Александр Тамоников - Детонатор
Это послужило командой для группы, которая дружно замолотила по барабанам, клавишам и струнам.
Звучавшая песня оборвалась так неожиданно, что Ивета вздрогнула, словно находилась в резко затормозившем автомобиле.
«Круто», — оценила она и поспешила проверить, сколько времени прошло с момента выхода Джора на сцену. Главное, не пропустить время звонка, иначе Буров может лишить законной дозы.
Мысль о том, чтобы сбежать с сумкой, полной наркоты, посещала Ивету несколько раз, но всякий раз была отогнана прочь, как те голуби, которых пинал Буров. Она прекрасно знала, что пытающихся торговать наркотой в одиночку тут же вычисляют, выслеживают и грабят, расплатившись с ними ножом под ребра или пулей в затылок. Во-вторых, Ивета вовсе не тяготела к галлюциногенным препаратам. В-третьих…
Додумать она не успела, потому что громогласный голос Джора объявил следующий номер.
Ивета снова засекла время и приготовилась слушать.
Одновременно с ней на часы посмотрел Буров, сидящий за рулем продуктового фургона, припаркованного на улице Гайдара, примыкающей к концертному залу. Он слегка запыхался, потому что пришлось возвращаться пешком. Захотелось вдруг позвонить домой, а по мобильнику этого было делать нельзя, чтобы не засекли ненароком.
Телефонная кабинка ютилась между продуктовым киоском и зеленой липой на клочке потрескавшейся земли. Заныривая под пластмассовый навес, Буров пригнул голову, а распрямиться так и не удосужился. Он чувствовал себя ужасно виноватым за то, что вот уже несколько месяцев не был дома и даже не слал родным денег, потому что на вольных хлебах они имели обыкновение тратиться значительно быстрее, чем зарабатываться. А Бурову было необходимо иметь надежный тыл. Ведь рано или поздно придется возвращаться к нормальной жизни, а куда еще возвращаться человеку, как не домой?
Трубку подняла дочь.
— Алло, вас слушают, — произнесла она.
— Ксюха, это я, здравствуй.
Единственная заранее заготовленная фраза далась не без натуги и прозвучала так, словно Бурову вздумалось разговаривать с мешком картошки на плечах.
— Папа? — насторожилась Ксюша. — Ты откуда?
«От верблюда», — предложил свой вариант ответа внутренний голос.
— Из больницы. — Вокруг шумели прохожие и машины. Испугавшись, что дочь раскусит обман, Буров повторил громче: — Я из больницы звоню, Ксюха. Вернее, с улицы. Тут автомат на улице. Со мной, видишь ли, такая история приключилась…
— Какая история? — перебила Ксюша. — Ты куда подевался? Мы не знали, что и думать. Сказал, в командировку, а сам…
— Был в командировке, а потом в больницу угодил. Логическое, так сказать, завершение. Ну, эпилог, что ли.
Буров переступил с ноги на ногу, ужасаясь той околесице, которую несет.
Дочери она тоже пришлась не по вкусу.
— Какой такой эпилог? Ты пьян?
— Трезв как стеклышко, — ответил Буров.
— Что-то не очень верится, — призналась Ксюша, бессознательно копируя материнские интонации.
«Черт, как жарко под этим дурацким колпаком», — подумал Буров, дуя под расстегнутую рубашку.
— Понимаешь, — проникновенно заговорил он, — я на парковке в машине сидел, когда мне в задницу вдруг «Лексус» заехал. Не мне, моей машине.
— Ты купил машину?
«Сейчас поинтересуется моим материальным положением и потребует денег», — испугался Буров, но тут же нашелся с ответом:
— Машина не моя. Это микроавтобус фирмы, на которую я устроился продукты развозить. Теперь выплачивать полную стоимость придется. — Буров горестно вздохнул: — Так вышло, Ксюха. Я не виноват. Трагическое стечение обстоятельств. Это рок, преследовавший меня с самого детства. И вот он меня настиг.
— А-а, — протянула Ксюша. — Начинаю понимать. Рок, говоришь? Ты когда домой собираешься, рокер? Предупреждаю: мама рвет и мечет. — Ксюшин голос сменился невнятным «бу-бу-бу», после чего прорезался вновь: — Она спрашивает, где ты шлялся все это время и где зависаешь теперь? Не стыдно?
— Я лежу в больнице, Ксюшка, — заторопился Буров. — Очень сложный перелом. Врачи не гарантируют, что нога срастется. Примите одноногого папу?
— Примут, примут, — пообещали за спиной. — С распростертыми объятиями. Главное, чтобы на радостях вместо ноги чего не отчекрыжили. Более существенное.
Роль комментатора взяла на себя толстуха в очках, обмотанных изолентой, неожиданно появившаяся у телефона. Облегающий спортивный костюм делал ее похожей на дирижабль, зависший над асфальтом.
— Не мешай, гадина! — прошипел Буров, прижимая трубку к груди. — Убирайся!
Когда он снова приник ухом к телефону, тон дочери был холоднее холодного.
— Кто там с тобой рядом? — осведомилась она. — Новая пассия? Планы на будущее обсуждаете?
— Не мели ерунду, — загудел Буров в составленную рупором ладонь. — Со мной приключилась беда. Меня покалечили, не слышишь, что ли?
— Почему же не слышу, слышу. — Ксюша возмущенно засопела. — Не надо было шляться непонятно где, папа.
— Как ты можешь, доча! — сорвался он на дискант. — Родной отец попал в беду, а ты…
— Молодежь, она вся такая, — посочувствовала толстуха. — Одни танцульки на уме.
— Что там за реплики из зала? — спросила Ксюша.
— Пожестче надо с ними, пожестче, — заключила толстуха.
— Вали отсюда! — гаркнул Буров. — Нечего совать нос в чужие дела!
— Твои дела меня не касаются, — окончательно заледенела Ксюша. — Объясняйся с мамой, а меня уволь.
Зашуршала передаваемая из рук в руки трубка, после чего в ней прозвучал ничуть не смягченный расстоянием металлический, режущий слух голос:
— Алло.
— Машенька! — воскликнул Буров с пылом подсудимого, которого отделяет от смертного приговора лишь предоставленное ему последнее слово. — Не перебивай, пожалуйста, потому что времени у меня в обрез, и я…
— Никто тебя перебивать не собирается, — сказала Маша. — Выкладывай свои байки, но учти, они меня абсолютно не интересуют.
— А раз времени в обрез, то закругляйтесь, — вставила оскорбленная толстуха. — Развели тут сантименты, противно слушать.
Бурову страстно захотелось лягнуть ее ногой, но он ограничился тем, что сменил позу, весь съежившись, как если бы стоял раздетым на пронизывающем ветру, и путано заговорил о том, что не может вернуться немедленно, потому что, помимо необходимости лечиться, должен оплатить ремонт поврежденного микроавтобуса.
Рассказ был воспринят Машей с недоверием.
— Почему же ты пьянствуешь, вместо того чтобы заработать денег и выплатить долг? — спросила она.
— Я не пьянствую, — возразил Буров, скрючившись. — Я лечусь, я попал в больницу. Знала бы, что мне пришлось вынести!
— Не больше, чем нам с Ксюшенькой, — парировала Маша. — Ты меня в могилу загонишь. Только твоих долгов нам не хватало для полного счастья! — Она перевела дух. — Без денег можешь не возвращаться.
— Вот что тебя беспокоит! Не мое самочувствие, а деньги, деньги, деньги! У тебя одно на уме.
— У нас есть дочь, и кто-то должен о ней заботиться.
— У меня взрослая дочь, — возразил Буров. — Совершеннолетняя и трудоспособная особа.
— Это повод бросить Ксюшеньку в беде? Оставить ее без поддержки в трудную минуту?
— В настоящий момент беда у меня. Представь, как бы ты чувствовала себя на моем месте.
— Типун тебе на язык, — рассердилась Маша. — Лучше сам представь себе, каково это — не спать ночами, пока твое сокровище проводит время неизвестно где, неизвестно с кем.
— Известно где, — перешел в оборону Буров. — В больнице. Сперва в реанимации, теперь в хирургическом отделении. Черт бы побрал этот «Лексус»! Представляешь, я, может, ходить буду плохо.
— Лишь бы зарабатывал хорошо.
— Опять деньги!
— А ты как думал? Мы в долгах, как в шелках.
Буров насторожился:
— И сколько ты должна?
— Десять тысяч долларов, — ответила жена. — Мы ведь отдыхать ездили, как же без отдыха?
— А отдавать как собираешься?
— На тебя вся надежда.
«Съездил домой, называется, — с горечью подумал Буров. — Сначала десять тысяч, потом двадцать, потом машину новую подавай. Нет, так не пойдет. Я не вол, чтобы пахать всю жизнь на двух лентяек!»
— Мне сначала со своими долгами разобраться нужно, — начал он, — а уж потом…
Договорить не удалось.
— А ты уезжай оттуда, — предложила Маша, голос которой приобрел неожиданную сладость. — Кто тебя искать станет? Ногу здесь долечим.
— Меня не выпустят, — сказал Буров, окончательно понявший, что дома его не ожидает ничего хорошего. — Ко мне бугая приставили, чтоб не сбежал. И вообще, мне в палату пора. Обход скоро.
— Вот, значит, ты как, — протянула Маша. — Поня-ятно. Ладно, без тебя обойдусь. Чтоб ты сдох в своей больнице поганой! Чтоб у тебя гангрена ногу сожрала!
