Сергей Зверев - Сезон охоты на ментов
Андрей Андреевич набрал сотовый сына.
– Да, слушаю, – тут же ответил Геннадий.
– Гена, это я.
– Я понял.
– Я только что Ондатра видел!
– Как?! Ты разговаривал с ним? Что он тебе сказал?
– Нет, он мимо проезжал в своем «Мерседесе» и так посмотрел мне прямо в глаза, что у меня даже сердце упало…
– Успокойся. Не переживай. У нас все будет в порядке, – словно нехотя проговорил Геннадий.
– Я за Машку боюсь.
– Все будет нормально. – И сын отключился.
Андрей Андреевич, обидевшись, опустил трубку на аппарат и посмотрел на свое отражение в зеркале – лицо осунувшееся, бледное, какое-то больное. Что это Геннадий так резко ответил? Может, правду сказал, что будет все в порядке? Что-то, видимо, накопал на этого Ондатра и его злодеев. Дай-то бог, чтобы все они получили по заслугам. И честные люди, чтобы тоже получили по своим честным заслугам. Под честными людьми Андрей Андреевич подразумевал себя и сына.
Он вошел в кухню, ожидая увидеть Машку, смотревшую телевизор, но ящик бубнил сам по себе – внучки на кухне не было.
Андрей Андреевич налил в высокий стакан вишневого сока из пакета, немного разбавил его водой, чтобы не был таким сладким, жадно выпил несколькими глотками и вернулся в гостиную. Машка сидела за компьютером, увлеченно читая его рукопись о распутной баронессе.
Она обернулась и, словно оправдываясь, пояснила:
– Пока ты гулял, решила полюбопытствовать, что ты пишешь. Ну, дед, ты и извращенец!
Это заявление внучки поразило Андрея Андреевича до глубины души и заставило улыбнуться. Медленно опустившись на диван, он сказал с напускной суровостью:
– Это ты так деда родного величаешь?!
– А как еще тебя величать после чтения такого опуса?
– Дожил, внучка старым извращенцем зовет, – усмехнулся он.
– Не старым, а просто извращенцем. Такое накатал, уши аж покраснели от выкрутасов твоей баронессы.
– Я хотел денег подработать, чтобы ты себе свадьбу нормальную справила!
– Да? Здорово! Ты самый великий извращенец планеты, дедуля! Я тебя очень люблю! А что дальше не пишешь?
– Плохо себя чувствую… – солгал Андрей Андреевич.
Какое теперь имеет значение, будет он писать или не будет? Это никому не нужно. Никому.
– Что отец про меня сказал? – спросила Машка.
– Ничего.
– Про меня ни слова? – обиженно уточнила она.
– Нет.
– Вот гад!
Наутро, еле продрав глаза после бессонной ночи, Геннадий решительно взялся за дело – повел наступление по всем фронтам. Своего помощника Реброва вместе с Одоевой Геннадий отправил к вилле Ондатра следить во все глаза: кто въезжает, кто выезжает из бандитской «малины»; особенно было указано уцепиться за «БМВ» с номером 666 и проследить водителя. Что Саша Семенов появится у Ондатра, сомнений не возникало. Сам же взял скоросшиватель с делом Игошина и направился в СИЗО на «беседу» с преступником. Каузина сегодня на работу не вышла, позвонила, что «приболела». Геннадий не настаивал – пусть отлежится, вчерашнее разоблачение напрочь выбило ее из колеи.
Игошин сидел на стуле, сверля взглядом пол. Раскаиваться и признаваться в своих грехах он, как и прежде, не собирался.
– Будем молчать? – Геннадий просматривал все, что имелось на Игошина. Справки с места жительства, объяснительная родителей, с места работы… Работал Игошин продавцом в мебельном магазине, но был нерадив, и его держали лишь благодаря родственным связям – владелец магазина приходился ему тридесятым дядей. Иван Самойлов (застреленный подельник Игошина) работал в компьютерном салоне. Далее следовало описание задержания преступников. Угнанную «девятку» тут же вернули владельцу – преступники позаимствовали ее с автостоянки у старого универмага. Пистолеты «ПМ», изъятые у Игошина и Самойлова, чистые – ранее из них не убивали, номера на пистолетах были сбитые, и откуда они пропали, выяснить еще не удалось. Это все.
Геннадий вздохнул. Конечно, Игошину впаяют приличный срок за убийство милиционера – доказывать его вину не требуется. Но что было в сумках, которые он и Самойлов спрятали? Почему они неслись по городу во весь опор, чем и привлекли внимание ГИБДД? А главное, зачем Игошин Ондатру? Каузина удивилась, услышав, что пахану «нужен» Игошин – ей велели лишь следить, чтобы Геннадий не лез в его дело. Скорее всего, она никогда не видела Игошина и Ондатра вместе, но это он потом выяснит. Хотя Каузина, вернее всего, мало кого знала из организации Ондатра, как и о ней знали лишь особо посвященные. А ключ к решению дела именно в последнем: зачем Игошин Ондатру? Версия о «товаре» в сумках – только предположение Геннадия. А как на самом деле, знают Игошин и Ондатр. Но первый молчит, а второй недосягаем в своей вилле-крепости.
– Игошин, почему вы не идете навстречу следствию? – устало спросил Геннадий, чувствуя, что все усилия разговорить преступника пойдут насмарку.
– Зачем?
– То есть?
– Зачем идти вам навстречу? Все и так ясно – угнал машину, убил мента. Судите и везите в зону. Что вам еще надо?
– Но это не все.
– Если вы решили, гражданин следователь, прицепить мне в довесок пару ваших зависших дел – ничего не выйдет, – ухмыльнулся Игошин.
– Вы очень самоуверенны.
– Хотите сломить меня угрозами?
– Какие угрозы? Я говорю с вами предельно корректно. Просто любопытно, почему вы неслись под сто двадцать километров в час на угнанной «девятке»?
– Испугались.
– Кого?
– Не кого, а чего. Угнали и перепугались, что догонят.
Геннадий улыбнулся. А Игошин наглый малый, еще и шутит. Чувствует себя достаточно уверенно. Конечно, его по-настоящему не «ломали» – не обливали холодной водой, не сажали в ледяной бетонный карцер, не били по зубам и почкам, не пинали в яички, не подсаживали к уркам. Его «берегли». И он, побыв здесь, в камере предварительного следствия, вдруг решил, что все описанные в коммерческих книжонках ужасы «милицейских застенков» – лишь плод воображения жадных до гонораров писак.
– А где вы взяли пистолеты?
– Нашли.
– Где?
– Не помню. Шли, шли и нашли. Удивились и тут же решили похитить старую «девятку».
– Что вы с ней собирались делать?
– Ничего. Обидно всю жизнь было – у многих молодых людей есть машины, а у нас – нет. Собирались покататься, а потом вернуть машину на место, а пистолеты сдать в милицию.
– Почему вы убили милиционера? Почему так ожесточенно сопротивлялись при задержании?
– Все от испуга. И я, и Ванька с детства милиции боимся. Я себя не контролировал, стал почти безумен.
– Невменяем, – поправил его Геннадий.
– Правильно. Само получилось… Почему вы ничего не записываете, гражданин следователь?
– А что записывать?
– Как – что? Я вам четко объясняю – при моем задержании я был невменяем, в состоянии психического аффекта, вызванного страхом перед милицией и перед пенитенциарной системой вообще, и не соображал, что делал.
– Игошин, если я запротоколирую эту лабуду и подошью ее в ваше дело, вас на зоне вэвэшники задавят. Или еще хуже – переведут в «опущенные». А ближе к окончанию срока вас повесят или кастрируют, и вы умрете от потери крови…
– Опять вы меня пугаете, гражданин начальник.
– Гражданин следователь… Как я понимаю, говорить сегодня вы не намерены.
– Отчего? Давайте поговорим. В камере скучно.
– Что было в сумках?
– Каких? – напрягся Игошин.
Геннадий мгновенно уловил это напряжение. Ага, он был прав – именно сумки здесь самое главное.
– Которые вы спрятали в заброшенном квартале.
– Не знаю ничего о сумках. Кто вам сказал, что у нас были сумки?
– Сотрудники ГИБДД. Они видели – вы и ваш подельник, отстреливаясь, покинули машину, держа в руках по объемной спортивной сумке.
– Им пригрезилось. Мало ли, что с испугу покажется. Думаете, им не было страшно нас ловить?
– Если и было, то не до такой степени, чтобы жопу с пальцем спутать.
Игошин никак не отреагировал, а Геннадий вдруг задорно улыбнулся и сказал:
– А ведь я могу вас отпустить. – Заметив, как Игошин недоуменно воззрился на него, добавил: – Сижу вот, любуюсь вашей спесивой физиономией и терзаюсь: отпустить или не отпустить? Могу повезти вас на место задержания, якобы уточнять детали, а там вы сбежите… Бывает такое, поверьте.
– Зачем это? – В глазах Игошина заиграла усмешка. Он понял, что следователь издевается над ним, одновременно пытаясь и заинтересовать.
– Из корыстных интересов… Да-да, не округляйте глаза. Вы алчны. А чем я хуже вас? Есть человек, гражданин Игошин, который, в отличие от меня, знает, что в ваших сумках.
Игошин даже вздрогнул от такого неожиданного перехода.
– Знает, и просто проходу мне не дает, чтобы я вас ему «продал». Хотите? Уверен на все сто – он не ваш доброжелатель. Печенку вам вырвет, но расколет, где сумки спрятаны.
– Блефуете, – успокоившись, благодушно проговорил Игошин.
