Сергей Самаров - Мертвая армия
— Был бой?
— Не то чтобы бой… — поскромничал Моховщиков. — Просто мы пошли с Загоскиным в разведку. Загоскин уничтожил два крайних поста — четверых бойцов. Потом за спинами остальных прошли к сосне. У них там командный пункт находился. На сосне сидел наблюдатель, под сосной командир с телефоном. Наблюдателя с командиром только успели уничтожить, как другие бегут. Обнаружили убитых и начали стрелять. Пришлось отстреливаться и скрыться.
— Потери…
— С нашей стороны потерь нет. С их стороны — девять человек.
— Уровень подготовки противника оценить можешь? — сразу поинтересовался лейтенант Простодуев. — Как стреляют, как передвигаются?
— Хуже кавказских бандитов, — ответил Моховщиков. — Можно их уничтожать. Нас Загоскин специально к вам отправил, чтобы мы вас вывели на место. Он собирался еще их миномет заминировать и «растяжек» за спинами у них наставить, а потом двинуть взвод догонять.
— Как там по болотам ходить? — спросил старший лейтенант Вахтомыч. — Мокровато?
— Не вплавь, но и не посуху, — коротко охарактеризовал болота Подопригора.
— Понятно, — кивнул Чигринский. — Стройте солдат. Выступаем…
Построение двух взводов по времени ничем не отличалось от построения одного взвода. А передвижение началось с той только разницей, что колонна спецназовцев стала вдвое шире. Взводы шли не один за другим, а рядом, параллельно…
Глава девятая
Профессор Груббер не стал дожидаться лифта и пошел по лестнице пешком. Не так и далеко идти — он жил на четвертом этаже. Это подниматься ему было тяжело. Не каждые ноги в состоянии таскать на четвертый этаж сто шестьдесят килограммов профессорского обширного тела. Но сейчас профессор шел, даже не думая, поднимается он или спускается. Однако присутствия духа он не потерял, не растерялся от неожиданно свалившейся на голову ситуации и не забыл сунуть в нагрудный карман трубку с включенным диктофоном. На лестнице в подъезде в этот поздний час никто Владимиру Ивановичу не встретился. И хорошо. Он не был склонен сейчас к разговорам.
На крыльце было светло от единственной слабой лампочки. Дополнительную подсветку создавали светящиеся окна квартир. Невольно подумалось о том, что за этими окнами сидят сейчас счастливые люди, у которых нет забот, сидят и не думают, что кому-то в этот момент может быть плохо, что кому-то предстоит разрешать сложные вопросы, от которых зависит судьба и жизнь не просто человека, а ребенка. И решать эти вопросы должен вот этот большой и немолодой профессор, за которым каждое утро приезжает престижная машина, чтобы вечером привезти его назад. Наверное, жизнь без проблем не бывает, только одни люди умеют их решать, другие нет. И проблемы у всех разные, кому-то не хватает шикарной машины, как у профессора, а кому-то денег, чтобы заплатить за детский сад для ребенка. И каждому его собственные проблемы кажутся самыми серьезными и важными.
Владимир Иванович посмотрел по сторонам. К нему никто не приближался. Тогда он вытащил из кармана свой смартфон, нажал на строчку с последним вызовом и сразу услышал все тот же голос с акцентом:
— Молодец, догадался позвонить, а то я уже сам хотел. Я тебя вижу, профессор Груббер. Сейчас иди прямо через двор до детской площадки. Я там тебя жду, не люблю на свету разговаривать. Я по натуре своей человек темный.
«Черный ты человек», — подумал профессор, имея в виду не национальность, а черные дела, потому что похищение ребенка назвать светлым делом было невозможно. У взрослых всегда много разных дел, но вмешивать в их решение малолетних детей, да еще под угрозой их жизни, — это уже дело точно черное, чернее трудно что-то придумать. И за это следует серьезно наказывать.
В том, что этот человек будет серьезно наказан, профессор не сомневался. Он сам бы, несмотря на свой возраст и не слишком крепкое здоровье, мог бы наказать его, просто навалиться и задушить — на это сил в руках хватит. Мало кто сможет отбросить от себя сто шестьдесят килограммов веса, мало кто сможет вывернуться из-под него, если он навалится.
С этими мыслями Владимир Иванович решительно пересек двор. Детская площадка располагалась точно посередине двора, в равном доступе для жителей двух противостоящих домов. И хотя темный человек, как он себя охарактеризовал, не любил быть на свету, площадка тем не менее была достаточно освещена. Свет на нее, как и на крыльцо, падал из окон, и профессор сразу увидел того, кто вызвал его во двор.
Человек был щуплым, ростом чуть выше профессорского плеча, с тонкой полоской позорных щеголеватых усиков на верхней губе. Такие усики, любимые представителями кавказских народов, всегда казались профессору позорными. Или уж носить усы, или не носить. Но не усики же…
— Я рад, что ты такой сговорчивый и сразу пришел, — сказал темный человек. Голос у него был слегка надтреснутый, вроде бы добренький, но со льдом, и потому отдающий коварством и подлостью. — Я не желаю зла ни тебе, ни твоему внуку, но дела заставляют меня быть настойчивым. Иначе тебя уговорить было бы бесполезно.
Лезть напролом Владимир Иванович не собирался. Он прекрасно понимал ситуацию и знал, как негодяи умеют заметать следы. В данном случае замести следы — значило убить его внука, а самому исчезнуть. Допустить этого профессор не мог. Он в достаточной степени владел собой, чтобы вести встречную игру, и даже сумел побороть желание придушить этого плюгавенького обладателя позорных усиков.
— Тебя как зовут, сынок? — спросил профессор.
— Я тебе не сынок, я одного с тобой возраста. А зовут меня Тахир.
— Значит, Тахир, волосы подкрашиваешь?
— Что? Ты о чем?
— Где Вася?
— В безопасном месте. В безопасном, если не будет с дивана сходить. Я предупредил его. Если сойдет, одноглазый сторож разорвет его. Но он умный, в дедушку. Сидит и не шевелится.
— Какой сторож? — возмутился Владимир Иванович. — Какой одноглазый?
— Моя собака. Она твоего внука охраняет. Кавказская овчарка по кличке Шах. Большой сильный пес. Только один глаз ему вырвали, когда с другой собакой дрался, и оттого он очень злым стал. Надежный охранник.
— Плевал я на твою собаку! Что тебе от меня надо?
— Люблю деловых людей. С места — в галоп. Так проще разговаривать. Итак…
— Итак…
— Мне нужно твое оружие.
— У меня нет оружия. Хотя я и ношу звание полковника, оружия я не имею.
— Не лепи горбатого, профессор Груббер, ты прекрасно понимаешь, о чем я говорю. Пистолет я и без тебя достану, у меня у самого их целый ящик в письменном столе. Мне нужно генетическое оружие, которое ты разрабатываешь. — Голос теперь зазвучал змеиным шепотом, и вся доброта из него исчезла, зато появилась жесткая требовательность. Жестокая требовательность.
— У тебя, глупого человека, какое образование, Тахир?
— Это тебя не касается. Мне нужно оружие, которое ты нам сделаешь. Запомни, мы тоже не дураки и знаем, как работать с такими, как ты. И не строй из себя нобелевского лауреата, ты тоже не все знаешь. Не знаешь, например, какой укол поставили твоему внуку…
— Васе сделали укол? Какой укол?
Вот теперь профессор испугался по-настоящему, хотя и понимал, что вполне возможен вариант, при котором его просто «берут на пушку». Но дело может оказаться и серьезным.
— Я хорошо знаю, что такое генетическое оружие и как оно действует. Я даю тебе два месяца. За два месяца ты мне должен сделать оружие, которое будет уничтожать только армян и не повредит азербайджанцам. Что это будет за вирус, меня не интересует. Но, если не сделаешь, я не дам тебе шприц с антидотом, и тогда твой внук Вася, такой хороший умный мальчик, умрет в страшных муках. А пока он будет два месяца потихонечку чахнуть. Я не скажу тебе, что это за болезнь и что ввели мальчишке в кровь.
— Значит, ты — азербайджанец…
— Я этого и не скрываю. Я горжусь этим.
— Я принял тебя за кого-то с Северного Кавказа. Думал, ты попросишь оружие против русских. Такие парни на Северном Кавказе найдутся. Все вы, уроды, одним миром мазаны. Своего за душой ничего, так надо чужое хапнуть. И не понимаете, что хапнуть хотите.
— Не заговаривай мне уши. Я поставил тебе условие.
— Ты ставишь невыполнимые условия. Минимум три года требуется на исследование генетической системы представителя любого этноса. А мне, чтобы создать карты ДНК, требуется исследовать два этноса, армянский и азербайджанский. На это уйдет шесть лет минимум. Плюс к этому необходимо будет разработать препараты, воздействующие на гены, а это уже не моя специальность. Их разрабатывают в другой лаборатории, к которой я отношения не имею.
Профессор говорил правду, говорил честно, стараясь смотреть собеседнику в глаза, но тот предпочитал не смотреть на него и постоянно озирался, словно боялся кого-то.
— Я дал тебе два месяца. Думай. Завтра я позвоню тебе, профессор Груббер… — предупредил Тахир и стал уходить, но, не пройдя и десяток шагов, вернулся и снова заговорил:
