Тёмный секрет успеха - Иванова Анна
– Правда, ерунда, – я улыбнулась и посмотрела подруге в глаза. – Не бойся, он ничего нам не сделает.
– А ты правда попросила кого-то его избить?
– Кого, например? – пожала я плечами.
– Не знаю. Выходит, дядя Валера соврал? Зачем?
– Чтобы сбить тебя с толку.
– Меня?
– Ты моя лучшая подруга. Если я кому-нибудь и доверилась, то только тебе. Он догадался, что ты прислушаешься к разговору, вот и сочинил историю с нападением. Сегодня он попытался тебя разжалобить, а завтра начнет запугивать.
– Господи, – выдохнула Лилька. – Алиса, если дядя Валера понял, что это ты убила папу, он доведет дело до конца. Пока не поздно, признайся сама. За явку с повинной дают меньший срок. По крайней мере, в фильмах всегда так. Освободишься еще до тридцати…
– Во-первых, если мы будем молчать, он ничего не докажет, – перебила я подругу, – потому что никаких улик не существует. Во-вторых, признанием я сломаю не только свою, но и твою жизнь.
– Как?
– Мне придется рассказать, что папа угрожал доложить твоим родителям про уголовное дело. На допросе он потребует признаться, где я достала яд, чтобы отравить папу.
– Но какое я имею к этому отношение?!
– Вообще-то, именно ты натолкнула меня на мысли об отравлении. Помнишь, на лабораторной по химии ты сказала, что вещество в колбе ядовитое?
– Я только хотела защитить нас от вредных паров!
– Знаю, но Зуйков в это не поверит. Два преступника по цене одного. Думаешь, он откажется? Да не волнуйся так, – я погладила Лильку по выпрямившийся спине. – Все будет хорошо, я обещаю. Просто держи себя в руках. Не поддавайся на манипуляции Зуйкова. Будет запугивать – не бойся, уговаривать – не ведись. Я не дам тебя в обиду, поняла?
Лилька кивнула и, зарыдав в голос, бросилась ко мне на шею. Бедная девочка, как бы мне хотелось признаться, что на самом деле тебе ничего не грозит. Но тогда Зуйков вынудит тебя рассказать правду, а я поплачусь за свою жалость свободой. Надеюсь, страх за собственное будущее поможет тебе продержаться этот месяц. Я верю, ты слабее меня именно потому, что лучше. Без моего влияния ты бы послушалась родителей и поступила в провинциальный мединститут. Обещаю, я помогу тебе добиться большего, чем приемная в поликлинике. Давай пройдем это испытание вместе, и я всегда буду защищать тебя от людей, желающих управлять твоей жизнью.
К ночи я окончательно убедила себя в том, что все обойдется. Визит Зуйкова вылетел у меня из головы. Назавтра предстояло созвониться с героями репортажа, чтобы, в компании профессионального оператора, взять первое в жизни интервью. Мысли о работе до утра крутились в голове, вытесняя не только страх перед расследованием, но и сон. Задремав под утро, я с трудом поднялась на зов будильника. Отеки мешали до конца раскрыть глаза. Прежде чем нанести макияж, пришлось наложить на лицо тканевую маску. В офис я приехала с опоздание, благо у меня был ненормированный рабочий день. Навстречу по коридору шел Дронченко. Шеф редко появляется на работе раньше обеда, сколько же сейчас времени? Коробка в его руках, заполненная барахлом с рабочего стола, заставила меня вспоминать еще и сегодняшнее число. До первого апреля несколько дней, тогда к чему этот розыгрыш в стиле голливудской комедии положений?
– Лисенок, – так обычно называл меня Миша, когда собирался в чем-нибудь отказать, – я ухожу.
– Куда?
– В никуда!
Он попытался развести руками и чуть не выронил коробку. На пол посыпались ручки и канцелярские зажимы. Я присела на корточки, чтобы помочь их поднять, а заодно спросить, что происходит.
– Меня уволили, – виновато улыбнулся Дронченко.
– Разве ты не владелец телекомпании?
– Нет, я всего лишь директор. Был директором. Канал принадлежит акционерам. Вчера они проголосовали за мою отставку. Единодушно дали мне пинка.
– Сочувствую.
– Это я тебе сочувствую, – поднялся с колен он. – Скоро отправишься следом за мной.
– Думаешь, меня тоже уволят?
– Увидишь, кого поставили на мое место, сама уйдешь. Ни один нормальный человек не может сработаться с этой сукой.
Впервые услышав, как он уничижительно отзывается о женщине, я остолбенела. Дронченко поднял коробку и пошел дальше, а я, не двигаясь, проводила его взглядом. У двери он развернулся и, подмигнув мне, сказал на прощание:
– Понадобится помощь – звони.
Нет дорогой, помощь нужна тебе. Пусть новая начальница меня уволит, если захочет, но сегодня я сниму свой первый репортаж. Обегав полстудии, я отыскала оператора, которому поручил съемку Дронченко.
– На сколько договариваться об интервью? – с трудом переводя дыхание, спросила я.
– На вчера, – хмыкнул оператор. – Сегодня уже поздно.
– Почему?
– Ты что, не знаешь?
– Ясное дело, не знаю, – рассердилась я. – Иначе, зачем мне спрашивать?
– Загогулина отменила все съемки, – кивнул он в сторону директорского кабинета.
– Черт! Как быть?
Оператор пожал плечами и отвернулся. Ну уж нет, я просто так не сдамся. Распечатав с ноутбука все наработки по репортажу, я отправилась на аудиенцию к новой начальнице. Как ни странно, она сразу же меня приняла. С уходом Дронченко, директорский кабинет изменился до неузнаваемости: со стен сняли все картины, из шкафа исчезли книги, а посреди комнаты, вместо массивного деревянного стола и двух кресел, стоял компьютерный стул на металлических ножках. Опершись о подоконник, за мной наблюдала женщина лет сорока, с квадратным лицом, подчеркнутым объемным каре. Я опустила глаза на прямоугольную вмятину, оставшуюся на ковре от антикварного стола.
– Я продала его на аукционе, – сказала она, проследив за моим взглядом. – Выручки хватит на месячную зарплату половине коллектива. У компании тяжелые времена. Мне поручили стабилизировать финансовое положение.
– Значит, ожидаются сокращения?
– Не сокращения, – покачала она головой. – Увольнения. Я избавлюсь от сотрудников, которые не приносят пользу.
– Вдруг таких не найдется?
– К сожалению, – она присела за стол, сложив руки в замок, – таких здесь большинство. Михаил Ильич ставил личные связи выше интересов канала. Работников нанимал по блату, а не по способностям.
Видимо, ей уже доложили, что я устроилась на работу через постель, иначе, зачем она рассказывает все это мне, рядовой журналистке? Вот так прелюдия к отставке.
– А если эти работники докажут, что они могут принести пользу?
– Буду им всячески способствовать.
– В таком случае, – набралась смелости я, – у меня есть предложение. Точнее, идея для репортажа.
– Показывайте, рассказывайте, – она взглянула на меня из-под тяжелых век и протянула руку. – Что у вас есть?
Я отдала ей бумаги, оставшись без шпаргалок. Конечно, всю информацию по сюжету я помнила наизусть, но в этот момент не знала, с чего начать.
– В двух словах, о чем речь?
– О материнском капитале. Точнее, о семьях с мертворожденными детьми.
– Так о капитале, или о семьях?
– О семьях, потерявших одного из детей, но претендующих на материнский капитал, – наконец подобрала слова я. – В частности, о молодой семье, воспитывающей маленькую дочку. Ее старший братик умер во время родов. Отцу, по совету акушеров, удалось зарегистрировать малыша. Со свидетельством о рождении они отправились в пенсионный фонд…
– По закону, в случае антенатальной смерти плода, – перебила меня она, – материнский капитал не положен.
– Да, но в этой же области было два прецедента. В одном случае суд был на стороне семьи.
– Допустим, родители подадут в суд. Почему это дело должно нас интересовать.
– С одной стороны, это социальная проблема, с другой – от решения суда зависит будущее семьи.
– Как твое имя? – ее тонкие, аккуратно прорисованные карандашом брови изогнулись.
– Алиса, – я вспомнила, что не только не представилась, но и не узнала, как зовут новую начальницу.
– Вот что получается, Алис: речь идет уже не о мертворожденном ребенке, а о деньгах. В нашей стране финансовые проблемы у каждой первой семьи. Людям нравится смотреть передачи про чувства, а не про деньги. Чтобы вытащить канал из долговой ямы, нам нужны высокие рейтинги.
