Илья Рясной - Наше дело — табак
— К чертям, — твердил Арнольд.
— Вам нужно просто коснуться ногами самого дна, а потом вы поймете, что попали не туда и заслуживаете лучшей участи. Всему свое время…
Говорил психиатр с пациентами просто, как с равными, будто обсуждая досадные проблемы, сознательно избегал всяких мудрых многосложных психиатрических терминов и не напускал на себя таинственную многозначительность, которая нога в ногу идет с крупными гонорарами. Вид у него был домашний, и, в принципе, в другой ситуации он бы Арнольду понравился. Но сейчас ему вообще ничего не нравилось. С каждым днем ему становилось все хуже. Теперь все вокруг было будто покрыто ватой. Снаружи, из окружающего мира, чужие слова и эмоции долетали до него с трудом. А внутри все было будто отравлено ядохимикатами.
— А немножко выпивки не помешает, Арнольд Валентинович, — потер руками психиатр. — Совсем не помешает… Если вы только не решите посвятить ей всего себя… Пора, пора брать себя в руки, уважаемый.
— К чертям, — повторял Арнольд.
Физически он приходил в себя достаточно быстро. Но это ничего не значило. Были вещи, терзавшие похлеще боли в простреленном боку. Это все те же воспоминания. Те же кошмары. Иногда он орал во сне, и тогда прибегали быстрые и заботливые в пределах своей более чем приличной зарплаты медсестры.
Однажды он понял, что один с кошмарами не совладает, и тогда налил прямо в стаканчик для чистки зубов виски, залпом, прижмуриваясь, как противное лекарство, проглотил его. С непривычки со стакана шарахнуло в голову достаточно сильно. Но зато огненный вкус виски на время отшиб так и не желающий оставлять его вкус апельсинового сока на губах, и перестало на время казаться, что сейчас загремят выстрелы и ударит тупо в грудь пуля.
Лена улетела в Полесск, названивала постоянно. Он заставлял ее докладывать, что творится в фирме.
— Они же подонки, Арнольд! — кричала она. — Ты не представляешь, что они творят! Что мне делать?
Он выслушивал ее без интереса.
— Ничего не делай, — повторял он механически. — Ничего… Я сам. Сам…
— Как же тебя не хватает! Я приеду…
— Нет! — кричал он, бросал трубку, отключал телефон и тянулся к уже дожидавшейся его бутылке.
Поскольку угроза жизни миновала и в целом Арнольд чувствовал себя более-менее, врачи сквозь пальцы смотрели на то, как русский клиент народными средствами снимает стресс.
Несколько раз к нему рвались приятели и сотрудники фирмы «Восток», которых занесло в Германию по делам, но он приказал посылать всех к чертям.
Между тем в Полесске шел пир на весь мир. Глушко лежал в могиле, его любимая жена наконец сняла траур с некоторым сожалением — она не раз слышала, что черное ей к лицу, — и занялась тем, о чем мечтала давно, — делами фирмы и имуществом мужа.
В делах покойного мужа она разбиралась туго, но отлично знала, как такая женщина, как она, должна решать свои проблемы. И все чаще вдову видели в ресторанах в провождении Дона Педро. Тот после покушения, жертвой которого едва не стал вместе с Глушаком, успел очухаться и окончательно вернуть себе доброе расположение духа. Роль утешителя, водителя, телохранителя и финансового консультанта Инессы он исполнял добросовестно.
Очень похоже, что именно он насоветовал ей начать атаку по всему фронту на фирму «Восток», соучредителями которой были Глушко, Арнольд и Плут. Плут еще до трагических событий увел свои основные капиталы, так что на фирму ему было вообще-то наплевать. И Инесса с Доном Педро взялись за дело.
Перво-наперво она захватила особняк, который покупали для офиса Глушко с Арнольдом. Потом начала подгребать всеми правдами и не правдами в наследство движимое и недвижимое имущество — два особняка в Полесске, еще один на море в Старобалтийском районе и дом на Кипре. Со счетов «Востока» сняла больше миллиона долларов и вбухала их в ремонт особняка, бриллиантовые серьги немыслимой красоты и цены, а часть умудрилась переправить в Англию.
Затем вдова подделала подписи учредителей фирмы — в основном среди них были люди, которые являлись учредителями еще десятков подобных контор и долю с дела имели формальную, являлись подставными фигурами, и изменила учредительный договор. По уставу в случае смерти учредителя доля его не наследуется, а распределяется, первоначальный копеечный взнос возвращается наследникам, то есть последние в итоге получают шиш с маслом. По новому уставу Инесса наследовала процент акций на веки вечные и вообще становилась в фирме чуть ли не единоличной хозяйкой.
— Что ты творишь? — воскликнула Лена, столкнувшись однажды с Инессой в престижном супермаркете, где затоваривались экологически чистыми и фирменными, без подделок, продуктами большинство денежных людей Полесска. Вдова задумчиво рассматривала наклейку на бутылке французского вина. Инесса давно обзавелась прислугой, но вина обычно выбирала сама.
— А что я творю, Ленок? — недоуменно спросила она, ставя на место красивую фигуристую бутылку с темно-красным содержимым.
— Ты же просто выносишь вещи из дома покойного!
— Ты что-то перепутала. Просто я беру в руки дела мужа… Тебе этого никогда не понять.
— Ах ты… Ты тварь алчная… Ты думаешь так все захапать, да… Арнольд вернется…
— Охолонись, Ленок…
— Ты…
— Ну я… Я. Тридцать лет уже я… Что еще хочешь сказать?
— Девочки, спокойно, — замахал руками появившийся сзади Дон Педро.
— Какие же вы все мерзавцы! Как я вас ненавижу! — бросила Лена и, повернувшись на каблуках, пошла к выходу.
— Посмотри на нее, — хмыкнула Инесса. — Трудно, наверное, быть такой дурой.
— Нелегко, — поддакнул Дон Педро, галантно беря Инессу под локоть.
Глава 8
РОЗЫСК СКРЫВШЕГОСЯ ПРЕСТУПНИКА
— Вы мне объясните, как все это получается? — раздраженно воскликнул Ушаков, недобро разглядывая собравшихся на утреннее совещание двух своих заместителей и пятерых начальников отделов и отделений. — Вокруг что, тайга? Закрытая область! И мы не можем найти человека.
Каждое утро начиналось с такого совещания, где подбивались итоги и намечались задачи на день, заслушивались отчеты по раскрытию наиболее опасных преступлений, совершенных в области. И раздавалось нерадивым на орехи. Начальник уголовного розыска был достаточно требователен, не выносил разгильдяйства и безынициативности, спуску подчиненным не давал. Сегодня он был явно не в духе, и в такое время ему лучше не попадаться под горячую руку.
— Был бы человек, давно бы нашли. — Гринев вытер пот — в кабинете было душно и жарко, как и на улице, вентилятор гонял воздух, но не слишком помогал.
— Что? — спросил Ушаков.
— Он не человек, а волчара.
— Он бешеный пес, сорвавшийся с цепи, — сказал Ушаков, который немало видел таких сорвавшихся с цепи, которым любое море по колено.
— У него выбило предохранители, — произнес Гринев. — Результат налицо — еще один труп и два раненых. Даже приятеля своего не пожалел.
— Выбило. — На миг у Ушакова резко заломило виски, и он стиснул их кончиками пальцев. Он понимал, что теперь Пробитый не остановится ни перед чем. Убийца почувствовал в себе радость избавления от всего человеческого. Зэки, которые убивали Ушакова в той заснеженной колонии-поселении в Олянино, тоже были такими. Им нравилось идти и сеять погибель.
— И чутье у Пробитого, как у волка, — сказал Гринев. — Получаем информацию, что он к своей девке вчера должен был заглянуть. Выставляемся у дома. И где он?
— Вот что. Каждый опер в области, каждый постовой должен знать физиономию Пробитого лучше, чем свою собственную, — сказал Ушаков. — И каждый опер, проснувшись утром, перво-наперво должен задаваться вопросом: где Пробитый и как его искать?
— Может, он вообще уже в Германии, — предположил начальник отделения по розыску скрывшихся преступников.
— Да здесь он, — отмахнулся Гринев. — Как-то корешам обмолвился, что еще мало денег нагреб, чтобы за бугор линять.
— Кореец должен нам его сдать, — напирал Ушаков. — Надо давить на него и его команду. Пробитый — их кадр. Они за него и в ответе.
— Давить-то их полезно. Но сам Кореец точно сейчас в Германии, — сказал Гринев. — И Ломоносов исчез. А в их команде никто не в курсе, где Пробитый. Они и сами его за полнейшего отморозка держат. И не особенно рады за его достижения отвечать. Они от него открещиваются.
— Хорошо он в землю зарылся, — заметил Ушаков. — Ищут пожарные, ищет милиция. И где?
— У нас в области семьдесят процентов территории — леса, — напомнил Гринев. — Заброшенных домов еще с войны тысячи. Можно так закопаться… — Кореец. Шамиль. Пробитый, — покачал головой Ушаков. — Товарищи сыщики, мы где живем, спрашивается? Это Чикаго, да?
— В Чикаго сейчас порядок, — резонно возразил начальник транспортного отдела, но начальник уголовного розыска посмотрел на него так, что у того тут же желание вылезать пропало.
