Игорь Срибный - «Каскад» на связь не вышел
Аслан Масхадов, контуженный взрывом, с ног до головы забрызганный кровью погибших рядом соратников, с удивлением и с запоздалым восхищением смотрел на тело Пахруди Саидова, освещаемое пламенем горящей БМП. С разбитой пролетевшей дверью головой, весь посеченный осколками, он успел всем своим огромным телом закрыть собой своего хозяина и спасти его от верной гибели.
Очень быстро Масхадов сориентировался, как ему казалось, в обстановке и отдал приказ разыскать в кромешной тьме электрика, чтобы запустить самое главное – связь.
Стрельба на улице стала понемногу стихать и удаляться.
Вскоре опрокинутый взрывной волной генератор был запущен, и взору оставшихся в живых обитателей подвала предстала жуткая картина разрушения. Подвал занимал немалую площадь, однако в замкнутом пространстве взрывная волна и осколки разорванной взрывом брони собрали немалый урожай. Тела раненых и убитых лежали повсюду. Нехитрая мебель, собранная в подвале для нужд штаба, практически вся была уничтожена. Две радиостанции Р-159 при падении вместе с развалившимся на мелкие фрагменты столом были выведены из строя. Пока искали запасную, в подвал спустился Руслан Гелаев – командир отряда специального назначения, который был вызван Масхадовым из села Комсомольское для охраны зоны Президентского дворца. Это его отряд прибыл колонной в Грозный и с колес вступил в бой с разведчиками. Теперь бойцы гелаевского спецназа были вынуждены выполнять функции похоронной команды, собирая в разных концах площадки трупы погибших и оказывая первую помощь раненым.
Гелаев обнялся с Масхадовым и доложил, что отряд русских рассеян и отброшен в глубь обороны.
Масхадов, все еще потрясенный случившимся, отирая лицо услужливо поднесенным кем-то полотенцем, спросил:
– Хотя бы приблизительно прикинули численность прорвавшихся к штабу кафиров?
– Человек пятьдесят-шестьдесят мы рассеяли, но, судя по вспышкам выстрелов из соседних кварталов, еще столько же уклонилось от боя. А сколько их по дворам укрылось, Аллах знает.
– Много их положили?
– Да-а, – Гелаев замялся, – это ж наверняка спецназ. Они же уносят с собой и раненых, и убитых. Там один из «Мухи» по нашим выстрелил. Прямо возле стены стоял, ну, спиной к стене. Так его, как мячик, реактивной струей швырнуло об землю. Труп, короче, явный. Все равно двое его подхватили под руки и унесли. Сам видел.
Масхадов задумался. Ему стало ясно, что каким-то образом русские вычислили местонахождение его штаба и вскоре, перегруппировавшись, вновь предпримут попытку штурма.
– Сколько людей ты привел, Руслан? – спросил он Гелаева.
– Совсем недавно было сорок шесть, – ответил тот. – Теперь на пять человек меньше. А сколько раненых, пока не знаю. Плюс БМП потерял.
Масхадов обвел сумрачным взглядом боевиков, понуро сидевших на корточках у стен. После того как из подвала вынесли тела погибших, настроение у всех было подавленное.
Шаркая ногами по осыпавшейся штукатурке, Масхадов прошел к столу и сел, сжав руками виски. Невыносимо болела голова, и он кивком подозвал доктора, попросив ввести обезболивающий препарат. Доктор стал рыться в своей необъятной сумке, а Масхадов тяжело задумался.
Он понимал, что снять сейчас отряд с любого направления обороны равнозначно тому, что просто запустить русских в центр города с открытого направления. В то же время, не зная, какими силами русские будут атаковать штаб – а в том, что штурм повторится, Масхадов не сомневался, – невозможно было организовать надежную оборону. Под рукой у него был только спецназ Гелаева и полтора десятка ополченцев. Этих сил было явно недостаточно, поскольку, по словам того же Гелаева, который был наверху во время попытки русских захватить штаб и мог прикинуть реальное соотношение сил, кафиров было в два раза больше. К тому же Масхадов не сомневался ни на йоту, что их атаковал спецназ ГРУ – наиболее подготовленные и опытные бойцы-разведчики. Нужно было усиливать охрану штаба, и Масхадов отдал приказ радисту отозвать в штаб отряд Хамзатова, недавно отправленный им для охраны подступов к Белому дому.
На ходу отдавая по рации распоряжения своим людям, подошел Гелаев. Правый рукав его бушлата был измазан кровью. Заметив пристальный взгляд Масхадова, Гелаев тоже глянул на рукав и отрицательно покачал головой: «Не моя».
Оседлав стул, он уселся рядом с Масхадовым, ожидая приказаний.
Масхадов думал недолго. Как офицер, он был достаточно хорошо подготовлен за долгие годы службы на командных должностях в Советской Армии. Поэтому план обороны уже сложился в его голове.
– Руслан, – сказал он, обращаясь к Гелаеву, – твой отряд – единственная боевая единица, на которую я могу положиться. Остальные – вчерашние колхозники и работяги, которые еще не были в настоящих боях. Скоро в помощь тебе подтянется отряд Хамзатова, но ты-то знаешь, что штурмовать нас будет спецназ, настоящие профессионалы военного дела. От твоих бойцов зависит, сможем ли мы продержаться. Боюсь, что многие из собравшихся здесь воинов Аллаха не выдержат и побегут. Я не могу их обвинять – они мужественные люди, коль пришли сюда, хорошие чеченцы, коль взяли в руки оружие и защищают свою землю, – но они не солдаты и не могут воевать профессионально. К тому же у многих здесь семьи. Поэтому они в любую минуту могут уйти проведать семью, невзирая ни на какие приказы… Поэтому, Руслан, расставляй своих людей с таким расчетом, чтобы ополченцы были рядом с опытными бойцами и брали с них пример. Готовьте укрытия, стрелковые ячейки, засады. Как воевать, ты знаешь сам, поэтому иди, командуй!
Гелаев легко поднялся со стула и, положив руку на плечо Масхадова, хотел что-то сказать. Но, постояв так несколько секунд, только махнул рукой и молча вышел из подвала.
Остальным оставшимся в живых командирам Масхадов приказал отбыть в свои подразделения и выполнять ранее поставленные задачи.
Так, волей начальника Главного штаба армии Ичкерии полковника Масхадова, который в отличие от своего президента отнюдь не считал Президентский дворец стратегически важным объектом, подходы к резиденции Дудаева остались в эту ночь без охраны…
* * *Следуя в темноте к Белому дому, разведчики едва не столкнулись с отрядом Саида Хамзатова, уходившим с позиций по приказу Масхадова. Выходя из арки проходного двора, шедший первым боевик споткнулся и громко выругался, ушибив ногу. На него зашикали, но было уже поздно – разведчики успели затаиться кто где смог, и отряд боевиков прошел мимо. В редких сполохах пламени Дрюня насчитал около 30 человек.
Дальнейший путь до громады Дворца преодолели без приключений.
И вот он – скелет красивого, когда-то белого здания, перевидавшего на своем веку всякого. Видел он и чинно прилизанных, гладких на речи коммунистов, единогласно вскидывавших руки за принятие уже давно принятых за них решений. Повидал и демократов завгаевского толка, способных красиво вещать с трибуны о недалеком светлом будущем чеченского народа, но не способных постоять за себя в драке с распоясавшимся хулиганьем, разогнавшим «народных» избранников палками. Увидел он и ярых националистов, которые выбрасывали демократов-соплеменников в окна Дворца и привели в конце концов красавец Белый дом к его нынешнему плачевному виду.
И вот стоит он в зимней промозглой ночи, осуждающе глядя на мир пустыми глазницами окон, обдуваемый холодными сырыми ветрами, промокший под мелкой занудной моросью, обожженный и многократно пробитый пулями и осколками снарядов, почерневший от горя в пламени пожаров, памятником человеческой глупости, оказавшейся на каком-то историческом отрезке сильнее разума. Памятником лютой ненависти к своему народу – и народу, еще недавно бывшему братом и другом и вдруг в одночасье ставшему злейшим врагом. Врагом, которому, оказывается, нельзя простить войну, начатую пращурами обоих народов в ХVI веке и длившуюся с перерывами 300 лет. Нельзя простить депортацию чеченцев и ингушей, осуществленную тираном – кстати, тоже горцем, – погубившим заодно миллионы жизней ненавидимого теперь чеченцами русского народа и других народов бывшего единого и нерушимого Союза братских республик. Но нет уже тех тиранов, нет царей – завоевателей Кавказа; зачем же мстить всему русскому народу, который не меньше, а, пожалуй, гораздо больше претерпел от тех же сатрапов, что терзали веками и чеченцев? Ведь первым народом, попавшим в жернова большевистских репрессий, были отнюдь не горцы, населявшие Кавказ. Первыми подверглись жесточайшим преследованиям казаки, жившие столетиями бок о бок с чеченцами, давно переженившиеся и притерпевшиеся друг к другу в результате многовекового соседства и совместного освоения далеко не ласковых кавказских земель. И земли изгнанных с насиженных мест и порубанных шашками, расстрелянных вместе с женами и детьми на окраине города Беслан казаков были отданы большевиками тем же чеченцам, правнуки которых теперь числят казаков своими злейшими врагами. Ведь, как сказал Николай Васильевич Гоголь устами своего классического персонажа, несгибаемого казака Тараса Бульбы, «дерево, политое кровью, может породить только плоды ненависти»…
