Эльмира Нетесова - Закон Тайга

—  Ты, мурло, куда прешься? - услышал над ухом родную музыку.

—  Тебе не ботал, падла! Всякий козел тут вякает! А ну, ко­лись, где тут бугор паханит? - спросил уверенно Тесть.

С нар зашуршало торопливо. Голопято стукнувшись в пол, тощий шестерка спешно шмыгнул мимо Тестя в темноту. И вскоре к бугру подошли фартовые.

Трое из них узнали Тестя.

—  Прихилял! Кент, едрена вошь! - обрадовались законни­ки и поволокли Василия в угол фартовых.

—  Чифирнешь? - спросил одноглазый ворюга.

—  Хавать дай Тестю!

—  Пузырек волоки!

—    Вчера все выжрали. Где возьму? - стонал шестерка.

—  Хиляй к бабкарю. За стольник нарисует, - вытащил ку­пюру одноглазый, и сявку как ветром сдуло.

Тесть сидел среди своих. На душе тепло, спокойно. В во­ровской зоне не страшны три года.

Внезапно из-за спин законников лохматый старик объявился.

—  Ох-хо-хо! - рассмеялся скрипуче. И, указав на Тестя, сказал: - Этого падлу все фраера петушили в сизо. Какой он законник? Пи дер вонючий!

Кусок застрял в горле Тестя. Кенты схватили за шиворот старика, на Василия уставились.

—  Верно ботает козел? - потребовали озверело.

Тесть рассказал все как было. Ничего не утаил. И о том, как его скрутили сворой, как трамбовали и, беспомощного, истязали кучей.          

—  Ты тут сопли на кулак не мотай. Не дави на жалость! Как ты, козел, уронил свое имя, так и очищайся! Законник сдохнуть должен иль тех лидеров размазать. Всех до единого. Тогда он фартовый. А покуда они дышат, ты - пидер. Вали отсюда! И не клейся к нам! - багровели лица законников.

—  Любого из вас, падла буду, мусора к обиженникам кинут. И вы, как я, ничего не сможете! Сколько фартовых в сизо ожмурили себя из-за того, счету нет. Урон лишь «малины» несут. А легавым то и надо. Раскусили наш «закон - тайга». Скольких кентов тем загробили! Теперь и вы им поможете! Со мной. Чем же вы мне файней легавых? Те к обиженникам толкнули, вы - тоже! Иль гоноритесь, что сами не побывали в моей шкуре? Клянусь свобо­дой, хоть кого из тех накрою, ожмурю на месте! Без разборок.

—  И ожмури! - поддержал кто-то.

—  Не меня выпираете! А всех, кто в моей шкуре нынче ды­шит! Измельчали фартовые! Нет средь вас законников. Одни фраера! - встал из-за стола Тесть.

—    Фраера, но не пидеры! - вякнул старик, сдавленный за шиворот.

—  Ожмуриться самому - мелочь. Ты попробуй заставить себя дышать после всего! Дышать, чтоб дышала «малина» и кенты. А разделать козлов - сумею. Покуда не жмур - все помню! - сде­лал шаг от стола.

—  Верно ботает Тесть! - поддержал Василия кто-то из фар­товых.

—    Сход надо созвать. Как он трехнет, так и будет, - сказал грозный медвежатник - бугор зоны и ее хозяин.

Василий ушел в свой барак, кляня по пути Трудовое и Дег­тярева, сунувшего его в сизо, как головой в парашу.

 А участковый тем временем возвращался из Поронайска в Трудовое с очередным выговором. Вместе с ним ехали в поезде пять семей - новоселов Трудового.

С детьми, старухами ехали люди обживать новое место. Ка­кое оно? О Трудовом многие знали лишь понаслышке.

Большинство решились переехать не с добра. От нужды бе­жали. Она согнала с обжитых мест. Невмоготу прокормиться было. Вот и подались куда глаза глядят. На слово вербовщику поверили. Тот словами, как деньгами, сыпал. Золотые горы обе­щал. Гарантировал рай земной, беззаботный и безмятежный. И поверили люди в сказку. Даже шамкающим старухам захоте­лось увидеть своими глазами сытый, теплый, устроенный дом. Порадоваться за детей и внуков - себе многого не хотели. Теп­лую печку да хлеба вдоволь.

С любопытством глазели в окна новоселы.

— А и правду сказал вербовщик, места тут и впрямь необжитые. Сколько едем, ни одной избы. Все пусто.

Сопки и те дремучие, как я, - признал старик в рыжей каца­вейке, подойдя к Дегтяреву.

Поезд, дотащившись до Трудового, прокричал голосом ох­рипшего лешака и вскоре задремал у перрона, ожидая, пока освободят его брюхо переселенцы.

А они вытаскивали из вагонов узлы, мешки, чемоданы. Сно­вали от вагона к вагону, торопя друг друга.

Вскоре их развезли по домам, определив каждой семье свое жилье - новое, соскучившееся по человеческим голосам.

И вербованные поверили в чудо. Ведь вот враз дом получи­ли. Не лачугу, не хибару, доживающую свой век. А настоящий новый дом. С сараем и участком. И подъемные за проезд вы­платить обещают немедля - завтра утром. За каждого члена семьи, привезенного сюда, оплатить дорогу. Даже не верится, что здесь, в чужом краю, с ними считаются.

Глава 6

Не спал в эту ночь Дегтярев. В прокуренной дежурке шел у него невеселый разговор с Кравцовым, назначенным следова­телем прокуратуры.

Тот сел поближе к печке, пил чай мелкими глотками. Спра­шивал, спорил, слушал.

—  А я их знаю! Чуть дай свободу, жди новых происше­ствий. Они любое человечье проявление расценивают как бес­помощность. Сколько раз на этом горел! Вся шея бита. Не верю я им, никому. И с вами не могу соглашаться. У нас не гимназия, тут условники созревают для свободы. Сами види­те, что и нынче отсев есть. И немалый. Не по нашей вине! Нам - только выговоры лепят. За недосмотр! А как я могу уберечь от преступления, если иные гады жить без того не могут? У них суть на том замешена. С детства. Он иначе ды­шать не умеет. Его с пеленок просмотрели! Как я их, поста­ревших, переделаю? Они уже по три-четыре судимости име­ют. Никто с ними не сладил до меня. Это ж мусор - не люди! - кипятился участковый.

—  Вот отсюда и начались, Сема, твои ошибки. И не только твои, а и всех прочих, кто был до тебя. Человек - не мусор. Он - продукт общества, своего времени. Сам по себе никто не стано­вится преступником. В том и наша вина есть, - отхлебнул чай Кравцов.

—  Демагогия это все. Что, я заставил Тестя убивать Никиту? Иль Колуна на Николая натравил?

—  Не натравил. Но - виноват. И в чем, скажу откровенно. Не кипятись ты. Выслушай, - оборвал срывавшееся возмуще­ние Кравцов; закурив, заговорил: - Ты в Трудовом не новичок. Знаешь условников не только по именам, а и их законы, обы­чаи. Должен был предположить, что Никиту вместе с тобой вы­слеживали. И точно так же, как ты им, не доверяют тебе фарто­вые. А в результате погиб человек. Жаль. Но ты в его смерти тоже виноват. Добрые отношения с милицией зэки и условни­ки расценивают не иначе как стукачество. А иного ты не дока­зал людям. Не сумел. Потому что фактор недоверия обоюден. Учти, что условники у тебя находятся в особых условиях. У них прав на сомнение не меньше, чем у тебя. Да погоди ты, не перебивай! Умей выслушать. Я не отчитываю. Высказал свое мнение. К сожалению, твои промахи - ошибки многих. Это - самое плохое. Цена ваших просчетов велика - жизни. Это не оправдать, а переосмыслить надо. Но, видно, уж не сумеешь. У тебя в работе свой штамп. И ты, прожив почти до пенсии, не сможешь согласиться, что он неверный. Признав, надо делать вывод глубже: жил неправильно. Не помогал людям. Вредил. И я на месте твоего руководства дня бы тебя не задерживал, от­правил бы на отдых.

Дегтярев вскочил из-за стола взъяренный.

—  Ну, знаете, я много раз рапорты подавал! Не держусь за это место. Я не нянька здесь! И не институт благородных девиц у меня! Вы сами имеете представление о работе с условниками? Вы о ней только понаслышке, наскоком-знаете. По верхам! Вас бы в мою шкуру!

—  Я не дилетант. И следствие далеко не легкая работа. Но у меня ни одной висячки за все годы. Ни одного необоснованно возбужденного дела нет, и незаконных арестов на своем счету не имею. И в Поронайск, как тебе известно, меня на укрепле­ние кадров прислали. Не с новичком говоришь. Хочешь, чтоб тебя хвалили? Пусть этим другие займутся. Хотел знать мое мне­ние, я его высказал! То, что думаю. И не жди от меня похвал, Семен. Хвалить тебя лишь за то, что живешь в Трудовом, не стану. Тебе не только условники, но и штат доверен. Молодые ребята! Ты их учить обязан, беречь. Но не умеешь, не способен.

—  Может, вы научите?

—  Не язви, Сем! Мы с тобой одной школы. Но отношение к делу разное. Не подсказал ты Николаю, как важно учитывать индивидуальные особенности личности осужденного. И не толь­ко ему. А ведь знал. Сколько лет в Средней Азии работал? Не секрет для тебя обычаи. А вот рассказать, предупредить не смог. И опять потеря.

—  Всего не предусмотришь. Хоть три жизни проживи - две в ошибки уйдут. Да и вы, Игорь Павлович, пока опыта набирались, небось не раз лоб в шишки, а лушу в синяки отделывали, - невесело усмехнулся Дегтярев.

—  У меня? Да знаешь, ошибкой это не назову. Но до сих пор помнится, - вздохнул Кравцов.

—  А почему вы с должности в пятьдесят первом полетели? Тоже, наверное, не за доброе? - спросил участковый.

—    И тебя просветили? Ну что ж, того не стыжусь. И верно. Работал прокурором в Магадане. Недолго, правда. Всего три месяца, - улыбнулся Кравцов.