Корейский излом. В крутом пике - Александр Александрович Тамоников
Павел пожал плечами:
– Любовные. Это моя женщина. Я с ней спал. При чем здесь шпионаж?
– Притом. Во всех разведках мира это называется «сладкая ловушка». Сначала любовь, а потом вербовка в качестве платы за удовольствие. Вы сами-то уверены, что вам ее не подложили, что она не является той самой «сладкой ловушкой»?
Майор вопросительно посмотрел на Колесникова. Тот несколько замялся.
– Почти уверен, – выдавил из себя Павел. – А в чем ее обвиняют?
– Она является агентом Гоминьдана. Доказательства неопровержимые. А вы с ней постоянно находились на связи, на тесной связи. – Хамовников ухмыльнулся. – Я, честно говоря, не верю в вашу виновность, но надо проверить. А лучше всего чистосердечно признаться. О чем вы с ней беседовали? Какие передавали сведения? Глупость и наивность не являются оправданием. Вспоминайте, чтобы мы вовремя приняли контрмеры. Вам это зачтется.
Майор впился взглядом в Колесникова, тот понял, что шутки кончились.
– Да вроде бы ничего такого я ей не говорил – так, пустяки всякие…
Мысли застучали в голове Колесникова, как камушки в погремушке: «А ведь он не врет, иначе какой смысл в моем аресте? Хамовников – умный мужик, и у него достаточно забот по службе, чтобы устраивать тут клоунские игры. Мэй действительно является иностранным агентом. Вот ведь незадача! И зачем ей это? Во попал! Судьба-гадюка неизвестно откуда выползет и за какое место укусит. Увидеться бы с Мэй, поговорить по душам… А если увидеться! Спровоцировать свидание».
– Товарищ майор, а я ведь могу помочь расследованию. Устройте нам свидание, я с ней поговорю, постараюсь убедить в сотрудничестве. Может быть, в силу наших отношений, она мне расскажет больше, чем вам? А мне это зачтется, как вы говорите.
Колесникову было плевать на все эти шпионские игры, вернее, они отодвигались на второй план, на первом оставалась любовь. Он любил эту девушку, страстно желал ее видеть, быть может, в последний раз, хотел выяснить отношения до конца.
Хамовников надолго задумался, и было над чем. Китайцы настойчиво требовали передать им агента Гоминьдана Мэй Лань для расследования ее вредоносной деятельности и последующего наказания. Так было написано в официальном письме. А ведь это дело действительно больше касалось китайской стороны, хотя Мэй Лань и осуществляла свою деятельность в советской воинской части. И ее придется им выдать в ближайшее время. Неминуемо. Особист не верил в шпионскую деятельность Колесникова, а тут появилась возможность получить дополнительные сведения, пока существует такая возможность. «С паршивой овцы хоть шерсти клок».
– Хорошо, я вам устрою свидание, а вы уж постарайтесь, товарищ капитан. И вспоминайте, вспоминайте, о чем вы с ней беседовали. Сидите и вспоминайте до завтра.
Хамовников хлопнул ладонью по столу:
– Конвой!
Колесников думал, что его поведут или даже повезут на встречу с Мэй, но все оказалось намного проще. Ее камера находилась в том же здании, что и его, через две стенки.
Щелкнул замок, дверь открылась, и Павел увидел Мэй, сидящую на шконке. Она была одета в бесформенный, заляпанный краской комбинезон, в косынке, сооруженной из какого-то подвернувшегося под руку цветастого лоскута и резиновых тапочках на босу ногу. Девушка не выглядела сломленной или запуганной – весь ее вид, ее поза подчеркивали безразличное отношение к происходящему, как будто события в этом мире проходят сквозь нее и мимо нее.
Увидев Колесникова, она встрепенулась, в ее глазах загорелась радость и надежда, но осознав, что Павел прибыл под конвоем, она вернулась в исходное состояние отрешенности. Колесников присел рядом, положил ей руку на колено. Один из конвоиров задержался в дверях, но Павел так красноречиво зыркнул на него, что тот немедленно ретировался, захлопнув за собой дверь.
Они молча сидели, сцепившись взглядами, потом Мэй сказала:
– Я думала, что ты пришел меня спасать, а ты сам арестован. Из-за меня?
Павел сразу понял, что с Мэй, насколько он ее изучил за время их знакомства, нет смысла темнить. Она моментально почувствует фальшь. Да и зачем фальшивить, если это их последняя встреча, если, конечно, не произойдет какое-нибудь чудо. Но в чудеса Колесников верил мало, он верил в чудотворцев, которых в их случае не предвиделось.
– Да, из-за тебя, – сказал Колесников, не отрывая взгляда от Мэй. – Мы теперь с тобой агенты Гоминьдана, парочка, баран да ярочка. А сюда меня послали, чтобы я выведал у тебя шпионские секреты. Давай выкладывай все как на духу.
Такая откровенность Колесникова насмешила Мэй, она по-девчоночьи хихикнула.
Павел заметил небольшую ссадину на лице девушки.
– Тебя били?
– Совсем чуть-чуть. Для порядка. Но этот ваш майор запретил, сказал, что это не наше дело, а китайское. Чудной!
Она насмешливо хмыкнула.
Павел схватил ее за плечи и начал целовать в губы, в глаза, в нос. Она сначала поддалась его неудержимому порыву, начала было отвечать на поцелуи, но потом неожиданно отстранилась.
– Не время, Паша.
– А чему время? – воскликнул Колесников. – Я что, пришел сюда, чтобы выведать какие-то твои тайны? Это сказка для дураков и особистов. Я просто хотел увидеть тебя.
– Прямо шекспировские страсти, – сказала Мэй с невозмутимостью в голосе. – А я ведь действительно агент Гоминьдана. Правда, тебя не задействовала в своих комбинациях, можешь так и передать своим чекистам.
– А зачем тебе это?
Павел реально не понимал, зачем красивой, умной, устроенной в жизни девушке влезать в какие-то политические интриги.
– Так жизнь разметила. – Мэй легким движением поправила косынку на голове. – Я расскажу, в этом нет никакого секрета. Мой родной брат боролся против коммунистов еще при власти Чан Кайши. Уж не знаю, кто его так настроил, но он вступил в террористическую ячейку и участвовал в антиправительственных акциях. Ячейку разгромили, брата приговорили к расстрелу. Я носила ему передачи в тюрьму, и мной заинтересовался один с виду неприметный мужчина. Позднее оказалось, что он занимался вербовкой агентуры. Он меня пригласил поужинать вместе, пообещав посодействовать в участи брата.
Мы сидели в ресторане и сначала говорили ни о чем. Я в первую очередь думала, что он хочет воспользоваться мной как любовницей, но все оказалось не так, он даже об этом не заикнулся. Он предложил мне стать секретным агентом, зная о том, что я свободно владею русским языком. Я согласилась, я очень любила своего брата. И вербовщик выполнил свое обещание – расстрел брату заменили на пять лет отсидки. Но это его не спасло.
Когда к власти пришел Мао Цзэдун, брата освободили по амнистии. Он опять ввязался в политическую борьбу, снова приобщился к какой-то подпольной ячейке, он был идейным антикоммунистом. Его вычислили и расстреляли.
А я оказалась в положении той собаки, которая попала лапой в колесо – беги или
