Борис Мишарин - Исцеление
Николай обнял Вику, ласково перебирая ее волосы.
— Как хорошо с тобой, Коленька, я иногда думаю, — говорила она тихо и медленно, — счастье не бывает долгим, ты не бросишь нас? Не обижайся, милый.
Она, как понял Николай, спрятала свои глаза у него на груди, но чистая непосредственность и желание знать будущее, тем более в пик своего счастья, когда все его наилучшие проявления подкоркой еще воспринимаются неосязаемыми, взяли верх над нерешительностью. И тогда проявляется у человека сильное чувство, как бы приниженного интереса, неспособное конкурировать лишь с чувством любви и материнства, но и никогда не пересекающееся с ними.
Николаю захотелось ответить ей, как можно ласковее и нежнее, поглаживая живот ниже пупка.
— Смотри, Алла, — он знаком попросил ее пододвинуться ближе к Викиному животу, — здесь уже зародилась новая жизнь и скоро ты станешь бабушкой!
— Правда!? — Вика смотрела ему прямо в глаза, — это правда, я беременная!? — она покрывала его лицо, шею и грудь поцелуями.
— Да, родная, уже три недельки, — он прикасался губами к ее животу, словно шептал о чем-то будущему поколению.
— И ты можешь видеть его, мальчик или девочка? — возбужденно спросила Алла.
— Да, я чувствую и ты угадала.
— Что, угадала? — не поняла Алла.
— И мальчик, и девочка! — Николай улыбался, посмеиваясь глазами, — и я не могу бросить четверых самых дорогих мне человечков!
— Дорогой мой, милый и любимый Коленька! Если бы у меня спросили о самом главном и радостном событии жизни — я не смогла бы ответить однозначно. Ты вылечил мою дочь, стал самым близким и любимым мне зятем и скоро подаришь внуков! Разве бывает враз столько счастья?
— Милая моя тещенька, — улыбнулся Николай, — ты счастлива, а это значит, что не нужно сомнений. На смену большому горю всегда приходит большое счастье, и мы все заслужили его. Сколько страданий перенесли ты и Вика после аварии? Чем это можно измерить, на каких весах взвесить? Я всю свою сознательную жизнь провел на войне, с первого до последнего дня своей службы, видел только кровь, боль и слезы. И это в мирное, якобы, время. Мне 45 лет, а выслуги у меня 46 — выходит, что я не родившись, имел уже трудовой стаж. На войне день идет за три. Мы заслужили свое счастье потом и страданиями, и пусть его будет еще больше.
Он закурил от волнения, стараясь не подавать виду, но Алла с Викой чувствовали его сердцем и смотрели счастливыми глазами на любимого человека.
— Ты так убедительно говоришь, милый, что все сомнения улетают, — Вика пошепталась с матерью и продолжила: — Меня посетила одна замечательная идейка — мы с мамой споем тебе песенку.
Это было что-то новое, и Николай с интересом всматривался в радостно улыбающуюся Вику. Они устроились поудобнее, подоткнув под спину подушки и еще раз улыбнувшись загадочно напоследок, запели: «Представить страшно мне теперь, что ты не ту открыл бы дверь, другой бы улицей прошел, меня не встретил, не нашел»…
Прекрасные слова, сказанные к месту — ценнее вдвойне и Николаю очень понравилась идейка Вики. Иногда судьба сводит совсем незнакомых людей, они начинают общаться по воле случая, влюбляются и уже не могут обойтись друг без друга. Их встреча предначертана свыше еще три года назад, когда Вика попала в аварию. Именно за калекой Михайлов пошел следом, и от несправедливости судьбы сжалось впервые его отзывчивое сердце, не загрубевшее на войне.
Николай на миг представил себе, что он не пошел бы тогда в город, не сел в тот троллейбус и ужаснулся. Не было бы с ним сейчас его любимой жены Вики и тещи Аллы, а Вика бы страдала от тяжкого недуга. Нет, она бы все равно пришла к нему на прием, но кто знает — может быть, и завязалась бы у них любовь. Он вздохнул и улыбнулся.
— Если бы изобрели машину времени, и я перенесся на месяц назад, пришел в ваш дом и объявил, что я ваш муж и зять, то уж наверняка бы отведал если не костыля, то милой Аллушкиной ладошки. И было бы страшно представить, что я открыл именно эту дверь. Превратности судьбы не играют в игры со временем, каждому моменту свой час отведен.
— Может, оно и было бы так, — улыбнулась Алла, — но сейчас трудно представить, скорее невозможно, что бы открыл не ту дверь. Мне кажется, что ты всегда был самым родным и любимым нам человеком, мужем и зятем.
Зазвонил телефон, сердце у Николая испуганно екнуло, предвещая беду, забилось учащенно и трепетно. Он взял трубку.
— Алло…
— Здравствуй доктор, это Саша. Смотрел телевизор, рад за тебя, просто фантастика в лечении, волшебство! Мои ребята с девчонками гордятся, что знакомы с тобой. Ну, а Лаптева, считай, ты уже съел.
— Нет, Саша, думаю, что он еще побрыкается, а за отзыв спасибо, привет передавай своим ребятам и девчатам.
— Бром тебя хотел завтра видеть, — перешел к делу Александр.
Успокоившееся было сердце, забилось вновь. «Интересно, зачем я ему понадобился, — подумал Николай, — вроде бы все вопросы обсудили, утрясли все нюансы. Нет, здесь что-то не так». Он мысленно перенесся к Брому и ахнул от увиденного: у Брома собрались Петр, Вано, Олег, Михаил и Борис. Все авторитеты, с которыми его знакомил Александр. Вано с Олегом не могли простить доктору нанесенного физического и морального оскорбления, Бром поддержал их, рассчитывая разделаться с Александром, который набрал силу и стал для него опасен. Подвернулся удобный случай, когда его не осудят за кровавую расправу, разработанный ими план позволял рассчитаться со всеми. Хозяйство Александра отходило к Брому, усиливая его влияние, чего он и добивался, по сути его не интересовала оскобленная сторона. Авторитеты наслаждались местью за унижение, точки над «и» расставлены.
По плану 34 боевика Вано и Олега захватывают Александра в его собственном доме, стоящем в лесу на отшибе, без суеты уничтожают личную охрану и 5 девушек, живущих в доме — свидетели не нужны. Но Бром понимал, что Александр успеет вызвать своих людей, и тогда исход битвы все равно предрешен, но станет слишком кровавым. Он устроит на лесной дороге засаду и мчавшиеся на помощь боевики попадут прямо под стволы автоматов и пулеметов, деваться им некуда, все кончится в считанные минуты. Для засады выделялось 19 человек.
Внедренный в личную охрану Александра племянник Вано, специально прибывший из Грузии, сообщал, что все спокойно и можно начинать проведение операции. Во дворе бромовского особняка прохаживались вооруженные до зубов боевики, ожидая команды на выезд.
Николай представил себе растерзанные тела охранников, изнасилованных и убитых горничных, неповинных ни в чем, и содрогнулся. Не бывать этому.
— Ты вот что, Саша, отправь ко мне побыстрее Танцора, только прошу тебя — быстрее. Я подъеду, не телефонный разговор…
— Считай, что уже уехал. Что за спешка, доктор?
— У тебя новый охранник? — спросил его Николай, опуская Сашин вопрос.
— А как ты узнал? — удивился Александр, — впрочем, с тобой я не удивляюсь, — он рассмеялся.
— Это не твой человек, не верь ему, — не стал объяснять подробности Николай, — до моего приезда ничего не делай и держи это в тайне. Будь осторожен, Саша!
Михайлов, нервничая, одевался — испорчен прекрасный семейный вечер, когда хочется побыть с любимыми, но долг человека звал его на помощь другу. Он решил не говорить Алле и Вике истинной причины отъезда, незачем вмешивать их в кровавые дрязги преступных группировок. Но насчет Саши у него своя и беспроигрышная политика, ситуация лишь ускорит ее исполнение и друг встанет на путь исправления.
— Саша попал в беду, — начал он объяснять, пряча от Вики и Аллы глаза, не умевшие лгать, — но он этого не знает. Вор заберется в его дом, а я подъеду, и мы его сцапаем. Я вернусь часа через три, вам лучше поспать, мои милые и любимые девочки. Все нормально и беспокоиться не надо, — успокаивал он их.
— Мы вряд ли заснем без тебя, дорогой, тем более в такой день, — расстроилась Вика, — хотелось бы побыть вместе…
Николай тяжело вздохнул, подошел и прижал их к себе.
— Ничего, мои милые, все нормально, я отлучусь ненадолго — это нельзя отложить на завтра, помогу Саше и вернусь.
Он поцеловал их крепко и вышел.
«Вольво» неслась на предельной скорости, но Николай все равно торопил:
— Быстрее, Миша, быстрее.
— Что случилось, доктор? — удивленно спрашивал Танцор — вроде бы никто не болел в их доме.
— Соскучился, — отшутился Михайлов.
Приученный больше делать и меньше спрашивать, Танцор не задавал новых вопросов, выжимая из машины все возможное для этой дороги. За три километра до дома Николай попросил остановиться, он вышел, осмотрелся и выдохнул облачко пара, которое к удивлению Танцора не рассеялось, а полетевши, зацепилось за ближайшую ветку и осталось висеть над лесной дорогой. Николай злорадно усмехнулся: «Приятной встречи, господа». Сев в машину, торопил снова:
