Сергей Алтынов - Болевой прием
– Мы работаем исключительно против особо опасных преступников, убийц и террористов, – говорил мне Сократ Иванович Прохоров, когда я подписывала свой первый «контракт» со спецслужбой. – Они хуже зверей, хуже волков, вы сами знаете это. То, что вам предстоит – это не вынесение и исполнение приговора, это высшая мера социальной защиты!
Защиты! Те ублюдки, которых я уложила на пустыре, больше никого никогда не убьют и не изнасилуют. Не хочется поминать всуе святые писания, но... Там сказано: «Какой мерой мерите, такой и вам отмерят!» По-моему, это и есть основной ЗАКОН, который никак не меняется, кто бы и как бы ни переписывал Уголовный кодекс. Чтобы лишний раз не упоминать святые писания, обратимся к законам физики, которые изучаются в средней школе. Точнее, к одному из законов. Действие по нему, как известно, равно противодействию. И в моем случае это не месть. Приведу пример. Как-то генерал Прохоров поручил мне задачу по обеспечению безопасности свидетелей судебного процесса. На скамье подсудимых оказалась верхушка одной из банд, занимавшихся заказными убийствами, торговлей оружием и наркотиками. Генерал дал мне прослушать записанные угрозы, которыми оставшиеся на свободе бандиты стращали одного из свидетелей. Его пожилой матери грозились плеснуть в лицо кислотой, то, что говорилось насчет детей, и вовсе вспоминать не хочется... Но когда я услышала все это, меня покинули тормоза. Через пару дней рядом с шестидесятилетней матерью того, чей голос произносил угрозы, кто-то вылил кислоту. На саму мать изверга ничего не попало, но рядом с ней задымилась трава газона. Этого оказалось достаточно, чтобы мать, породившая подонка, оказалась в больнице с тяжелым сердечным приступом. Другой бандит упал на рельсы и был разрезан поездом, сынок третьего негодяя как-то раз пришел из школы какой-то очень странный, целый и невредимый, но два с половиной месяца потом молчал, впоследствии так и не смог рассказать, что с ним случилось. Четвертый... Этот жив остался, но навечно прикован к постели, жена его бросила... Самое интересное, что процесс довели до конца. Бандюги перестали улыбаться и выкрикивать оскорбления в адрес прокурора и свидетелей, ручонки у них заметно дрожали...
А я люблю смотреть, когда мразь дрожит, когда она визжит. Против мерзавцев мною попросту были сделаны упреждающие действия, причем отнюдь не такие жестокие, какими угрожали они... Как это опять же сказал все тот же Граф, наблюдая, как я смотрю поединок Хмурого и Лесли:
– Вы были похожи на сучку, которая наблюдает, кто из кобелей перегрызет другому глотку...
Неужели во мне осталось только ЭТО? Азарт схватки, особый, едва уловимый блеск глаз, выражение лица, выдающее опьянение от запаха крови?! Может, он и прав, Граф этот треклятый! Не осталось во мне ничего, кроме НЕНАВИСТИ. Холодной, не знающей эмоций, расчетливой... А все эти пони, сказки, истории для мультиков – самообман, то же самое, когда вальяжный господинчик, на совести которого много чего интересного, специально спускается в подземный переход, чтобы бросить в ладонь нищей старушки пятисотрублевую купюру. Слыхал он, что должна быть совесть у человека, может, даже и была она когда-то, но потом насухо утекла. Ну в самом деле, зачем мне пони?! Зачем мне одинокая, ставшая лишней на этом свете девочка Злата?! Да ни за чем, сама это прекрасно понимаю. Куда делись чувства? Были вроде бы когда-то... Был человек. Где он сейчас, не знаю. При желании можно, конечно, найти, только я этого делать не буду. Среднего роста, спортивный, с усиками, делающими его похожим на офицера царской армии. Пару огнеупорных кирпичей ребром ладони шутя перешибал. Формы не носил, поэтому звания его не знаю, но тянул на полковника. Так я его Полковником мысленно и окрестила. Нас с ним свел Сократ Иванович на предмет разработки одной из среднеазиатских группировок, занимавшихся наркобизнесом. Служебные задачи мы выполнили на оценку «пять»: торговая сеть, опутавшая Москву, была повязана спецназом ФСБ, все члены группировки получили солидные сроки, а главарь взорвался в собственном бронированном джипе за три дня до ареста. После чего из Москвы сбежали двое крупных адвокатов и подал в отставку по состоянию здоровья крупный чин из МВД. Последние события немало облегчили работу судье и прокурору во время процесса. Наша с Полковником роль в этих событиях была сродни оператору в кинофильме. Никто его ни в лицо, ни по фамилии не знает, но в создании фильма он играет основную роль. Так же и мы. Основные лавры и награды получили другие полковники и генералы, а мы в тени. Пришло время мне с Полковником расставаться, а у нас с ним... Одним словом, завязались неслужебные отношения. А у него семья. Получилось, что я, в самом деле, как последняя сучка, увожу из семьи мужа?! Пусть чувства нешуточные, но дело гнилое. Про такое даже в церкви, на исповеди говорить не хочется. Спрашиваю я своего Полковника в открытую:
– Хочешь, исчезну навсегда?
Он с ответом не торопится. Что-то неопределенное бормочет, совсем не в его это стиле. Одним словом, вижу, семью Полковник бросить не может. И жену любит, и меня. Но каждую из нас по-своему. Бывает и такое в жизни.
– Двух женщин любить нельзя, – заявляю я Полковнику.
Можно... На самом деле можно, но очень недолго. Наш срок закончился, и я это поняла первой.
– Все, – произношу я, подводя окончательный итог. – Твоя жена лучше, умней и красивей.
Полковник не спорит. Так, видимо, оно и есть.
Расстались мы с Полковником, но перед этим он меня зачем-то пригласил к себе в гости. Жене и детям представил как коллегу по работе. Что уж его близкие знали о работе Полковника, мне не ведомо, но лишних вопросов не задавали. Посидели, выпили, мило пообщались. Жена Полковника носила простонародное имя Зина, возможно, в юности была хорошенькой девушкой, сейчас же выглядела заплывшей жиром сорокалетней дамой, с невыразительным, состоящим преимущественно из щек лицом и маленькими свиными глазками...
С тех пор я Полковника не видела, Сократа Ивановича никогда о нем не спрашивала.
Но если во мне и осталась одна лишь ненависть, то это Ненависть с большой буквы. И это мое единственное чувство послужит на добрые дела. На очищение мира от таких, как Лесли, Граф, Крот... Между тем Граф легок на помине. Подвальная дверь открылась, и нам обоим велено было проследовать в его кабинет.
– Знакомьтесь, господин Страум!
Сперва Граф представил нас, а потом кивнул в сторону некоего немолодого уже мужчины, находящегося вместе с ним в кабинете.
– Наш деловой партнер из Европы, – закончил представление Александр Александрович.
Стало быть, это и есть представитель той самой делегации, о которой Граф уже упоминал. Не боится он нас друг с дружкой знакомить?! На вид Страум обычный дяденька, немолодой, но молодящийся. Подтянутый, фигура спортивно сохранившаяся для его годов. Лицо обычное, из толпы, при этом с довольно унылым выражением, только глаза какие-то ядовито-голубые. Челюсти заметно выступают вперед, по законам физиогномики это признак не слишком высокого интеллекта. Волосы густые, седеющие, без залысин. Сотрудник иностранной разведки?! Очень даже может быть.
– Итак, Евгения Федоровна и Сергей Владимирович! – продолжил Граф. – Вам предстоит помочь господину Страуму в возникшей у него проблеме. Решив эту проблему, вы получите обещанную мной сумму денег, и на этом наше сотрудничество закончится.
Судя по тому, как Хмурый дернул углами рта, я поняла, что ему очень хочется послать этих господ куда подальше. И не только послать.
– Хотя мне кажется, что это задание вы выполнили бы и бесплатно. Особенно Сергей Владимирович! – Глаз Графа было по-прежнему не видно, но их взгляд явно впился в подполковника.
– Мы вас слушаем, – отозвался Сергей.
Тот, кого нам представили как господина Страума, достал из бумажника две фотографии и протянул нам. На них был изображен один и тот же человек, правда, в разной одежде.
– Вы знаете, кто это? – почти без акцента, но каким-то странным, характерным лишь для иностранцев голосом спросил Страум.
– Да, – кивнула я.
Еще бы мне не знать. Международный террорист. Один из особо одиозных чеченских полевых командиров, прошел подготовку в лагере арабских наемников. В розыске у нас и по всей Европе. Искала этого мерзавца и спецслужба. Его фотографию мне показывал покойный Сократ Иванович Прохоров лет восемь назад. Сейчас, по моим данным, он должен был находиться где-то далеко от России, спецназы ФСБ и ВДВ основательно потрепали его банду.
– Гамаль. Или, точнее, Гамид, – произнесла я. – Полковник Гамид.
Во время чеченской войны чуть ли не все полевые командиры были полковниками, независимо от количества бойцов в отряде. До сих пор не понимаю, почему не фельдмаршалами. Узнал Гамида и Сергей. Разведка ВДВ искала его параллельно с фээсбэшниками. Одно из имен подлинное, второе что-то вроде псевдонима.
