Сергей Самаров - Человек без лица
– При выяснении этих вопросов вы так или иначе столкнетесь с нами и сможете помешать успешному проведению операции. Любой неосторожный вопрос может все сорвать.
– Мы умеем работать не менее аккуратно, чем вы, – мягко сказал Тобако. – А порой и более аккуратно, хотя нашу основу составляют бывшие ваши сотрудники.
Мочилов его деликатность понял.
– Дело даже не в этом…
– Тогда в чем? Почему мы не имеем права проводить расследование преступления, нити которого ведут в Россию?
– Дело в том, я еще раз повторяю, что вы, не зная сути, не зная состав участников, нечаянно обострите ситуацию, которую обострять нельзя. Я не имею права рассказать вам суть. Сложная, многоходовая, тщательно просчитанная и дорогостоящая операция. И каждое непредвиденное звено способно вызвать разрыв тонких нитей, и все скомкать, сломать.
В это время подал сигнал компьютер. Доктор Смерть отвернулся, чтобы принять новое сообщение из Лиона.
Мочилов продолжил:
– В нашей операции принимают участие и сотрудники «Альфы». У них хороший следственный аппарат, а мы таким не располагаем и потому вынуждены были привлечь их.
– Значит, генерал Астахов обманул нас, сказав, что их к вашей операции не допустили, – усмехнулся Басаргин. – Впрочем, простительная ложь…
– Генерал проявил нормальную осторожность. Итак, чтобы вы непреднамеренно не спутали нам карты, я попрошу генерала помочь вам решить некоторые из интересующих Лион вопросов. Кроме, естественно, основного.
– Который вы считаете основным?
– Где находится и чем занимается в настоящее время эмир Алимхан Кашаев! Вы же можете ответить своим просто и без затей – что это установить пока не представляется возможным. И это будет для вас правдой.
– Можем, – согласился Басаргин. И добавил, обращаясь к Доктору: – Что там? Кого ты ставишь на контроль?
Чтобы не мешать общему разговору, Доктор Смерть, расшифровав телеграмму штаб-квартиры Интерпола, сразу включил систему спутникового контроля телефонных разговоров и сделал запрос. Компьютер вывел на экран карту Москвы, и на этой карте засветилась, с равными промежутками мигая, маленькая красная точка. Именно это изображение Басаргин и увидел на мониторе.
– Нас просят проверить владельца телефона спутниковой связи, – объяснил Доктор Смерть. – Телефон зарегистрирован в Москве. Владелец имел какие-то контакты с пластическим хирургом в Женеве, подозреваемым в том, что делает на дому нелегальные операции на лице.
– Увеличь изображение, – распорядился Басаргин.
Доктор стал щелкать компьютерной мышью по иконке, изображающей увеличительное стекло со знаком «плюс» посредине.
– Какой номер? – спросил Мочилов.
Доктор Смерть, не отрываясь от монитора, назвал номер. И только когда изображение стало почти максимальным, повернулся в сторону полковника и майора.
– Что? – спросил Басаргин, которому монитор было видно плохо. – Включай прослушивание.
– Не надо прослушивания. Это ничего не даст, – со вздохом сказал полковник.
– То есть. – Басаргин еще не понял ситуацию.
– Трубка находится на Хорошевке, в здании ГРУ, – сообщил Доктор Смерть.
– Я могу дать более точные сведения. – Теперь Мочилов усмехнулся, хотя и недовольно. – Эта трубка закрыта в моем персональном сейфе. Там, в кабинете…
– А обладатель трубки?
– О нем говорить я не уполномочен. Могу дать гарантию, что в моем сейфе он, в отличие от трубки, не закрыт…
– И на том спасибо, – сказал Тобако.
– И именно это мы должны передать в Лион? – подняв брови, спросил Басаргин.
– Зачем же. – Мочилов проявил великодушие и решил поделиться опытом общения с начальством. – Вы можете передать данные на официального обладателя трубки. И даже имеете право сообщить, что он – подставное лицо, которому просто заплатили двадцать баксов за оформление – вот и все…
3За последние годы Хожаеву порой приходилось допрашивать боевиков, хотя чаще этим делом занимаются специалисты-дознаватели. Однако бывают времена, когда дознавателей на всех задержанных не хватает, и из-за срочности с ними работают простые опера. И опыт подсказывал, что на первом допросе добиться положительного результата бывает трудно. Задержанные старательно тянут время, чтобы каким-то путем узнать ситуацию вокруг себя и ориентироваться по ней, подбирая соответствующие ответы на вопросы.
Сейчас, чтобы не терять такое драгоценное время, только приехав в управление, подполковник попросил предоставить ему комнату для допросов, чтобы поговорить с задержанным сразу, пока тот, что называется, «не остыл». Но заодно попросил дознавателя подготовиться. Однако начать допрос сразу не удалось. Опять позвонил ментовский майор, с которым вместе работали по свежим следам в госпитале:
– Рамазан, мы отпустили эту женщину с сыном. Которая фоторобот делала.
– Вы же обещали ее на машине отправить…
– Не было машины под рукой. До комендантского часа хотели так отправить. Сейчас в городе спокойно…
– Ей не в город, ей в Ханкалу.
– Добралась бы. Последним автобусом. Не в этом дело… Они пошли к автовокзалу, и в квартале от нас встретили одного из тех, что были у нее в квартире. Он уже в офицерской форме. В эмблемах родов войск женщина не разбирается. Но звание определила – боевик в форме подполковника. Тот, который моложе, он всем командовал. Какую-то гадость они опять готовят… Мы отправили всех свободных на прочистку района, подключили ОМОН, раздали фотороботы, но пока результата нет.
– Я понял. Что будет, звони. И обязательно пришлите нам побыстрее все фотороботы. Они могут проходить по нашей специальной картотеке. Женщину с мальчиком все же машиной отправьте. Поздно уже, опасно, тем более после этой встречи.
– Теперь уже отправим. Машиной. Последний автобус все равно уже ушел. Комендантский час скоро. Не переживай.
– Ну-ну…
Хожаев убрал в карман трубку.
– Что там? – спросил Трапезников.
– Женщина, которая фоторобот делала, хозяйка квартиры, вышла из ментовки и через квартал увидела человека, который командовал там, у нее в квартире. В форме подполковника. Его ищут, но пока… Сам понимаешь…
– Еще не легче… Может, задержанный даст показания.
Задержанный старательно делал вид, что глухонемой и не слышит обращенных к нему вопросов. Об ответах уже и говорить не приходилось. Настоящих документов с собой не имел. При обыске были обнаружены документы на имя жителя Дагестана, но подделанные очень грубо. Настолько грубо, что их можно было бы и не проверять, удостоверившись поверхностным осмотром.
– Может, правда, дать ему по шее, – провокационно предложил Трапезников, но при этом взгляда от глаз задержанного не отрывал. Тот не среагировал.
Подполковник тоже смотрел на боевика внимательно и тоже не заметил реакции.
– Он, похоже в самом деле ничего не понимает. Может, наемник?
– Может быть.
Хожаев снял трубку и позвонил дознавателю.
– Похоже, наш подопечный – иностранный наемник. Приходи, и прихвати с собой переводчика.
Дознаватель пришел только через десять минут – переводчика дожидался. Опера уже успели выпить по стакану чая, забыв предложить угощение задержанному, хотя тот смотрел им в рот и глотал слюни, играя большим бугристым кадыком.
Хожаев уступил место дознавателю, Трапезников пододвинул свой стул переводчику. Тот сразу задал вопрос по-арабски. Задержанный ответил не парой слов, а длинной фразой.
– Его зовут Толхид Хармуш. Он из Ливана. Просит налить ему стакан чая, потому что очень сохнет во рту после анестезии – разговаривать трудно. Ему что, делали операцию?
– Нет, просто вправляли шейный позвонок после удара по шее… – Хожаев показал, что он человек не жадный, и налил задержанному полный стакан. Но благоразумно отошел на безопасное расстояние, хотя чай, в целях безопасности, подогревать не стал.
После нескольких глотков задержанный перевел дыхание и поставил стакан на краешек стола. Заговорил сам.
– Он говорит, что будет давать показания только в присутствии адвоката, причем не российского, а из любой арабской страны, и представителя ливанского консульства. Просит вызвать консула из Москвы. – Переводчик бесстрастно выложил просьбу боевика.
– На наемников не распространяются международные законы о военнопленных, – сказал дознаватель. – И потому присутствие консула мы можем допустить только на суде. А можем и вообще не допустить… Кроме того, лиц, задержанных по подозрению в терроризме, согласно российским законам мы имеем право в течение тридцати часов допрашивать без адвоката. Отказ от дачи показаний будет являться отягчающим вину обстоятельством. Это добавит ему к сроку тюремного заключения еще пару лет. Пусть подумает, прежде чем отказаться. Кроме того, пусть сразу потеряет свои иллюзии… Отказ от дачи показаний вовсе не говорит о том, что он ничего не скажет. Согласно тому же закону о борьбе с терроризмом, в целях оперативной необходимости мы имеем право применить к нему психотропные средства, которые так или иначе говорить его заставят. И скажет он при этом гораздо больше, чем сказал бы без применения препарата…
