Дмитрий Красько - Исчезнувший

— С вами, спрашиваю?! Ну! Отвечать!

— Он в коридоре стоял, курил. Я попросил его показать, где палата Ленивого находится. Он и показал, — сказал я.

— А я всегда говорил, что курить вредно, — заметил полушубок и, выглянув в коридор, зычно крикнул: — Короленко, ты где там застрял? Поди сюда. И бригаду всю свою тащи. Разберись тут, что к чему. А вы, — он снова посмотрел на нас с Яном, — очистите помещение. Только далеко не уходите. Закончим с ними — займемся вами. Может, и в отделение прокатимся. Даже наверняка прокатимся.

Мы с Литовцем переглянулись и, не придумав ничего лучшего, попытались одновременно выйти в одну дверь. Естественно, застряли. Побарахтались немного и Литовец неожиданно оказался ловчее, даром, что дверью пришибленный. Оттер меня в сторону и первым выбрался в коридор.

И едва не был растоптан бригадой Короленки в составе шести человек, строем направлявшейся в палату.

Мы с полушубком благополучно переждали шествие внутри, после чего я, а за мной — и полушубок, благополучно покинули комнату. Окинув нас напоследок недобрым взглядом, мент уточнил:

— Ясно, что я сказал? Слоняться здесь, и ждать!

Сильный товарищ. И голос такой генеральский. К нам на остров Русский, где я тянул армейскую лямку, во имя проверки готовности отдать жизнь за Родину, тоже один с таким голосом приезжал. Весь день на нас орал, а вечером, во время пьянки, даже «Ворона» спеть не мог, потому что связки сорвал. Опасная это профессия — генералом быть. Но все равно во мне проснулись инстинкты, я приложил руку к виску и браво гаркнул:

— Есть!

Пробегавший мимо мужик с костылями шарахнулся в сторону и врезался в стену. А полушубок сощурился на меня тяжелым взглядом и вытянул вперед могучую пятерню с явным намерением сгрести меня за отвороты куртки. Я вежливо отстранил его ладошку и тогда он, внушительно покачав у меня перед носом прокуренным ногтем указательного пальца, проговорил:

— Ты не борзей. Я, если захочу, прямо сейчас тебя в ИВС закатаю. Ненадолго, зато наверняка. Как тебе такой вариант, еврей?

— Плохой вариант, — согласился я. — Только я, дико извиняюсь, не еврей.

— Да что ты говоришь? Как фамилия?

— Мешковский.

— Стопроцентный. Имя?

— Михаил.

— Значит, Мойша, — логика, натурально, у него была пуленепробиваемая. Одно слово — командир. — Короче, Мойша. Еще один хихикс с твоей стороны — закатаю, как огурец в бочку. Все. Временно свободен.

У полушубка был такой внушительный вид, что я даже пререкаться не стал. Развернулся и направился в сторону фойе. Там и народа поменьше, и в окно пялиться можно. За мной увязался Ян. Вид у него был — не приведи, господи. Мое подозрение, что удар дверью не прошел бесследно, крепчало и толстело с каждой минутой. Литовец остекленел взглядом и утратил всякое подобие инициативы. Он и раньше то особым рвением не отличался, был неразговорчив и сторонился неожиданностей, а сейчас и вовсе заткнулся и ходил строго у меня, привычного, в кильватере. Мне, натурально, стало жаль парня.

Но еще больше мне стало жаль себя, когда с лестничного пролета нам навстречу выскочил сухой и проворный, как жук-водомерка, капитан — тот самый, что ночью пытался снять с меня показания по поводу взорванного «Колизея». Увидев нас, он резко остановился и, выкатив глаза, выдавил:

— Ух! Это опять ты, разговорчивый?

— Я больше не буду! — я попытался отмазаться. Но было уже поздно — сзади подкрался вездесущий полушубок и ехидно спросил:

— Так! А здесь что такое?

— Да я вот этого кадра ночью видел. Когда с народа показания по взрыву в «Колизее» снимал, — сообщил капитан.

— Видел, говоришь? — недобро усмехнулся полушубок. — И сегодня он здесь. Нездоровая тяга к взрывам, ты не находишь, Коль?

Коль, который то ли был младшим по званию, то ли просто не любил пререкаться, согласно кивнул:

— Нахожу.

— Вот и я о том же, — полушубок пожевал губами что-то невидимое для меня. — Странное совпадение. Очень странное. А как ты сам его объяснишь, Мойша?

— Я не Мойша, — зло сказал я. — Я Михаил Семенович. А объясню проще пареной репы. Мне Ленивый, то есть Бивнев, денег должен был. Вот я и искал его. Ночью в «Колизее», сегодня здесь. И везде опоздал.

— Все логично, — разочарованно согласился полушубок. — Где Ленивого искать, как не в «Колизее»? Ты как, Коль?

Коль некоторое время пристально рассматривал мою ногу. Оказалось — ничего особенного. Нога, как нога. Бедро, коленка, голень, ступня. И он кивнул:

— Я думаю, да.

— А что это дружок твой все время молчит? — вдруг спросил полушубок. — Проговориться боится?

— Ян-то? — усмехнулся я. — Да он сейчас вообще ничего не боится. Его дверью по башке стукнуло, когда граната взорвалась. Я бы ему диагноз поставил — тотальное сотрясение мозга. Только я не медик.

— А сколько вам Бивнев должен был? — полушубок снова резко сменил тему. Видимо, это был его метод работы.

— Мне — триста, — брякнул я прежде, чем сообразил, что называю слишком маленькую сумму.

— А ему? — мент кивнул в сторону Литовца.

— Ему вообще ничего не должен был. Мы сюда за моими деньгами ехали. Не успели.

У полушубка родилась мысль, и он в честь этого потеребил кончик носа. Потом высказал ее вслух:

— Странно все это. Этот парень, Ленивый. Он, вроде, в деньгах не нуждался. А тут из-за трех косых затеял в прятки играть. Жадность проснулась? Не понимаю.

— А копейка рубль бережет, — хмыкнул я. — К тому же, я Ленивому пару дней назад уже бил морду. Вот он и бегал от меня. Между нами, это хорошо, что он мне всего три сотни должен был. Если бы, скажем, это были три тысячи баксов, я бы прямо здесь, у твоих ног линолеум кушать начал. Не сходя с места, даже без соли. Потому что я простой таксер. А ты знаешь, сколько простому таксеру за такие бабки горбатиться приходится?

— Кошмар, — сказал полушубок. — Я тебя даже ни о чем не спрашивал, а ты меня словами по самую фуражку завалил.

— Разговорчивый, — подтвердил Коль. — Я это еще вчера приметил.

— Понятно, — кивнул полушубок. — Вот что, разговорчивый. Вы со своим дружком тусуйтесь здесь, в фойе, и никуда не уходите. Закончу там, — он кивнул в сторону коридора, — приду за вами. Поедем в отделение, там и поговорим твои разговоры.

— Яволь, — сказал я и, взяв Яна за локоть, оттащил к окну. Литовец уже вообще ни на что не реагировал. Его не волновали ни грозовой полушубок, ни капитан Коль. Счастливый человек.

Прислонив напарника задницей к подоконнику, я принялся ходить из угла в угол. Думал. Благо, было над чем, а думалка работала уже вполне сносно.

Со смертью Ленивого оборвалась ниточка, на которую я привык в последнее время возлагать определенные надежды. С этого момента поиски Четырехглазого грозили перейти в стадию, которую менты для удобства называли «глухарем». Или «висяком»? Черт, понапридумывают слов, а мне разбираться! Как бы там ни было, а во избежание как глухаря, так и висяка, нужно было срочно искать другую ниточку, которую можно будет раскручивать. А где искать — я еще не знал.

Конечно, пропавшего коллегу могли найти и сами менты. Но только в том случае, если Ленивый держал его у себя дома или, скажем, в гараже (на загородной вилле и так далее). Что весьма сомнительно, поскольку Бивнев обладал определенным криминальным опытом и так глупо подставляться стал бы только в одном случае — окончательно и бесповоротно свихнувшись. Чего я за ним не приметил.

А рассказывать ментам о том, что у меня пропал коллега, в надежде, что они начнут шерстить не только те явки, адреса и пароли, которые оказались засвечены в связи со смертью Ленивого, но и вообще весь город перевернут, на мой взгляд, было бессмысленно. Я Четырехглазому не кум, не сват и не брат. Даже не супруга. От меня просто отмахнутся, как от назойливого комара, списав его пропажу на запой или загул. И неважно, что прежде он ни в чем подобном замечен не был — все когда-нибудь происходит в первый раз, правда? Поэтому поднять шум и реально заставить милицию шевелиться могла только жена Четырехглазого. Но до возвращения Любавы оставалось еще больше недели. А как с ней связаться до истечения этого срока, я не знал, не будучи ни разу представлен его теще.

Короче, воленс-ноленс, нужно было придумывать ниточку. Действовать примерно как Ломанов, для поддержания собственного престижу сочинивший маленькую победоносную войну с Четырехглазым. Поимел с этого двойную выгоду: и жена налево смотреть поменьше будет, и у братвы чутка уважения добавилось, даром, что противник достался не из грозных.

Я удовлетворенно кивнул. Вот именно. Ломанов. Тоже ведь временно здесь обитает. И его, кажется, еще не взорвали. Он вполне должен быть в курсе неправедных дел, совершенных его подчиненным. В конце концов, если правда о похищении человека выплывет наружу, репутация Ломанова пострадает куда сильнее репутации Ленивого. И тогда Ломанов устроит Ленивому Армагеддон. А зачем Бивневу идти на такой риск? Гораздо проще поставить шефа в известность. Данные соображения смертью Ленивого не отменялись — во всяком случае, для владельца «Колизея». И хоть смысла в том, чтобы одобрить похищение Четырехглазого, у Ломанова не было никакого, — за пострадавшую супружескую честь уже отомстил, — он мог просто посмотреть на действия Ленивого сквозь пальцы. Типа — пусть побалуется паренек.