Любовь Рябикина - У каждого свой путь
— Кто там?
— Ефим Гаврилович, вам конверт просили передать. Какой-то мужчина приходил…
Щелкнул открываемый замок. Вацлав резко толкнул дверь и ворвался в квартиру. Без слов кинулся в комнату: на треножнике был установлен фотоаппарат с длинным объективом. Следом Оленин и Демин вволокли упирающегося хозяина, который орал:
— Не имеете права врываться без ордера! Я буду жаловаться!
Консьержку попросили остаться, как свидетеля. Андриевич обернулся:
— Что и требовалось доказать! Вот оно затемненное окно. Именно отсюда эта гадина сфотографировала Маринку. Можешь жаловаться хоть Господу Богу, теперь тебе никто не поможет. Я сам сделаю все, чтобы в колонии, куда ты попадешь, мужики узнали, против кого ты копал. Маринку там уважают. Я сам читал письма от заключенных. Что будем делать, старший лейтенант?
Демин огляделся в квартире:
— Следственную группу вызовем, а пока сами посмотрим…
Милиционер и спецы, оставив фотографа под охраной младшего сержанта, принялись бродить по квартире. Заглядывали в шкафы, ни к чему не прикасаясь. Зашли в небольшой чуланчик, служивший фотографу лабораторией и обалдели. Со всех сторон на них смотрела Марина. Целые стопки фотографий лежали на столике. Многие были изрезаны. На чистые листы белой бумаги приклеены силуэты Степановой и ее охраны. Причем некоторые фото выглядели, как интимные. Офигевший Леонтий увидел себя полуголым и в постели с Маринкой. С минуту приходил в себя, почесывая затылок.
Демин, рывшийся в стопке чуть подальше, едва не заплясал от радости. Он первым нашел настоящие снимки: хохочущий у окна водитель генерала, Зоя и Олег Шергун, лежащие на полу Бредин и Маринка. Причем голова Бредина лежала на ноге у Зои Шергун. Следом милиционер вытащил целую пачку монтажных снимков. Фотограф «убирал лишние» персонажи по очереди. Надо сказать, что получилось у него довольно правдоподобно, если бы не накладка со светом в кухне и солнцем за окном. Они вышли из лаборатории. Все еще ошеломленный Швец показал фотомонтаж Оленину. Игорь вытаращил глаза:
— Ничего себе! Этак можно любого человека грязью облить!
Старший лейтенант обернулся к фотографу:
— Теперь ты долго снимать не сможешь! Что за газетенке продал туфтовый снимок? Сколько тебе заплатили, чтоб подставить Марину Ивановну? Молчишь? Ничего, через часок все расскажешь у следователей. Я вызвал тех парней, кому верю сам. Они с тебя стружку снимут.
Андриевич ответил вместо задержанного:
— «Свободная газета» называется.
Оленин хмыкнул:
— Самые злейшие враги Марины! Эти все опубликуют, лишь бы насолить ей. Теперь им придется ответить за оскорбление депутата.
Демин пожал плечами:
— Отвертятся, как пить дать! За спиной главного редактора этой газетенки сам Полено стоит и еще несколько шишек поменьше рангом. Все свалят на фотографа, подсунувшего ретушированные снимки. Скажут, что ничего не заметили. Опубликуют настоящий кадр с фальшивыми извинениями и дело заглохнет.
Вацлав вздохнул:
— Эх, Костя, Костя…
Старший лейтенант спросил:
— Что-то случилось? Константин Андреевич около одиннадцати дня промчался с сумкой мимо нас и так торопился, что даже не попрощался.
Полковник устало посмотрел на лейтенанта:
— Сбежал он, поверив снимку. Бросил Маринку. Даже не поговорил…
Милиционер повернулся к задержанному, который больше не хорохорился и теперь напоминал мокрую курицу. Наклонился:
— Ну, ты и сука! Таких давить надо.
Консьержка качала головой и причитала вполголоса:
— Я вас приличным человеком считала, Ефим Гаврилович, а вы… Господи, кому верить?
В квартиру вошло трое милиционеров. Капитан за руку поздоровался с Деминым и спецназовцами:
— Что тут у вас?
Старший лейтенант пояснил:
— Деятеля вычислили, который снимки отредактированные «Свободной газете» продал, тем самым подставив депутата Степанову. Газета снимок растиражировала, испортив Марине Ивановне жизнь. Вот так. Камера вот стоит, мы ее не поворачивали. Женщина подтвердит. Вот снимки настоящие, которые он превратил в пакость…
Следователи осмотрели квартиру, зафотографировали стоящий у окна фотоаппарат с разных сторон. Щелкнули раз двадцать стены и столик в фотолаборатории. Быстро составили протокол, пригласив стать понятыми спецназ и консьержку. На руках фотографа защелкнулись наручники. Следователь разрешил взять Андриевичу по одному настоящему и подвергшемуся изменениям, снимку. Благо недостатка в фотографиях не было. Квартиру опечатали.
Вацлав вернулся в квартиру Марины. Степанова по прежнему находилась в спальне, а оставленные мужики топтались у двери. Обернулись на полковника и виновато сказали:
— Она заперлась. Сначала плакала, а теперь затихла. Может, заснула? Мы генерал-полковнику на всякий случай позвонили…
Полковник замер. В груди заболело. Он, без разговоров, ударил плечом в дверь и замок вылетел. Вацлав влетел в комнату. Женщина лежала на так и не убранной с утра постели, сжавшись в комок. Она казалась совсем крошечной. Марина не пошевелилась на треск ломаемого дерева и грохот ударившейся в стену двери. Он сразу обратил внимание, что она неестественно бледна. Подскочил к постели и перевернул на спину. Руки безжизненно упали. Он дотронулся до шеи и не нашел пульса. Прижался щекой к губам и уловил легкое тепло, вырывавшееся из ее рта. Резко обернулся:
— Скорую! И сердечное найдите! Быстрее! Быстрее, мужики…
Охранники заметались по коридору. Оленин набрал номер «скорой помощи», продиктовал адрес и рявкнул:
— Депутат Степанова, ясно!
Вацлав расстегнул ворот у Маринкиной куртки и растерялся, не зная, что делать. Леонтий приволок стаканчик с валерьянкой. Полковник попытался напоить женщину лекарством, но ничего не получилось. Швец протянул ему флакончик с нашатырем:
— Попробуйте, может придет в себя…
Полковник отметил, что руки у Леона трясутся. Нашатырь тоже не помог. Маринка лежала, как мертвая. Он плотно прижался ухом к ее груди и услышал еле слышное и очень редкое сердцебиение. Парни столпились вокруг, не зная, что еще предпринять. Они могли оказать помощь раненому, но в этом случае оказались бессильны. Во дворе раздался вой сирены. Мухаметшин выглянул в окно и сказал:
— Медики бегом бегут! Сразу трое. С носилками…
Через минуту в квартиру вбежали врачи и старший лейтенант Демин. Он ни о чем не стал спрашивать, только окинул взглядом побледневшие лица столпившихся у постели мужчин. После беглого осмотра доктор спросил:
— Кто-нибудь может сказать, что сейчас произошло и получала ли Марина Ивановна травмы черепа раньше?
Вацлав вместо ответа, уже догадываясь, спросил:
— Что с ней, доктор?
Врач перетянул вену и сделал укол. Повернул лицо:
— Она в коме. Я хотел бы знать, что спровоцировало это состояние?
Торопясь, набрал еще один шприц и всадил во вторую руку. Андриевич взглянул в лицо Оленину и тот принес газету со снимком. Потом полковник протянул врачу настоящий снимок и ответил:
— Она уже лежала в коме пять дней. Это было в Чечне…
— Поточнее, пожалуйста…
Вацлав рассказал все, что знал и добавил:
— Сегодня дорогой для нее человек поверил этому снимку и ушел, даже не объяснившись…
Доктор кивнул, поднимаясь с края постели:
— Когда найдете фотографа, можете смело инкриминировать ему покушение на убийство…
Демин ответил:
— Уже нашли. Он в милиции дает показания. Вы не могли бы повторить эти слова для следователей?
Врач кивнул. Милиционер притащил телефонную трубку, связался с отделением. Сообщил, что случилось и передал трубку доктору. Тот тихо произнес:
— Марина Ивановна в коме. Именно этот снимок повлиял на ее состояние. Я не знаю, сколько она пролежит и встанет ли вообще… Да, фотографа можно будет считать убийцей, если женщина умрет, а пока это покушение на убийство… Есть подозрение, что был еще и микроинфаркт. Да, записывайте адрес…
В квартиру влетели Бредин с женой. Увидев белые халаты, все понял:
— Маринка, что с ней?
Вацлав опустил голову, чтобы скрыть слезы:
— Кома. Снова. Вы газету видели?
— Я из-за нее примчался! Мне Тамара позвонила. Сказала, что на наши головы газетчики целый ушат грязи вылили. Неужели из-за статейки?
Вацлав не смог говорить из-за комка, засевшего в горле. Ответил Оленин:
— Не только. Константин Андреевич поверил и ушел не объяснившись…
Тамара сползла по стене на пол и по-бабьи зарыдала:
— Господи, что вы мужики за люди? Столько лет знать ее и поверить первому же отретушированному снимку!
Степанову переложили на носилки, но генерал остановил врача:
— Подождите, пожалуйста. Я бы хотел с вами поговорить…