Сергей Зверев - Мертвый дрейф
Она напряглась, вытаращилась на него, как на потустороннее явление, заморгала.
– Уже проснулись, Ольга? – как можно добродушнее осведомился Глеб. – Давайте, приходите в себя, времени нет. Я тоже не отказался бы вздремнуть, но жить пока хочу больше, чем спать.
– Мужчина, – прошептала она, – почему вы голый?
– Во-первых, – возразил он, – я не голый, я в трусах, часах, кроссовках и с автоматом. А крестика на груди нет, потому что в Бога я не верю и вам не советую. Во-вторых, вы что, никогда голого мужчину не видели?
– Да уж давненько не видела… – Уголки губ у женщины задрожали, провисли, заблестело что-то в глазах.
– О нет, это не то, что вы подумали, – запротестовал Глеб, мысленно содрогаясь. – Просто проводится операция, при которой форма одежды имеет решающее значение. Послушайте, Ольга, не знаю, как поделикатнее объяснить вам ситуацию…
– А я действительно так плохо выгляжу? – прошептала она. – Вы так старательно отводите глаза и так натужно улыбаетесь…
– Не стану кривить душой, – признался он. – Не знаю, какой вы были раньше (он чуть не сказал, «при жизни»), но в любом случае вы выглядели лучше. Все поправимо, Ольга. Вы вернете былую привлекательность и станете обычным человеком, если сделаете правильный выбор. Мы знаем, что с вами случилось, и у нас нет ни малейшего желания причинять вам зло, учитывая то, чего вы натерпелись. Вашей волей и волей ваших коллег помыкал человек по фамилии Ландсберг – полагаю, в минуты прояснения вы об этом догадывались. Но всё это в прошлом, Ландсберг обезврежен и нейтрализован. Ваши коллеги оказали сопротивление, их пришлось ликвидировать – признаюсь в этом честно. Если обещаете не чинить нам препятствий, не хвататься за оружие, не пытаться освободить профессора, мы сделаем все возможное, чтобы вы добрались до дома и поскорее обо всем забыли. При этом постепенно вы будете получать информацию о том, что с вами на самом деле происходило последние пятнадцать месяцев. Итак, ваш выбор? Учтите, из всего вашего дружного коллектива вы остались одна…
– Вы так много говорите… – прошептала Ольга. – Знаете, мужчина, может, у меня и не в порядке голова, но я пока еще не дура… Я понимала многое, но не могла сопротивляться, это было сильнее меня… А что касается коллег, то я их не любила – это были не самые лучшие люди в фирме «Барс»… Только Сережка Листовой был хорошим человеком, но он погиб в первый день, его придавило контейнером… Ну как вам объяснить, что не хочу я больше ни с кем воевать? – Она посмотрела ему в глаза, и сердце тоскливо защемило. Прояснилось у женщины в голове после двух усиленных доз седативного и крепкого сна.
– Не надо ничего объяснять, Ольга. – Он протянул ей руку. – Поднимайтесь. Имеется подозрение, что в недалеком будущем эту разбитую калошу под нашими задницами ожидают серьезные испытания…
Она шаталась, хваталась за стену – и куда подевалась дикая грациозная кошка, уложившая нескольких мужчин? Что сломалось в ней? А Глебу было крайне неловко. Он мог убить эту женщину несколько часов назад и сумел бы после этого договориться с совестью. А теперь, когда она шаталась перед ним, растерянно косилась через плечо, спрашивала, правильно ли она идет, он был не в своей тарелке, испытывал противоречивые чувства. Ольга первой вылезла на полубак, прошла на четвереньках несколько шагов, завалилась, как кошка, у которой проблемы с координацией, потрясенно уставилась на серое небо – как будто за три часа оно стало другим.
– Подождите, Глеб, я полежу минутку, хорошо?.. – Она с усилием разжимала омертвевшие губы, но в глазах уже поигрывал синий проблесковый маячок. – Я не понимаю, что происходит, голова сильно кружится… Но если вам некогда, если я вас сильно задерживаю, вы всегда можете меня пристрелить…
Имелось сильное подозрение, что под сумрачным небом Тихого океана происходит рождение нового человека. Когда они добрались до палубы и Ольга уставилась потрясенными глазами на связанного профессора с кляпом во рту, подозрение усилилось. Он трубно замычал, когда ее увидел, принялся извиваться, воспаленные глаза полезли из орбит, а она попятилась, сжала губы, смотрела на него пронзительно, неприязненно, не сказала ни слова и отвернулась. Ландсберг завыл, закатил глаза и принялся колотиться головой о борт – с нервами у человека были проблемы.
Платон возился в нескольких шагах в груде металлолома, выкопал оттуда наполовину сгнивший брезентовый мешок и критически его разглядывал. Тело Райдера куда-то пропало – имелось подозрение, что Платон перевалил его через борт, но… как-то не хотелось об этом спрашивать.
– Так и медитирует головой об стену? – осведомился Глеб, кивая на Ландсберга.
– Ага, – кивнул Платон, – развлекает тут меня, песни исполняет. Слушай, Глеб, я больше не могу любоваться на этого упыря, он меня бесит, давай его закроем, ладно? – И с ухмылкой старого иезуита он пристроился рядом с пленником на коленях и, что-то ласково приговаривая, принялся натягивать на голову мешок. Ландсберг сопротивлялся, но его мнение никого не интересовало. Получилось неплохо – во всяком случае, появилась возможность не смотреть на его неприятную физиономию.
– Оставляй, – кивнул Глеб, – удачное решение.
– А это что за кот в мешке? – первым делом вопросил Никита, выступающий в авангарде навьюченной процессии. – Ах да, точно… – Они с Крамером тащили лишь оружие, а все остальное, включая ворохи одежд, доверили «отдохнувшим» Даше и Котову. Гражданские были мрачны и безропотны, волокли спецназовские пожитки, исподлобья глядя по сторонам. Даша сильно осунулась, почернела – возможно, она выглядела лучше, чем Ольга, но это была уже не та женщина, которую принял на борт вертолет Военно-морских сил России. Увидев человека в мешке, она потемнела еще больше, потрясенно покачала головой. Сбросила на палубу опостылевшую ношу и принялась с жалостью разглядывать собственные ладони. Линии на ладонях, по-видимому, говорили о том, что пора помыть руки. Потом она подняла голову и с суеверным страхом уставилась на незнакомую женщину, назойливо напоминающую смерть. Ольга отвернулась, устроилась под бортом и закрыла голову. Котов не знал, куда себя деть, он мялся, как бедный родственник, испуганно косился то на голых спецназовцев, то на Ольгу, то на мужика в мешке, который тоже не находил себе покоя. Вокруг было столько всего интересного…
Мужчины торопливо одевались – а женщины судорожно прятали глаза и отворачивались.
– Хорошо, что одежду у двери сложили, – бормотал Никита. – Вода уже поднялась – еще немного, и нам пришлось бы нырять, чтобы ее найти… Юрка, блин, ты зачем мой носок свистнул?
– Да не брал я твой носок, – огрызался Крамер.
– Но они же разные! – недоумевал Никита, созерцая единственную оставшуюся на палубе пару.
– И все-таки они вместе, – хихикал Платон, торопливо натягивая бутсы. – Поздравляю, Никита, тебе жена подсунула разные носки.
– Да нет у меня жены! – возмущался Никита.
Спецназовцы потешались, Даша хваталась за горло, сдерживая рвоту. Котов так и не выяснил, куда себя деть. Ольга отняла руки от лица, вскинула голову к небу. Землистая кожа начинала румяниться, но это был не повод вручить ей зеркало. Мычал и бился пятками о палубу Ландсберг…
– Позвольте минуточку внимания, господа, – откашлявшись, сказал Глеб. – Все подходим к борту, не стесняемся, сбрасывать никого не будем. Господину Ландсбергу можно не подходить… – Он дождался, пока все соберутся, продолжал: – Проклятая судьба свела нас на этой палубе. По аналогии с носками нашего коллеги, мы такие разные, но мы вместе. И придется с этим безобразием какое-то время мириться. Боевые действия, если кто еще не понял, закончились, но впереди нас поджидают не менее интересные события. Судно тонет – думаю, все почувствовали? Но начинает это делать не с головы, а с кормы, так что время у нас есть. А теперь обратите внимание на море, а особенно на группу скалистых островов, пересекающих наш путь по траверзу…
Он сделал паузу, чтобы те, кто еще не прочувствовал, поскорее это сделали. Острова приближались, уверенно выплывали из сизой дымки – бесформенные кучки с шапками хвойных лесов. До ближайшего из них оставалось не больше трех миль. Он покачивался слева, уже просматривались глинистые откосы на берегу, несколько сползших в бездну деревьев, нагромождения камней на правой стороне. Этот остров «Альба Майер» должна была оставить по левому борту, но в дымке уже прочерчивались следующие – угловатые, с торчащими в небо остроконечными зазубренными скалами. Заволновалась Даша, прижала руки к груди, растерянно посмотрела на Глеба – словно он тут самый главный рулевой. Напористо задышала Ольга, подалась вперед, схватившись за борт. Заскрипело что-то глуховато под ногами, задрожала палуба, люди втянули головы в плечи… Увеличивался крен, и контейнеры на нижних палубах начинали перемещаться под действием силы тяжести. В горле пересохло: страшно представить, что начнется, когда они все собьются в кучу и возрастет давление на корму! Но Глеб не подал вида, что облезает от страха, продолжал свой размеренный монолог:
