Борис Бабкин - Ожерелье смерти
— Хватит! — закричала она. — Стрелять буду! — подтвердив свои слова щелчком предохранителя, вскинула «ТТ» вверх.
— Сдурела! — раздался надсадный хрип. Разжав пальцы, мужчина и женщина откатились в стороны.
— Не шевелиться! — зло крикнула Лиля. Ствол пистолета по-прежнему был направлен в потолок, а указательный палец слегка вдавил курок.
— Ты зачем, приехала? — посмотрела на Миледи Лиля.
— Психа встретить! — с яростью глядя на нее, процедила Миледи.
— От кого?
— От Уса! — сорвалась на злой крик Миледи. — Какому-то Лому помочь!
Лом, удивленно выматерившись, сплюнул кровь и хрипло захохотал:
— Так ты Миледи?
Удивленно взглянув на него, Клава тоже расхохоталась.
Роза выключила телевизор и тяжело вздохнула.
— Как же он так может? — сердито сказала она. — Марианна из-за него сына потеряла, а он…
— Это кино! — со смехом перебил ее Павел. Подхватил гитару, провел пальцем по струнам. Взглянул на недовольную женщину и запел:
Когда же богатые заплачут,Который месяц жду, и все никак.Бабы во дворе весь день про них судачат,Прикидывают: будет этак или так.Лично мне Эстер пришлась по нраву,Об этом опрометчиво сказал.Три дня носил под левым глазом фару —Соседки мне устроили скандал.
Взяв последний аккорд, подмигнул вошедшему Бурову.
— Сам сочинил? — улыбаясь, спросила женщина.
— Где уж мне, — вздохнул Костя. — Листьев на «Поле чудес» вчера пел.
Недоверчиво посмотрев на серьезное лицо Павлова, Роза повернулась к Бурову.
— Правда?
Его каменно-непроницаемое лицо слегка разгладила легкая улыбка. Павлов весело и громко засмеялся.
— Да ну тебя! — обиженно отвернулась Ахмидова. Она встала и, не выдержав, тоже засмеялась:
— Какой талант в тебе пропадает! — Подошла к зеркалу, причесалась, подкрасила губы. — Пойду насчет Психа узнаю, — объяснила Роза.
— А где ты узнаешь? — спросил Буров.
— Много будешь знать — скоро состаришься, — сухо отозвалась она.
— А от старости и умирают иногда, — засмеялся Павлов.
— Мне цыганка нагадала: до сорока проживу, и все, — притворно опечалился Лев. — Так что ждать осталось совсем ничего.
— А сколько тебе сейчас? — спросила женщина.
— Сорок, — обреченно кивнул Буров и, не сдержавшись, весело улыбнулся.
— Ты скоро? — проводив Ахмидову до двери, спросил Павлов.
— Через час приду, — она посмотрела на часы. — Если узнаю что-то срочное — сразу.
Хлопнув дверью, Татьяна вошла в дом. Фомин сплюнул и зло выматерился.
— Эй! Зятек! — сердито окликнула его из раскрытого окна пожилая женщина. — Матюки здесь не раскидывай!
— Мария Ивановна! — повернувшись к ней, умоляюще проговорил Александр. — Скажите же ей…
— Я в ваши дела когда-нибудь влезала? — сухо спросила теща. — Вы сами уже родители! Вот сами и решайте, что да как лучше. — Обернулась и, убедившись, что дочь слышать ее не может, она понизила голос: — Обиделась она крепко. Это ж надобно такое сказануть! — не выдержав, сорвалась женщина. — Мол, Светка…
— Да не говорил я так! — заорал и майор.
— Как же не говорил-то! — рассердилась она. — Какого же лешего свекровь говорит, что после ранения ты детей делать не можешь?!
— Кто?! — захлебнулся в яростном крике Фомин.
— Мать твоя, вот кто. Перед тем как за границу уезжала. Мне прямо так и сказанула!
— Танька! — рванув дверь, заорал Александр. — С этим потом разберемся! Я тебе правду говорю! Светланку похитить могут!
— Пусть только сунется кто, — сказала Мария Ивановна. — Я им дам Светку! — Она потрясла сухоньким кулаком.
— Таня! — Майор загрохотал кулаками в дверь. — Открой!
— Хватит фулиганить! — разозлилась теща. — А не то сейчас милицию вызову! — И, видимо вспомнив, кто ее зять, с силой закрыла ставни.
Фомин выругался и пошел к машине.
— А может, он правду говорит? — Услышав хлопок автомобильной дверцы и шум отъезжающего «москвича», мать встревоженно посмотрела на Таню.
— Мама! — Дочь обожгла ее сердитым взглядом.
— Что — мама? — недовольно спросила Мария Ивановна. — Тебе два годика было, когда отца в Москву на Петровку перевели. Он нас и оставил. Как же! — всплеснула она руками. — Я-то простая доярка, а он капитан милиции. Поверила я ему тогда. Дура! Он потешился и забыл. Я в девках славная была. — Сухое морщинистое лицо женщины тронуло тепло воспоминаний. — А ты школу кончила и к нему насовсем, — с укором посмотрела она на дочь. — Но хоть приезжала часто. И на том спасибо. Как узнала я, что и ты милиционером будешь, сердцем маялась! А ты еще за милиционера и замуж вышла! Неужели не поняла, что не ты Сашке нужна, а отец твой! Ведь он тогда уже генералом был. А сейчас, вишь… — женщина покачала седой головой, — помер отец, и все! Кончилась любовь!
— Зачем ты ему про ранение напомнила? — сердито спросила Таня.
— Как зачем? — встрепенулась та. — Он же справку какую-то своей матери показывал! Так она мне сказывала. Мол, не может Сашка детей иметь. Чтой-то повреждено у него там. А потом и тебя с работы с позором выгнали. Вот все и думают…
— Хватит! — закричала Таня. — Господи! — Она закрыла лицо руками. — Да что же это такое — родная мать не верит!
— Верю, доченька. — Старушка положила руки ей на плечи. — Да и кто же поверит, как не мать!
Фомин, с яростью в глазах, гнал машину по шоссе. «Неужели мать могла это сказать? Зачем? Ну какого хрена лезть в мою жизнь! — Достал сигарету, нажал на прикуриватель. — Да еще эти шантажисты хреновы! Листок им какой-то нужен! А тогда Фома… — От неожиданно пришедшей мысли майор резко вдавил педаль тормоза. „Москвич“, визжа шинами, развернулся на влажном после дождя шоссе. — Неужели Фома?» Выжав сцепление, он переключил скорость. Взревев мотором, машина резко развернулась и понеслась по шоссе.
Жанна вошла в квартиру и громко позвала:
— Эдгар! — Не услышав ответа, сделала шаг назад.
— Ведь говорил, — раздался за ее спиной голос Эдгара. — Не выходи на лестницу одна.
— Ты где был? — Жанна удивленно посмотрела на него.
— Неужели ты думаешь, я тебя в город одну отпущу? — снимая кроссовки, улыбнулся Волконский.
— Ты ходил за мной? — поразилась она. — Но я тебя не видела!
— Вот и прекрасно, — кивнул он. — Ты поступала так, как поступала бы любая перепуганная женщина, по необходимости вышедшая на улицу.
— Ну, знаешь ли! — возмутилась Жанна. — Может, прикажешь еще тебе и деньги за охрану платить?
— Вообще-то об этом стоит подумать, — как бы раздумывая вслух, сказал Эдгар.
Удивленно взглянув на него, женщина разулась и, подхватив сумку, прошла на кухню. Эдгар запер дверь, накинул цепочку и пошел следом.
— А за что ты… — не договорив, Жанна смущенно опустила голову. — Извини.
— Я после госпиталя к тебе хотел поехать, — понял ее вопрос Волконский. — Меня ведь комиссовали, — он криво улыбнулся. — Правда, орден Красной Звезды дать не забыли.
— Так ты орденоносец! — увидев в его глазах боль воспоминаний, уже жалея о своем вопросе, шутливо воскликнула она. — Это просто необходимо отметить!
— А по дороге я заехал к другу. Юрка руку и ноги в восьмидесятом потерял — на мину нарвался. Я вхожу, а жена его, тварь! — Его глаза полыхнули яростью. — С тремя мужиками бьет его! — Эдгар опустил голову.
— И что? — спросила Жанна.
— Мне дали двенадцать лет, — глухо ответил он.
— Почему так много? — И, догадавшись, Жанна тихо спросила: — Ты ее убил?
— К сожалению, не ее, — вновь криво улыбнулся Волконский. — Одного из тех, кто с ней был. А это ее любовник. Он во вневедомственной охране работал. Вот и вкатили мне! Хорошо, Михаил Сергеевич амнистию объявил, — коротко засмеялся Эдгар.
Жанна молчала. Она поняла: он искренне жалеет, что не убил жену своего друга.
— А где он сейчас, твой товарищ? — спросила она. Лицо Эдгара потемнело.
— Его убили. Друзья того, которого я… И она, стерва, с ними была.
Жанна поняла.
— Ты хочешь отомстить?
— Да, — глухо отозвался он. — Их всех посадили. Одному дали одиннадцать лет — это самый меньший срок. Ей, его жене, тринадцать. Я дождусь всех!
Жанна поверила, что так и будет.
— Сколько их? — спросила она.
— Трое мужиков и она.
— Ты хочешь убить того, кто выйдет первым?
— Я буду ждать, пока не выйдут все. — Кривая улыбка ненависти изломала его губы. — Они мне нужны все. Я подожду.
Телохранитель открыл дверцу «вольво», и Старик выбрался из машины. Вздохнул полной грудью.
— Красота! — Он повернулся к вышедшей из «москвича» дочери и улыбнулся. Увидев ее напряженное лицо, настороженный взгляд, удивленно спросил: — Что с тобой?
