Михаил Серегин - Кимоно для боя
– Значит, ты с ним разговаривал, – усмехнулся Китаец.
– Он мне сегодня ночью позвонил, – понуро признался Коля, – часа в два.
– На, горе-шантажист, – Танин достал конверт и протянул его Николаю. – Кстати, – ему в голову пришла идея, – ты ведь неплохой фотограф.
– Ну, как вам сказать…
– Да ладно тебе, – Китаец вынул поляроидную фотографию, которую он сделал с телевизора в офисе Сорокина, и показал ее Николаю. – Сможешь увеличить и сделать более четко?
– Можно попробовать, – пожал плечами Николай.
– Вот и попробуй. – Они подошли к джипу, и Китаец сел за руль. – Сколько тебе надо времени?
– Если срочно, могу сегодня сделать.
– Ну и отлично. Сделай штук десять, думаю, мне хватит. Здесь мой адрес, – он протянул Николаю визитку, – если меня не будет – оставь секретарше.
* * *Танин опустил тонированное стекло и закурил, откинувшись на спинку сиденья.
«Похоже, что ребята ни при чем, – он выпустил струйку дыма и поднял голову к потолку, – и парня с фотографии Николай явно не знает». Получается, что это просто совпадение, что они как раз в это время решили пошантажировать Петрушенко? Количество подозреваемых уменьшилось. Но если с фотографиями все сразу выглядело довольно логично с точки зрения шантажа или шантажистов, то в случае с видеокассетой было нечто, не совсем укладывающееся в обычную схему.
Во-первых, Коля снимал Максима так, чтобы не было видно его лица, а на кассете лицо парня видно довольно отчетливо. Либо он не боялся, что его узнают, либо сам не знал, что на него направлен объектив видеокамеры, что кажется более правдоподобным.
Во-вторых, фото с условиями прислали лично Петрушенко, а кассету почему-то отправили Сорокину, который, возможно, и любил Катерину, но не был с нею даже близок. Это было самым странным в этой афере. Преступник должен был неплохо его знать, чтобы предсказать возможную реакцию. Ведь была же вероятность того, что Сорокин откажется платить. А может, шантажист действовал сразу в нескольких направлениях? У Китайца не было уверенности, что такую же кассету не получила сама Петрушенко…
«Погоди-ка, – Китаец прервал поток мыслей и вернулся к парню на кассете. – Если предположить, что он не знал о съемке, получается, что он ни при чем, и, возможно, даже незнаком с шантажистом. Но как тогда последний умудрился снять его на камеру. Судя по кассете, камера была установлена стационарно. Значит, место для съемки было оборудовано заранее. И шантажист должен был знать, что Петрушенко со своим любовником придет именно туда. А может, снимали всех подряд? Кто-то сдает квартиру посуточно, снимает своих клиентов на камеру, а потом шантажирует их. Нет, не завязывается. Тогда бы кассету не прислали Сорокину».
Китаец выбросил окурок в окно и нажал на педаль акселератора. Он решил больше не тянуть с обыском квартиры Петрушенко. Возможно, что среди вещей покойной ему удастся найти нечто такое, что прояснит ситуацию. Минут через пять он был на месте. Оставив машину на улице, он захватил сумку и размеренной походкой направился во двор. Вошел в подъезд и поднялся на третий этаж. На двери белела бумажка с печатью. Китаец аккуратно подцепил ее и надорвал. Потом достал из сумки отмычки и принялся за работу.
Обыск нужно было сделать в ускоренном режиме, так как полусорванная бумажка могла навести какого-нибудь чересчур внимательного соседа на нехорошую мысль. Проникнув в квартиру, Китаец достал из сумки тряпку, вытер ноги и устремился в гостиную. Квартира была двухкомнатной, обставленной с учетом пристрастий хозяйки или Мозела дорогой громоздкой мебелью с отделкой под дуб. Журнальный столик на позолоченных ножках был отодвинут к окну, диван и кресла поражали свежими цветами подушек. Китаец принялся методично обыскивать огромную стенку. Масса дорогого фарфора, какие-то безделушки, фотографии в рамках. На всех Петрушенко улыбалась. На одной из них она была запечатлена в компании Мозела на природе. Китаец догадывался, какие Мозел предоставлял Кате развлечения: рестораны, казино, выезды на пикник, сауна… Они были сфотографированы на берегу какой-то речушки. Мозел выглядел не таким одутловатым, каким Китаец наблюдал его в салоне и в офисе Сорокина.
Танин выдвинул ящики и стал перерывать их содержимое. Какие-то бумажки, прошлогодние счета, блокноты… Он пролистал их – ничего интересного. Причем бумаги лежали вперемежку с косметикой, с губными помадами, тушью и прочей женской ерундой. Китаец терпеливо ознакомился с содержимым ящиков и перешел в спальню. Там он прежде всего обратил внимание на шкаф-купе и прикроватную тумбочку. Обыскал, не найдя ничего сколько-нибудь значимого с точки зрения расследования.
Он вернулся в прихожую, по пути заглянув в туалет и ванную, а также бросив мимоходом взгляд на кухню. В прихожей он проверил несколько сумок. С учетом еще тех, которые он раскопал в шкафу в спальне, можно было смело сделать вывод, что эти кожаные и замшевые аксессуары были предметом неусыпной заботы хозяйки. В одной из сумок, черно-белой, с золочеными цепочками вместо ручек, сделанной «под крокодила», он обнаружил сотовый, записную книжку и органайзер.
Танин вдумчиво исследовал находки. Его наибольшее внимание привлекала записная книжка. Он быстро пролистал ее, а потом, повинуясь какому-то смутному наитию, открыл ее на букве «С».
Открыл и замер. В ряду ничего не говорящих Китайцу фамилий значилось имя Сергей, которое при других обстоятельствах не вызвало бы у Китайца никакого резонанса, кроме пожатия плеч. Непримечательное, обыкновенное имя. А вот номер телефона, который значился напротив этого имени, оказался до боли знакомым. 316754.
Предварительно подклеив бумажонку, висевшую на двери, кусочком жевательной резинки, Китаец уже почти добрался до джипа, как увидел на стене соседнего дома красную пластиковую ракушку. Не теряя времени, он пересек дорогу и подошел к телефону. Набрал 316754.
– Слушаю, – раздалось на том конце провода.
Женский пропитой голос.
– Добрый день, – вежливо поздоровался Китаец, – мне бы Сергея услышать.
– Нету его, – развязно ответила абонентка.
– А где он?
– А я почем знаю, – пренебрежительно процедила женщина.
– А будет когда?
– Слышь, спроси чего-нибудь попроще, – нагло усмехнулась женщина.
– А вы ему кто, простите…
– Соседка я ему, – передразнил Танина надтреснутый голос.
– А-а, понятно. Ну, спасибо. Вы адресочек ваш не подскажете?
– Ты кто такой, чтобы я тебе адресочек давала? – насторожилась тетка.
– У меня для Сергея есть работа.
– Не, парень, сам знаешь, время нынче смутное. Пусть тебе Сергей сам адресочек дает.
– Ну, тогда просьба такая: как только появится Сергей, позвоните мне, пожалуйста, по следующему телефону, – Танин продиктовал номер конторы, – с меня пузырек.
– А как звать-то тебя? Чтоб я знала, с кого мне пузырек потом брать… – с живостью добавила абонентка.
– Владимир.
– Так и запишем, – сипло засмеялась женщина.
– А вот если бы адресочек… Мы бы тогда не тянули, сообразили бы…
– А, черт с тобой. Значит, так. Доезжаешь до Первой дачной, переходишь дорогу. Магазин «Все для дома» знаешь?
– Ага.
– Ну так вот… Пройдешь квартал в сторону Второй дачной по ходу троллейбуса. Увидишь нотариальную контору. Возле нее я тебя встречу.
– Вас как звать-величать?
– Нюрой зови.
– А как я вас узнаю?
– О, хлопчик, – глухо рассмеялась женщина, – блондинка я, правда крашеная. Средней полноты. Буду в черном кожаном плаще. – А ты как выглядишь? – с обезоруживающей непосредственностью спросила Нюра.
– Брюнет с тонкими чертами лица, – пошутил Танин.
– Ясненько. Чернявый, значит, – уточнила Нюра.
– Через двадцать минут, идет?
– Экий ты прыткий! – Нюра издала возглас, похожий на звук, с которым обычно старая мебель уступает беспощадной ласке топора.
– Я на машине. Так что, Нюра, поторопись.
– Чао, – выпендрилась Нюра напоследок.
Китаец усмехнулся этакой яркой представительнице потихоньку спивающегося русского народа и пошел к машине.
ГЛАВА 11
Нюра не обманула. Ее внешность соответствовала данному ею же описанию, правда с некоторой поправкой на пропитость и преждевременную изношенность. Лицо новой знакомой Танина, может, некогда и пленяло правильностью черт и блеском синих глаз. Нынче же ее отекшая от постоянных возлияний физиономия могла очаровать лишь какого-нибудь опустившегося пьяницу, в котором либидо не до конца было убито алкоголем. Блуждающий взор и одутловатые щеки, темные круги под глазами, как, впрочем, и паклеобразные вытравленные волосы, забранные в убогую шишечку, – любому обывателю достаточно было увидеть этот набор внешних проявлений нездоровой тенденции Нюриной жизни, чтобы навсегда для себя решить, что она за птица. Танин же, отличавшийся интересом к людям независимо от их возраста, разглядел в Нюре яркую молодость, отошедшую под действием времени и алкоголя в прошлое.
