Андрей Воронин - Умереть — непозволительная роскошь
Барышников виновато хмыкнул, но осмелился продолжить.
— Оно так, — произнес он, — если нет доказательств.., но если будут улики, то ее продержат в КПЗ не один год!
Кузьмич задумался.
— Это хорошо, — мрачно произнес старик, — и у стен есть уши, а мне не хочется слышать ее визг. Поэтому позвони Бомбе и отправь ее в Бутырку!
— Сделаем.
Кузьмич размышлял. Он привык сто раз отмерить и один раз отрезать. Барышников в это время думал о профессиональном киллере Алине Карагаевой.
— Вот что, майор, — подвел итог разговора старик, — ты подготовь два варианта, а там посмотрим, который запустить! Ершова — девочка не простая, как-никак была фотографом года в Восточной Европе!
— Что-то в этом роде…
— Ладно, толстяк, действуй!
Кузьмич положил трубку, а Барышников облегченно вздохнул: ему продлили жизнь, но насколько — он и сам точно не мог ответить.
Глава 7
На допросе Катерина устала до чертиков. Старший лейтенант Прошкин, соединивший все три убийства в одно дело, вспотел не меньше.
— Значит, вы все отрицаете, Ершова, — повторил следователь, — и утверждаете, что ни к одному из убийств не имеете ни малейшего отношения?
— Мало того, что я отрицаю, — стала заводиться Катя, — я еще требую адвоката! И больше на ваши глупые шизофреничные домыслы отвечать, не буду!
Прошкин самодовольно усмехнулся.
— Это я, значит, страдаю шизофренией? — с ехидцей произнес старлей. — Ну конечно, это вас преследуют, а убивают других!
Катерина виновато опустила голову, вспомнив подругу и Мещерского, о смерти которых узнала ранним утром.
— Так уж получилось…
— Хорошо у вас получилось.
Ершова с негодованием подняла голову.
— Что вы хотите этим сказать?
Прошкин весело оскалился.
— Я хочу не сказать, а спросить, — таинственно произнес настырный следователь, — и неожиданно, сунув руку в ящик стола, достал оттуда целлофановый пакет с пистолетом. — Узнаете игрушку?
Катерина побледнела и отшатнулась.
— Что это?
— Не узнаете?
— Нет, я выросла из детского возраста, чтобы играть в такие игрушки, — категорически заявила женщина.
— Ну вы и актриса, Ершова!
Женщина презрительно фыркнула.
— Возможно, я драматическая актриса, — съязвила Катерина, — но вы наверняка — комедийный!
Прошкин побагровел от оскорбления, надулся, как сытый клоп, и резко сказал:
— Это улика, из которой были совершены все три убийства, которую мы нашли в машине вашего покойного любовника!
— Ильи? — удивилась подозреваемая.
— Да, у Мещерского!
Ершова невинно и непонимающе развела руками.
— А зачем он ему? — не чувствуя подвоха и ничего не понимая, спросила женщина. — Вы хотите сказать, что это он…
Прошкин вдруг разразился оглушительным смехом.
— Ну вы и талант! — давясь от смеха, еле выговорил следователь. — Ну конечно же, это он — Илья Мещерский — расстрелял всех в редакции газеты «Новый век», потом застрелил вашу подругу с кавалером, а напоследок убил Шумиловскую и себя. После чего сходил в гараж, положил в машину пистолет и вернулся на место дожидаться милиции!
Ершова поняла, что все эти преступления пытаются повесить на нее.
— Да, вы мастерски разыграли телефонную сцену, я даже поверил вам, — вздохнул он, — как в классическом зарубежном детективе.
Старлей самодовольно смаковал каждое произнесенное слово и посмотрел на старшину Остапчука, который что-то конспектировал за дальним столом у дверей. Он наслаждался смятением подследственной и своим превосходством над дилетанткой.
— Так что, Ершова, — закуривая сигарету, надменно спросил Викентий, — будем колоться?
Катерине все осточертело.
— Закурить можно? — устало попросила подследственная.
Прошкин галантно перегнулся через стол и угостил даму сигаретой.
— Так что?
Катя с наслаждением затянулась и медленно выпустила дым.
— Я за старое, — усмехнулась она, — а ты старлей, как хочешь — колись!
Старшина Остапчук, сохранявший молчание, вдруг громко заржал. От наглости Ершовой и неожиданного раскатистого смеха Остапчука у Прошкина выпала сигарета и упала прямо на ширинку. Старлей подскочил и стал энергично стряхивать пепел с брюк.
Катерина равнодушно посмотрела на следователя и удивленно заметила:
— Колики начались?
Старшина снова содрогнулся смехом.
— Во — людына!
Прошкин не мог больше терпеть язвительных насмешек и грозно крикнул:
— Увести!
Глава 8
Полковник Варанов с Евгением долго ломали голову над возникшей проблемой. Андрей Васильевич задумчиво курил. Он рассматривал фотороботы, которые сделали в лаборатории со слов капитана Вахрушева.
— Одна рожа мне, кажется, знакома, — неуверенно произнес полковник.
— Какая?
— Вот эта! — сказал Андрей Васильевич и ткнул пальцем в узкоглазое лицо на бумаге. — Я не уверен, что фоторобот похож на подлинник — но он был самой колоритной и запоминающейся фигурой из всей троицы.
Женька закурил.
— И кто это такой?
— Помнится, — произнес Варанов, — с этим типом я встречался в одной совместной операции с армейскими контрразведчиками.
Вахрушев удивленно приподнял вверх длинные брови.
— ГРУ?
— Да, — кивнул полковник, — при Генеральном штабе Вооруженных сил.
— Серьезные ребята!
Варанов недовольно почесал затылок.
— Если это так, — вздохнул он, — то мы попали в сложный переплет, и дело тут, наверное, связано с секретами обороны или с компроматом.
Женька усмехнулся.
— Может, опять какой-нибудь генерал что-то вдул арабам?
— Не веселись, сынок! Тут может быть замешана и большая политика, и личные интересы как дополнение к ним!
Вахрушев понимающе покачал головой и затянулся сигаретой.
— Политика большая, — сказал капитан, — а мы люди маленькие! Что будем делать с Ершовой?
Андрей Васильевич снова почесал затылок.
— А что с ней сделаешь?
Женька был настроен решительно.
— Васильевич, — возбужденно возразил он, — ты же знаешь, что Ершова — между жизнью и смертью! Не сегодня, так завтра военные спецы достанут ее!
Варанов недовольно отмахнулся.
— Во-первых, — сказал он, — мы точно не знаем, кто эти трое! Только если наши догадки подтвердятся, мы сможем предпринять решительные меры.
Капитан недовольно хмыкнул.
— Только Ершовой уже будет все равно!
— Что-то ты, капитан, уж больно об этой Ершовой печешься! — пробубнил полковник.
— Как о каждом гражданине России.
— Ладно, ладно, — отмахнулся Андрей Васильевич, — только без пафоса! И без тебя понятно, что Ершова у ворот ада!
— Если мы не поможем Катерине, — произнес капитан, — то ад поглотит ее вместе с тайной, которую мы пытаемся разгадать!
Полковник нервно закурил новую папиросу.
— Андрей Васильевич, — терзал старика Женька, — Ершову отправили в Бутырку.
— — Знаю, еще с самого утра.
— Это хорошо!
— Хорошего мало, капитан! — раздраженно сказал Варанов. — Мы не знаем, что ищем. Твоя Ершова набедокурила и не может даже вспомнить: что, где и когда снимала!
Вахрушев виновато развел руками.
— Но она и в самом деле без понятия…
— Без понятия могут быть грудные дети, — недовольно возразил полковник!
Разговор внезапно прекратился, и мужчины задумались о Ершовой: кому нужна эта женщина-фотограф и кто на нее охотится?
— А как продвигается дело Челядинского? — внезапно сменил тему Вахрушев.
При упоминании Челядинского полковник заскрипел зубами.
— Дело — дрянь!
— А майор Барышников?
Андрей Васильевич поднял голову и как-то болезненно скривился, словно у него была страшная зубная боль.
— Тот еще гусь!
— Это понятное дело, а по существу? — спросил Вахрушев. — Что слышно от Валеры Лапикова?
— По существу, — вздохнул полковник, — я отстранил Барышникова от работы.
Капитан удивился.
— Но он же до сих пор работает в группе!
— Указание сверху! — бросил Варанов. — Кому-то нужно, чтобы майор находился в курсе всех дел! — многозначительно поведал полковник. — Барышников, — зло прошептал он, — вот кто нам нужен! Он — ключ к разгадке!
Капитан Вахрушев мрачно вздохнул, но ничего не ответил. Он понимал, что в этом загадочном деле очень круто замешаны чьи-то интересы и, по всей видимости, людей крупного государственного масштаба.
Глава 9
В одной из камер предварительного заключения Бутырской тюрьмы было немноголюдно, но тесно.
Человек пять-шесть находились в небольшом помещении размером пять на четыре с железной массивной дверью, толстыми обшарпанными стенами, высокими потолками и маленьким окошечком в железную клетку.
За окном виднелся кусочек голубого неба, светило полуденное солнце, но его лучи не проникали в камеру, а только касались внешней стороны железных прутьев на окошке.
