Александр Бушков - Возвращение пираньи
– Я перед капитаном не афишировал знание испанского – мелкие хитрости дипломатов, сеньорита... Так вот, при досмотре стал свидетелем прелюбопытнейшего разговора, до сих пор теряюсь в догадках... Предъявив тому бравому офицеру судовую роль и... как это, коносаменты?
– Коносаменты, – кивнул Мазур. – Документы на груз, сухопутно изъясняясь.
– Так вот, на вопрос о характере груза наш бородач, не моргнув глазом, заявил: у него в трюме нет ничего особо интересного: двести бочонков вина для Барралоче, а кроме этого – полдюжины каких-то заколоченных ящиков, о содержании коих он не имеет никакого понятия... поскольку они принадлежат сеньорам русским дипломатам, что подтверждается соответствующими надписями. Офицер послал солдата кинуть беглый взгляд на груз в трюме, этим дело и кончилось...
Мазур подобрался. В т р ю м е не было ничего, принадлежащего им с Кацубой. Кое-что они прихватили из столицы, конечно – ту часть снаряжения, что не особенно оттягивала бы плечи. В конце концов, как признал Франсуа, чуточку подозрительно было бы выехать из столицы вообще с пустыми руками – вот и пришлось кое-что купить: пара самозарядных винтовок, пара помповушек, гамаки и накомарники, всякая мелочевка вроде биноклей, компаса, аптечек и аварийного запаса. Все это, умело упакованное, заняло две объемистые спортивные сумки, пребывавшие в их каютах. И ничего другого...
– Вы с Лопесом, случайно, никаких ящиков не прихватили? – обернулся Кацуба к Ольге.
– А зачем? – пожала она плечами. – У нас только сумки: одежда, гамаки, разные мелочи. Сумки в каютах... и потом, с какой бы это стати, будь у нас некие ящики, мне или Лопесу писать на них, что они принадлежат русским дипломатам? Лопес – полицейский, а я – ответственный сотрудник министерства, к чему нам заниматься мелким мошенничеством? Кстати, по нашим законам, дело подсудное, можно нарваться на серьезные неприятности...
– Я, собственно, вас ни в чем таком и не подозревал, – сказал Кацуба. – Но загадочка, согласитесь, пованивает? У вас будут какие-нибудь версии?
Ольга старательно углубилась в раздумье, длившееся совсем недолго:
– Не стоит ломать голову. Все, по-моему, просто и примитивно. Банальная контрабанда. Барралоче – в ста километрах от восточной границы, там процветает контрабанда, испокон веку... так, по-моему, говорится? О подобных случаях я наслышана, капитаны частенько выкидывают такие номера: поддельные документы, фальшивая маркировка, символы освобожденных от досмотра или не вызывающих подозрений служб и учреждений... С фальшивыми грузами, якобы принадлежащими нашему министерству, полиция уже сталкивалась. Один весельчак, обнаглев, пометил ящики реквизитами ДНГ, никто и близко не подходил, но, на его беду, на причале оказался сотрудник ДНГ, моментально заметил неточности в маркировке, весельчак давно уже похохатывает на каторге...
– И что прикажете делать? – спросил Кацуба. – Неприятная ситуация, знаете ли...
– По-моему, ничего и не следует делать, – подумав, сказала она. – Можно позвать Лопеса, он заставит вскрыть ящики... а дальше? Все равно ближайшая гражданская, военная, полицейская и прочая власть – только в Барралоче. До того – лишь мелкие фермы и индейские деревеньки. Завтра утром позвоню в Барралоче, у меня ноутбук снабжен и спутниковым телефоном... и на причале нас уже будут ждать, с ходу возьмут капитана за роскошную бороду... Как вам план?
– По-моему, ничего лучше и не придумать, – согласился Кацуба. – Только, когда пойдем веселиться, не забудьте, что по-испански я ни словечка не понимаю. Наши попутчики по поезду, голову могу прозакладывать, именно так и думают, я перед ними не светился...
– Вы прямо-таки шпион, – беззаботно улыбнулась Ольга, ничуть не подозревая, какие мысли после такой реплики обуревают двух друзей.
– Скажете тоже, – вздохнул Кацуба. – Шпион должен быть высок и обаятелен, с уверенным взглядом, манерами соблазнителя... когда речь идет о женщинах.
– Иными словами, вы рисуете портрет коммодора? – она, развеселившись, кивнула на Мазура.
– А что, он уже пробовал вас соблазнять?
– Ну что вы, коммодор – воплощение благонравия... Пойдемте, господа? Мне и в самом деле нравится идея насчет бала, нужно переодеться. А с загадочным грузом разберемся в Барралоче...
Она первая направилась к трапу. Мазур, спускавшийся замыкающим, зацепился рукавом пиджака за железную решетку, ограждавшую кормовую палубу. Ольга с Кацубой уже скрылись внутри. Чертыхнувшись, он повернулся к чуточку приржавевшей мелкоячеистой сетке – и обнаружил, что решетка здесь ни при чем. Это человек, стоявший к ней вплотную, просунул пальцы в ячейки и цепко ухватил Мазура за кончик рукава.
– Сеньор? – вопросительно произнес Мазур, слегка дернув рукав.
Тот – он был пониже Мазура ростом, гораздо субтильнее и на первый взгляд никакой угрозы не представлял – покладисто выпустил рукав, беспокойно пошевелился и вдруг сказал:
– Es bonito el dia, senor, verdad?[15]
Мазур его понял: эту фразу он слышал частенько и успел к ней привыкнуть.
– Си, бонито, – ответил он, вполне возможно, безбожным образом греша против испанской грамматики.
Человечек обрадованно зашевелился, передвинулся левее, где было посветлей – Мазур определенно опознал в нем коротышку из поезда, уверявшего сержанта, будто видел пресловутую красную ленту. В лихорадочном темпе перетряхнув скудные словарные запасы, Мазур все же родил подходящий к случаю вопрос:
– Есте, куе паса?[16]
И словно прорвало засорившийся кран: коротышка, то и дело опасливо оглядываясь, ежась, шепотом затараторил, обеими руками изображая выразительные для него самого, но совершенно непонятные Мазуру жесты. Мазур отчаялся выловить в этом потоке слов хоть что-то понятное.
– Есперес... есперен[17], – сказал он в совершеннейшем отчаянии – человек, сразу видно, старался. – Нон хабла эспаньолес...[18] Ду ю спик инглиш, сеньор?
Сеньор, в свою очередь, замотал головой:
– Нон абла ченглезе...[19]
– Тьфу ты, – в сердцах сказал Мазур по-русски. – Что же делать-то? Помедленнее... как же это будет, твою мать...
Собеседник и сам видел, что имеет место диалог двух глухих. Потоптавшись, он заговорил медленнее, внятно, растягивая слова – и на сей раз кое-что стало вырисовываться.
Человечек произнес знакомое «полисиа» и «депто де насьональ гуардиа» – но при этом недвусмысленно тыкал пальцем в Мазура, явно подозревая его в прямой причастности то ли к одной из помянутых контор, то ли к обеим вместе.
– Нон! – сказал Мазур, старательной жестикуляцией решительно отметая столь лестные предположения. – Нон полисиа, дипломатико!
Человечек обеими руками изобразил на физиономии нечто очень похожее на густые усы, тыкал пальцем вдаль – уж не на Лопеса ли намекает? Колотя себя в грудь, несколько раз повторил: «Копре, копре!» И вновь затараторил непонятное.
Отчаявшись его понять, Мазур поднял руку:
– Джаст минут... э-э... уно моменто! Уно моменто! – повторил он обрадованно, вспомнив, что здесь это словосочетание – не строчка из юморной песенки, а вполне осмысленная фраза. – Уно моменто, сеньор! Стойте здесь, здесь! – он потыкал пальцем в палубу и решительно направился внутрь.
В обеденном зале вяло перемещались оба стюарда, натягивая по углам гирлянды цветов, – судя по кислотным оттенкам и полному отсутствию запаха, искусственные. Стулья расставлены по углам, на длинном столе уже оформлен этакий фуршет – с дюжину бутылок, скудная закуска в виде орешков-чипсов-конфеток. Оживленный помощник капитана возился с большим черным магнитофоном, а Лопес, заложив руки за спину, наблюдал за ним с ленивой бдительностью, словно подозревал, что это не магнитофон, а бомба. Больше никого в зале пока что не было.
Мазур проворно оттащил сержанта к двери:
– Лопес, что такое «копре»?
– Как бы вам объяснить, сеньор... – невозмутимо сказал сержант. – Это такой полицейский информатор… платный. А в чем дело?
– Там стоит т о т чудак, что говорил вам в поезде насчет ленты. Называет себя копре и что-то пытается мне растолковать, но я ничего не понимаю...
– Ну, давайте посмотрим... – протянул Лопес, тем же мимолетным жестом, что давеча Мазур, коснувшись кобуры под полой белого пиджака.
Они вышли на палубу, приблизились к решетке.
– Где?
– Только что стоял вот здесь... – растерянно сказал Мазур. – Буквально только что...
Посмотрел сквозь решетку на тускло освещенную палубу: там давно уже приутих гомон, улеглась дневная суета, но все еще слышались и разговоры, и гитарный перебор, и пьяная перебранка, как на испанском, так и на русском.
– Поищем? – предложил Мазур, положив ладонь на решетку. – Тут не заперто...
– А стоит ли, сеньор? – протянул Лопес. – Чудак какой-то... Смылся. Может, он и вправду копре, а может, дурачится...
Похоже, ему очень не хотелось бродить в потемках среди третьего сословия в поисках неизвестно чего. Мазуру, впрочем, тоже.
