поскольку бюрократические согласования в верхах никогда не бывают скорыми. Это означало, что не стоит и думать о таком вопросе, забивать себе голову посторонними мыслями, когда следует решать насущные и близлежащие задачи.
Тем более что голова соображала достаточно плохо. Думать опять мешала боль. Она не позволяла Собакину сосредоточиться, всего себя отдать выполнению насущной задачи, вести себя так, как старший лейтенант Собакин привык поступать постоянно, и в боевой, и просто в служебной обстановке.
Говоря по правде, Виктор Алексеевич начал сомневаться в правильности своего решения о передаче командования разведротой майору Феофилактову. Дело здесь было вовсе не в личностных качествах этого человека, о которых старший лейтенант мог судить весьма поверхностно, лишь по нескольким боевым эпизодам совместной операции. Просто майор не знал, что представляют собой бойцы спецназа военной разведки. Собакин постоянно внушал им, что каждый из них является самостоятельной боевой
