Сергей Самаров - Департамент Х. Прощальная молитва
– Не завидую я бандитам, товарищ генерал... Они рассчитывали поймать воробья, а попался им сокол, который любого орла заклевать в состоянии. С капитаном Николаевым им не справиться. А отставка... Во время командировки на Северный Кавказ капитан Николаев лично уничтожил крупного бандитского главаря в рукопашной схватке, когда патроны кончились. Брат того бандита – какой-то чиновник в правительстве республики, крупный чиновник – просил отдать ему тело для захоронения на семейном кладбище. Но тела террористов, согласно закону, родственникам не передаются и хоронятся под номерами, без указания имени и фамилии. Брат бандита обиделся – это нарушение какой-то большой традиции их некогда знаменитого и авторитетного в республике тейпа[20] – и поклялся отомстить. Николаев после командировки в отпуск уехал, дома его и нашли. Кто-то продал адрес. Они с женой куда-то собирались, машина уже у подъезда стояла. Жена вышла и ждала его. Когда он метрах в десяти от машины был, нажал кнопку на брелке, чтобы дверцу открыть, она взорвалась. Жену в клочья, у самого Николаева множественные раны поражающими элементами и тяжеленная контузия. Заряд был очень мощным, стекла повыбивало во всех домах в округе. Капитан два с половиной месяца провалялся в госпитале – сначала в искусственной коме, потом операции и лечение, потом комиссия, а потом куда-то уехал. Вроде в семинарию учиться подался. Но человек он надежный, выдержанный. С пуленепробиваемой психикой. На него можно положиться. Сейчас, думаю, тем более, если у него сан.
– Это хорошо, – заметил генерал. – Значит, работать будем с двух сторон. Но после окончания работы священников к аппаратуре близко не подпускать и не объяснять, с чем они столкнулись. Даже отцу Николаю. Эксперимент должен остаться в тайне. Вот о последствиях эксперимента пусть говорят – и православные, и мусульмане. Даже газеты пусть пишут. Мы им поможем материал получить. Надеюсь, это снизит экстремизм на Кавказе, да и не только там. Запомни номер трубки отца Николая.
– Говорите, товарищ генерал.
Апраксин продиктовал.
– Запомнил, – сказал старлей.
– На связь с ним выходить только в случае крайней необходимости. В доме вместе со священниками находится охранник, он может услышать разговор.
– Понятно, товарищ генерал.
– У меня все. Будут вопросы – звоните.
2
Гаджи-Магомед давно научился читать взгляды людей, приходящих по пятницам на общую молитву в мечеть. Уметь читать взгляды – важное качество не только священнослужителя, но всякого человека, который имеет влияние на других или собирается это влияние приобрести. Салафитская мечеть в это утро была непривычно переполнена; сюда пришли даже те, кто обычно в пятницу посещал мечеть сторонников тариката.
Гаджи-Магомед смотрел в глаза верующим и видел в них разное. В одних было ожидание каких-то значительных перемен, в других – боязнь, что это будут за перемены и что они принесут в село. Поэтому глаза прихожан выражали в основном вопросы. Но хуже всего было то, что время от времени в этих глазах появлялась и трусость. Сельчане, конечно, знали, что имам салафитской мечети еще и амир, имеющий в своем подчинении немало автоматных стволов. Трусость была не страхом перед Гаджи-Магомедом, а страхом ответственности за его действия, которые вскоре, несомненно, должны были последовать. Слухи о захвате православных священников обошли село по кругу, обрастая новыми подробностями и предположениями. И все ждали, что сообщит имам на проповеди. Даже участковый Хасбулат Халидов пришел. Чем закончится пленение семи священников, не знал никто, хотя многие предполагали, что это начало активных действий, за которыми последует сильное противодействие. А люди знают, что такое ввод в село федеральных войск – это не просто жестокость, а жесткость. Поэтому сельчане откровенно боялись.
Но Гаджи-Магомеда уже ничто не могло остановить. Скоро все завершится. Всего неделю осталось подождать – до следующей службы, когда по воле Аллаха взлетят на воздух семь православных священников вместе с домом старого Газали Султанова. Этот дом уже никому не нужен, и такой взрыв никому не винному урона не нанесет. Для имамов, которые приедут на молебен, другой дом подготовлен. В худшем случае в нем только стекла повылетают. Но это не беда. Имамы поймут, какую пользу получат от взрыва, и оценят приобретенный после завершения молебна авторитет. Если даже поймут, что в действительности произошло, будут говорить, что Всевышний внял их молитвам и сотворил чудо – покарал неверных. А сам факт кары и рассказы о нем, как всегда, многократно преувеличенные, разойдутся далеко за пределы Дагестана, привлекая к Гаджи-Магомеду толпы новых сторонников. Даже из-за границы пойдут к нему люди. И тогда уже можно будет говорить с федеральными силами на равных.
* * *После общей молитвы Гаджи-Магомед некоторое время просидел у себя в большой комнате, читая религиозный журнал на арабском языке. Его интерес вызвала статья со сравнительными характеристиками всех течений ислама и всех конфессий христианства. Там же рассматривалась разница между отдельными ветвями разных религий и вытекающие из этой разницы проблемы. Статья была интересная, соответствующая вопросам, которые имам Меджидов пытался разрешить своими способами. После прочтения имам убрал журнал в тумбочку и около получаса размышлял, перебирая пальцами четки.
Взгляд его случайно упал за окно, и Меджидов вспомнил о пленниках. Он вышел из комнаты, знаком приказал Вали Гаджиеву, каждое утро заступавшему на свой пост охранника, следовать за собой и направился к дому Газали Султанова. По дороге им попалась Уммусалимат Гусейнова, жена Дауда Гусейнова. Уммусалимат вежливо поклонилась и поздоровалась с имамом, как и полагается женщине, глядя себе под ноги.
– Вместе с мужем дежурила? – спросил Гаджи-Магомед.
– Она его проверять ходила, – ответил вместо женщины Вали. – К каждому столбу в заборе ревнует.
– Я поесть относила, – тихо проговорила Уммусалимат. – И Дауду, и собаке. Если собаку вовремя не покормить, она сердится, покусать потом может.
– За мужем ухаживать должна каждая жена, – не слушая Вали, сказал имам. – Это ее долг. И собаку мужа забывать не следует. Ты молодец. – И зашагал дальше.
Тропа вывела их к дому. Перед крыльцом Гаджи-Магомед посмотрел на небо. Тучи по-прежнему были тяжелыми, и, похоже, снег даже где-то выпал. Наверное, в горах. Он всегда имеет свой запах, как и воздух перед снегопадом.
Вали хотел посмотреть на собаку.
– Если собака ест, к ней лучше не приближаться, – предупредил имам. – Даже к своей собаке, не говоря уже о чужой. Вообще-то хорошая собака, если захочет, любую цепь порвет.
Вали спохватился и без слов вернулся к крыльцу. Дауд Гусейнов открыл дверь, но сам на крыльцо не вышел, а пригласил гостей в дом.
– Как твои постояльцы, не сильно храпели ночью? – спросил имам.
– Всю ночь что-то бормотали. К утру только успокоились.
– Молились, – решил Меджидов. – Они священники серьезные, ответственные, могут и день не спать, и ночь молиться. Когда человек верит, ему Всевышний помогает. Только верить следует правильно.
– Нет Бога, кроме Аллаха, и Мухаммед пророк его, – благоговейно произнес Вали.
– В том-то все и дело. Сейчас они спят, что ли?
– Я слышал, ходили, разговаривали. Только через дверь не понять, о чем говорят. Шепчутся больше. Может, молятся так?
– Ладно, ждите меня здесь. Пойду пообщаюсь с ними. Если спят, разбужу. Негоже спать, когда в гости имам приходит.
Вали с Даудом уважительно наклонили головы и остались у двери, тогда как Гаджи-Магомед прошел в комнату священников.
* * *Вошел достаточно резко, словно намеревался застать священников за чем-то предосудительным, и сразу остановился за порогом, охватывая взглядом всю комнату. Священники были все на своих местах; трое спали на матрацах, доставленных в дом по приказу имама, а в качестве подушки использовали собственные локти. Забавно было видеть, как эти далеко уже не молодые люди с сединой в бородах свернулись в одинаковой позе, поджимая к животу колени. Меджидов понимал, что это от холода. Когда люди мерзнут, а во сне, если дом не протоплен, мерзнут все, – даже самые закаленные спящие поджимают ноги к животу. Так теплее.
В доме действительно было прохладно, а топить имам пока не велел, чтобы не привлекать к дому ненужного внимания со стороны. Но теперь, после того как он объявил на проповеди о своих гостях, можно слегка подтопить в доме, чтобы никто из священников не заболел и его, имама, не обвинили в излишней жестокости. Сейчас он может и должен проявить милосердие. Милосердие к врагу вовсе не означает его прощение. Враг всегда останется врагом. А в православных священниках он видел именно врагов. Если бы они пришли к нему сами, как гости, Гаджи-Магомед не посмел бы их трогать и обижать. Но их привезли силой, следовательно, рассматривать священников как гостей было сложно. Они – его пленники, и пусть знают это, несмотря на то, что имам, в общем-то, не обижает их.
