Игорь Срибный - «Каскад» на связь не вышел
Тем не менее по одному, по два разведчики уходили с поля боя через узкий проход между двумя корпусами и, пересекая улицу Комсомольскую, растворялись в жилом массиве. Прикрывая отход братишек, последним уходил Панас. Уходил, когда надежды на спасение уже не было. Злые цепочки «трассеров» все ближе вгрызались в кирпич корпуса, а до спасительного прохода оставалось еще не менее 10 метров. Панас выщелкнул из окна приемника автомата пустой магазин и лихорадочно зашарил рукой по карманам «разгрузки». Все карманы оказались пусты, а распаковывать РД, где было еще 10 магазинов к «Валу», времени не было. Панас сдернул с плеча РПГ-18 и привел его в боевое положение. Резко развернувшись в сторону приближающихся «духов», он нажал клавишу пуска. Мощный заряд ударил точно в цель, разметав цепь нападающих и пробив значительную брешь в их рядах. Но стена, находившаяся за плечами разведчика, не пропустила реактивную струю, породив обратный динамический удар страшной силы, который обрушился на Панаса, буквально изломав его. Тело разведчика, словно тряпичная кукла, перекувыркнулось несколько раз по стылой земле и безжизненно замерло.
Закон разведки – своих не бросать. Отходившие перед Панасом Дрюня и Шива поневоле увидели вспышку реактивной струи, которая резко полыхнула в проход, обдав их жаром. Не сговариваясь, разведчики бросились обратно. Бывалые воины – они сразу поняли, что сотворил их командир. Он ведь прекрасно знал, что погибнет, что нельзя стрелять из гранатомета, если реактивной струе не обеспечен безопасный для стрелка выход, но сделал это. Сделал, чтобы дать возможность уйти остальным.
Разведчики, воспользовавшись замешательством «духов», подхватили тело Панаса за плечевые ремни разгрузки и, отстреливаясь с одной руки, резким рывком ушли в проход.
Преследовать их боевики не решились. Слишком наглядный урок они получили только что…
* * *Разведчики собрались в каком-то дворе, укрывшись за рядом металлических гаражей-ракушек. В полной темноте, прерываемой редкими сполохами далеких пожаров, провели перекличку. Отозвались все, кроме Панаса, Дрюни и Шивы. Седой, не допуская даже мысли, что все трое могли погибнуть – слишком долго они были на войне, чтобы погибнуть в подобной стычке, – отправил им навстречу двоих разведчиков, а сам стал вместе с медбратом группы старшим лейтенантом Романенко оказывать помощь раненым.
Прислонившись спиной к проржавевшей стенке гаража, сидел бледный как мел прапорщик Дембицкий. Пуля попала ему в бедро, зацепив артерию. Пока моряк с боем уходил с линии огня, кровь толчками покидала его сильное, крепкое тело. И теперь его обескровленное лицо резко выделялось на рыжем фоне ржавого металла белым пятном. Рядом с ним баюкал пробитую осколком правую руку Тимоха. Он тихо раскачивался, стиснув зубы от нестерпимой боли, которую нечем было унять, поскольку промедол у докторов закончился. Чуть поодаль, укрытые плащ-палатками, лежали четверо моряков, у которых были тяжелые ранения, и самостоятельно перемещаться они уже не могли.
Через несколько томительных минут ожидания разведчики возвратились, неся на руках безжизненное тело Коли Панаса. В замыкании двигались, часто оглядываясь назад, Дрюня и Шива. Быстро расчехлив разгрузку на груди Панаса, Седой припал к ней ухом и смутно различил короткие глухие удары сердца. Оно с трудом ворочалось в разбитой груди, пытаясь запустить в организм малыми порциями кровь, почти свернувшуюся от страшного динамического удара.
– Док! Давай, работай! – сказал он Романенко и обернулся к разведчикам, вынесшим на себе Панаса.
– Как это случилось? – спросил он.
– У Панаса кончились патроны, и он гахнул по «чехам» из «Мухи», имея за плечами каменную стену. Вот реактивная струя и выдала ему в «обратку»…
Седой выдал длинную тираду, сплошь состоящую из отборного мата, и стал помогать медику, который споро колдовал над безжизненным телом Николая. Очень скоро стало ясно, что жизнь едва теплится в нем и необходима немедленная эвакуация. Транспортировать его вручную было невозможно: каждый шаг носильщиков мог оказаться смертельным. Вообще было непонятно, как он выжил после такой травмы.
Раненых нужно было выводить в тыл… Это было ясно, как белый день. Неясно было только, как вертолеты смогут «подсесть» в центре Грозного, кишащего боевиками, и затем взлететь.
Седой развернул карту и, накрывшись плащ-палаткой, включил свой фонарик-карандаш. Полазив по карте пальцем, он нашел место, где могли «подсесть» вертолеты, – это была площадка, вернее, внутренний двор бывшего обкома КПСС. Главное, что она была от них в двух шагах, и раненых не придется далеко нести. Седой подозвал радиста и вышел в эфир. Дежурный радист штаба операции принял радиограмму и пообещал немедленно доложить ее по команде. Пока ожидали ответа из штаба, Седой перегруппировал наличные силы и уточнил боевые задачи.
Через полчаса ожидания (тяжело раскручивается командная часть военного механизма) в эфире прозвучал позывной «Акула», вызывавший на связь «Каскад».
Седой, зная, что «Акула» – позывной начальника штаба группировки, немедленно отозвался. Начальник штаба молча выслушал краткий доклад Седого и пообещал с рассветом выслать за ранеными «вертушки». Действия разведчиков он одобрил и приказал продолжать выполнять полученные ранее приказания командования. Кроме того, попросил дать целеуказания для вертолетчиков и артиллерии, чтобы те произвели массированный артналет перед прибытием вертолета санитарной авиации и обезопасили эвакуацию.
Ободренный тем, что удалось быстро организовать «вертушки» для раненых, Седой собрал группу прикрытия эвакуации и провел короткий инструктаж. С группой он оставлял своего штатного радиста, с тем чтобы целеуказания для артиллерии и вертолетов эвакуации и поддержки прошли быстро и точно. Старшим в группе прикрытия, которая, учитывая невосполнимый недостаток личного состава, была сформирована им из моряков, был назначен прапорщик Старов по кличке Старый – последний резерв командного состава Седого из его группы специального назначения.
Обняв Старого на прощание, Седой поднял остальных и приказал готовиться к выходу. Дрюня, так недавно потерявший своего командира ударно-штурмовой группы, шел теперь в ней старшим. Его пацаны встали по боевому расписанию, каждый на свое место, дружно попрыгали и вновь нырнули в простреливаемый и прожигаемый со всех сторон космос грозненской ночи. В группе Седого, уходившей на штурм дудаевской резиденции, оставалось теперь всего лишь шестнадцать человек вместе с «приблудившимися» десантниками…
Выждав положенные три минуты, во мрак ночи пошли остальные.
* * *Вынужденный привал, как оказалось, сыграл положительную роль для разведчиков в дальнейших событиях этой невыносимо долгой январской ночи.
Когда в подвал, где размещался штаб Масхадова (а именно на него нарвались разведчики), откатились попавшие под перекрестный огонь командиры отрядов, Масхадов запаниковал. Он буквально пару минут назад закончил совещание с командирами и отправил их в подразделения ставить боевые задачи личному составу – и вдруг такое… Он ожидал наступления войск противника поутру, а они вот – прямо над его головой! И это после его доклада генералу Дудаеву о том, что русские Грозный не возьмут! Масхадов как истинный горец вырвал из кобуры пистолет и, расталкивая охрану, рванулся к выходу. Лишь у металлической двери, ведущей из большого зала в проход, где столпились уцелевшие после побоища полевые командиры, его смог остановить личный телохранитель и далекий родственник Пахруди Саидов. Железной рукой колхозного кузнеца он прижал Масхадова к стене и не дал ему возможности прорваться дальше. Понемногу приходя в себя и вслушиваясь в звуки боя наверху, Масхадов подумал, что крупные силы противника, воспользовавшись темнотой, проникли в центр обороны и с минуты на минуту захватят штаб. Рядом с ним, раненный в плечо и в ногу, хрипел от боли командир отряда спецназа «Борз» Аслан Зарипов.
– Их много, Аслан! – скороговоркой палил он, повернув искаженное гримасой боли лицо к Масхадову. – Они все с «бесшумками»! Возникают, как черти, из-под земли, валят одного-двух наших и тут же исчезают. Делай что-нибудь, Аслан, иначе они нас здесь всех перебьют!
В этот момент прямо у двери подвала раздался двойной взрыв. Это рванула подбитая разведчиками БМП. Осколки стеганули по сводам подвала, ударная волна ворвалась внутрь, обдав смертельным жаром тех, кто находился неподалеку от входа. С грохотом завалился уставленный средствами связи стол. Сорванная с петель обитая оцинкованной жестью входная дверь плашмя пролетела через весь подвал, насмерть срубив оказавшихся на ее пути боевиков, заодно прихватив двух журналистов радио «Свобода», склонившихся над цифровым диктофоном с записью речи господина Ковалева. Разом погас свет от японского генератора, который давал ток в подвал. В жуткой темноте кто-то орал от боли нечеловеческим голосом…
