Сергей Зверев - Небесный шторм
– А у меня, зараза, катапульта заела, – в десятый раз рассказывал Шрайдер. – Чую, падаю, уже почти упал, рву ее до упора… ну, слава Христу, полетели со скрипом… Чуть на собственный «Торнадо» не упал, ей-богу… А тут уже деревенские с колами, и давай меня окружать. Пистолет выхватил – они по тормозам. Трусливые они – ливийцы. Так и стояли, пока кто-то сзади не подкрался да колом меня по голове не отоварил…
С каждым разом герой в повествовании Шрайдера становился смелее, решительнее – летчики втихомолку посмеивались. Жюстье предположил, что в следующем изложении Шрайдер пламенным слогом убедит ливийцев восстать против ненавистного режима, и просветленная толпа, ведомая летчиком, размахивающим пистолетом, двинет маршем на Триполи, но прибудет ливийская пехотная дивизия и полонит новоявленного «мессию». Шрайдер обиженно засопел. Шарль, закончив разминку, направился к двери, постучал. Распахнулось окошко, образовалась недовольная физия Джабира. Летчик знаками показал, что надо облегчиться. Тот надулся, но открыл дверь и скинул с плеча автомат. Устраивать побег никто не собирался – бежать в этой местности с населением, лояльным «кровавому диктатору», было глупо и бесперспективно. Шарль убрал руки за спину и зашагал по длинному коридору в санузел, состоящий из единственного унитаза и неработающего краника. Закончив свои дела, вышел и осмотрелся. В глубине коридора – напротив выхода на улицу – хихикали два охранника. Напротив – дверь в подсобку. Там же прохлаждался Джабир: автомат на груди, предохранитель – он же переводчик огня – поставлен на стрельбу очередями. Паренек выразительно повел стволом: сделал дело – гуляй смело. Шарль кивнул и отправился обратно, старательно удерживая на лице дружелюбное выражение.
– Слушай, парень, – он притормозил, проходя мимо, – у тебя телефон, я видел. Дай позвонить? Никто не заметит, обещаю. Я заплачу – пятьсот евро. Неплохая сделка, согласись? Ты же понимаешь по-английски?
Судя по посуровевшей физиономии, отдельные слова в английском языке Джабир знал. Он вздернул нос, презрительно смотрел на пленного летчика.
– Джабир, пятьсот евро… – понизив голос, повторил Шарль. – Вдумайся. Не пять, не пятьдесят – пятьсот. Всего за один звонок. Не больше минуты – обещаю. Твои ничего не узнают. Будь человеком, Джабир.
Дрогнула жилка на виске. Джабир воровато покосился за спину Шарлю. За спиной, вероятно, что-то происходило. Парень напрягся, потом вдруг разозлился и ткнул Шарлю в бок стволом.
– Не стоять! Нельзя разговаривать! Иди!
Тычок был болезненный. Шарль поморщился и решил не нагнетать напряженность, зашагал на свою циновку. А когда лег и отгородился тряпьем от окружающих, дал волю эмоциям. Напрасно он сказал Джабиру про пятьсот евро. Теперь этот ливийский шакаленок знает, что у него припрятаны деньги. Приведет дружков, устроят личный обыск… и радости не будет предела. Что же делать? Делая вид, что переворачивается с боку на бок, он забрался в тайничок под интимным предметом одежды, на ощупь отделил купюру номиналом пятьсот европейских дензнаков (про нее уже сказал), осторожно вытащил остальные и ногтем стал проковыривать в циновке дырку, чтобы спрятать…
Он долго не мог уснуть в эту ночь. К запахам и обстановке уже привык, но душа по-прежнему просилась на волю, в «пампасы». Бубнили товарищи, кто-то вспоминал оставшихся во Франции родных, расчувствовался Анри Гурден – его, оказывается, никто не ждет, семьей не обзавелся, родители давно скончались, все свободное время вне работы – развлечения, женщины несложного поведения, даже сестра, канувшая где-то в Ницце, год ему не звонила… Шарль затыкал уши – тоска навалилась злющая, перед глазами стоял плачущий Марсель, протягивал ему сломанную модельку самолета времен Второй мировой – залез в отсутствие отца в его коллекцию и хорошо в ней «посидел». Он не сдержался тогда, зарычал на сына, тот сжался в комочек, словно обруганный котенок. Жаклин прибежала, вступилась за чадо, и Шарлю потом было стыдно. Он клялся, что никогда не повысит голос на сына, оправдывался перед Жаклин… Он забыл уже, как «оступился» с барменшей Софи, – первые дни ее глаза стояли перед глазами, затем размылись, сменились образом Жаклин, лежащей в кровати и смотрящей на него с укором. Она шептала: «Ну, разве я не так же хороша, как твоя барменша?.. Прости, дорогой, нам нужно какое-то время пожить раздельно…» А потом эта сцена с точностью до какой-то психоаналитической мистики повторилась во сне. Жаклин была, как живая – она манила, хотелось расцеловать ее блестящие глаза, рухнуть на колени. Он оправдывался перед ней, кричал, что никогда не посмотрит на другую женщину, никого ему больше не надо, умолял на коленях в позе вершащего намаз мусульманина, а какой-то певчий дрозд, залетевший в комнату, задорно клевал его в заднее место. Поначалу он не замечал, потом это стало досаждать, он отталкивал дрозда, но тот опять подлетал и клевал, клевал…
Очнувшись, он обнаружил, что над ним мерцает охранник Джабир – бледный, с подрагивающим глазом – и тычет стволом в ягодичную мышцу. Нетерпеливо подал знак – вставай – и приложил палец к губам. Шарль мгновенно проснулся, подскочил. Физкультурный зал озаряло бледное мерцание низковольтной лампочки. Товарищи по несчастью спали. Зычный храп возносился к потолку. Кто-то ворочался во сне, кто-то жалобно стонал. Джабир выразительно показал на дверь и начал пятиться. Бурнье отправился за ним – как крысенок за дудочкой Крысолова…
Выйдя в коридор, Джабир прикрыл дверь и перевел дыхание. Он был весь серый от страха.
– Давай деньги, – прошипел, косясь на тускло освещенный коридор, где пока никого не было. Шарль сунул руку в карман, выудил купюру. Глаза паренька алчно заблестели. Он схватил банкноту.
– Еще есть? – Шарль качнул головой. Этот жест паренька не убедил, он начал обыскивать летчика. Тот терпеливо ждал. Разочарованный Джабир скрипнул зубами.
– Больше нет, – пробормотал Шарль. – Последние деньги.
– Держи. – Охранник вытащил телефон и кивнул на дверь в подсобку. – Туда иди. Услышишь шум – не выходи. И тихо говори. Минута – понял? – и подтолкнул пилота к двери.
Тот чуть не задохнулся от волнения. Сердце колотилось, он нащупал дверную ручку срывающимися пальцами, влез в темноту, закрыл за собой дверь. Экран освещался еле-еле. Он набирал по памяти, несколько раз нажимал не те кнопки, чертыхался, начинал заново. Гудок – и сердце застучало, как барабан Наполеоновской армии. Жаклин отозвалась на втором гудке, и Шарль вспотел, как будто пробежал марафон…
– Жаклин, это я, Шарль… – хрипел он.
На том конце воцарилась потрясенная пауза… и шквал, торнадо! Супруга плакала, смеялась, ругалась изящным слогом, и все это звучало для Шарля нежнейшей музыкой – он никогда такой не слышал!
– Ты где?! – кричала она, срывая голос. – Господи, я уже с ума сошла! Мы все тут с ума сошли! Как ты можешь?! Ты подлец!
– Молчи, дорогая, молчи… – Он насилу заставил ее умолкнуть. – Слушай внимательно. Со мной все в порядке. Сообщи всем: мы, пилоты ВВС НАТО, сбиты и находимся в плену правительства Ливии. Живы двадцать семь человек. Погибли двое – Грир и Честер. Нас держат всех вместе в разбомбленной школе на южной окраине города Хомс. Повторяю, родная, со мной все в порядке…
Он не успел договорить. Он столько всего хотел сказать и спросить! Ворвался испуганный, трясущийся Джабир, отобрал телефон, вытащил Шарля за шиворот из подсобки и пинками погнал в зал. Прежде чем перелететь порог, Шарль уловил громкие голоса на другом конце коридора – возвращались отлучившиеся охранники. Неужели все удалось?
Болело заднее место, но он не обижался на паренька. Тот тоже перенервничал. А как еще заработать? Либо по́том, либо нервами. Он рухнул на свою лежанку и широко вытаращенными глазами смотрел в потолок. Сердце разбивалось о грудную клетку. Славный тренажерчик для воспитания силы духа…
– Куда он тебя уводил? – с подозрением в голосе поинтересовался Анри Гурден. Похоже, он только притворялся, что спал. – У тебя, Бурнье, секретные дела с охраной? Любопытно, знаешь ли. Не поделишься?
– Действительно, – хрипло проворчал Лазар. – Что это было, дружище?
– Господа, это не то, что вы подумали… – каким-то ломающимся голосом сообщил Шарль. – Я только что звонил жене. Завтра весь мир будет в курсе, что мы живы и находимся в плену…
Жаклин Бурнье сидела на кровати – взъерошенная, заспанная, держала трубку у уха – в ней пронзительно надрывались короткие гудки. Приснилось, или как? Голос Шарля – это точно был он, и слова, произнесенные, вернее, выдавленные, все до единого отпечатались в памяти. Если это сон, то какой-то… И тут до нее дошло. Это не приснилось! Она всего лишь полбутылки «Шардоне» перед сном выпила – из семейной алкогольной корзины! Он жив! Она должна сообщить об этом ВСЕМ!
