Сергей Самаров - Мертвая армия
Глава восьмая
Проведя пару часов в работе с документами, профессор Груббер устал и домой решил ехать не за рулем, а на заднем сиденье. Спустившись к крыльцу, Владимир Иванович увидел, что машина уже ждет его. Свет в салоне не горел, но на крыльце было традиционно светло от нескольких установленных там светильников, и свет с крыльца падал на машину, в которой, как всегда, на переднем пассажирском сиденье сидел охранник.
Раньше, в самом начале работы в лаборатории, когда профессору только выделили охрану, охранник постоянно пытался открыть дверь перед Владимиром Ивановичем, что ему почему-то сильно не нравилось. Груббер чувствовал от такой помощи собственное неудобство. Он предпочитал и открывать, и закрывать дверцу самостоятельно, поэтому теперь охранник уже не пытался оказать профессору такую услугу.
Так и сейчас. Усевшись на заднее сиденье, Владимир Иванович привычно бросил:
— Поехали…
«Мерседес» плавно тронулся, и охранник тут же протянул что-то профессору. Пришлось зажечь свет в салоне, чтобы просмотреть лист принтерной распечатки.
— Что это?
— Ответ на запрос по «Мерседесу» C-класса, который нас преследовал.
Профессор выключил свет. Зачем читать, если это можно узнать со слов?
— Что пишут?
— Машина принадлежит русской жене одного из технических сотрудников посольства Германии в России. Отсюда и московский номер. За рулем был этот самый технический сотрудник. На пассажирском месте впереди второй секретарь посольства. На заднем сиденье помощник военного атташе Германии. Немцы активно интересуются вашей личностью, Владимир Иванович.
— Или моими взаимоотношениями с немецким гостем, которого я вчера встречал. Так будет точнее. Не хотят они, видимо, чтобы профессор Огервайзер что-то мне рассказал. Но он все равно расскажет. У него есть то, что мне необходимо, у меня есть то, что необходимо ему. Работаем мы по разным направлениям и можем поделиться попутными данными, каждый не в ущерб своему делу. Вот так-то…
Это сообщение пролило бальзам на душу профессора Груббера, даже дышать стало легче. Признаться, он ожидал, что его сопровождала машина какого-нибудь оперативника из управления собственной безопасности ФСБ. Сопровождала нагло и настойчиво. Хотя генерал Логинов и сказал, что «наружка» ФСБ работает более осторожно и ее «зарегистрировать» может только сильный профессионал, тем не менее сомнения оставались, внимание со стороны «девятки» было неприятно.
До окраины Москвы, где у Груббера была квартира, добрались быстро. В это время суток дороги бывают не сильно загружены. Как всегда, охранник проводил профессора до дверей квартиры, профессор вошел, включил свет, попрощался, и только после этого охранник направился к лифту. Владимир Иванович сам закрыл за ним металлическую дверь на оба замка.
И тут, словно кто-то специально дожидался, когда профессор останется один, зазвонил смартфон. Поздноватый звонок. Такие обычно бывают чрезвычайными. Владимир Иванович глянул на монитор и увидел над номером высветившуюся вместо имени фотографию дочери.
— Здравствуй, Варвара. Ты что так поздно? Я думал, ты уже спишь.
— Уснешь тут, пап… — Голос Варвары не предвещал ничего хорошего. — Папа, у нас Ваську похитили. Две минуты назад позвонили, голос с акцентом, кавказский или азиатский, я не разбираюсь. Сказали, что с сыном все в порядке и его жизнь в твоих руках. Спросили номер твоей трубки. Я дала… — И дочь неожиданно разрыдалась.
Крупная, излишне грубоватая, но сильная женщина — и вдруг заплакала — это так не вязалось с ее образом, что сильно расстроило профессора. Васька — единственный внук… Кто похитил, зачем? Выкуп? Конечно, Владимир Иванович готов дать выкуп, сколько потребуется…
Но он тут же сообразил, что выкуп с него спрашивать не будут. Дочь и ее муж-бизнесмен гораздо богаче его, и выкуп требовали бы с них. С профессора будут требовать что-то другое. Что?
— Пусть звонят. Буду ждать звонка, — попытался он успокоить дочь. — Не волнуйся, Варечка, все будет хорошо. Я все сделаю, что скажут… Я потом сам тебе позвоню… А сейчас — успокойся. Я отключаюсь, а то не дозвонятся… Успокойся, прошу тебя… В такой ситуации надо ясную голову иметь… — и отключился.
«Что делать? — лихорадочно соображал профессор. — Надо действовать, и как можно быстрее». Он стал сразу думать, кому можно позвонить, чтобы попросить помощи. Был бы на свободе генерал-майор Макарцев, он бы сумел все сделать правильно. Может быть, генералу Логинову? Да, надо звонить Константину Петровичу.
Профессор стал искать в памяти смартфона номер генерала. Ночное время в данном случае не могло его остановить. И только нашел нужный номер, как смартфон зазвонил сам.
— Слушаю, профессор Груббер, — отозвался Владимир Иванович и, вовремя сообразив, нажал сбоку клавишу диктофона, чтобы записать разговор.
— Здравствуй, профессор Груббер. Я с тобой поговорить хочу, — сказал голос с сильным кавказским акцентом. — Это твоего внука касается…
— Да, мне дочь только что звонила. Что с ним? Где он?
— Пока еще в порядке. Хотя напуган сильно, боится своего одноглазого охранника. Но не в этом дело. Ты, профессор, сейчас выйди из подъезда, я с тобой поговорить хочу. Я внизу жду…
— Иду… — не раздумывая, согласился Владимир Иванович. — Иду сейчас же…
* * *Старший лейтенант Гавриленков на привал отвел такое же время, как и раньше — полтора часа. Это непривычно много для солдат спецназа ГРУ, адаптированных к длительным нагрузкам и короткому отдыху, но они не адаптированы к холоду и мокрой одежде, а за более короткий привал невозможно прожечь костер до углей и, в дополнение к этому, просушить над углями одежду и обувь. Просушить — это не переодеться в сухое, это гораздо более длительный процесс. И оценить его длительность Сергей Сергеевич мог на самом себе, потому что и сам, как солдаты, сушил одежду над тлеющими углями. Конечно, это не березовые угли. Берез на острове было мало, все молоденькие, и их не рубили. А сосна прогорает быстро, и сосновые угли так же быстро остывают, прогорая до пепла. Спасало то, что во время горения сосна за счет сжигания своей смолы дает большое количество тепла. Греет не долго, но интенсивно. И даже раздетому человеку у костра было не так холодно, как в мокрой одежде.
Сменились часовые. Часовых на привале, как обычно, без напоминания командира, выставляет замкомвзвода старший сержант Вася Клишин — это его прямая обязанность. Он свое дело знает. И солдаты свое дело знают. Вторая смена часовых не назначается, на пост выходят те, чья одежда и обувь высохли быстрее, чем у других. Сами выходят, не дожидаясь, когда старший сержант кого-то пошлет. Но, чтобы сменившимся часовым тоже просохнуть и согреться, дополнительное время требуется, и в эти полтора часа взвод как раз и укладывается. Солдатам и на ужин хватает, и на отдых. Оперативной бригаде Девятого управления ФСБ труднее. Они к такому не привычны. Им бы на диване поваляться, но диванов для них никто на острове не припас. И даже печки не было, на которую можно было бы руки положить. Тем не менее даже оперативникам приходилось удовлетворяться тем, чем удовлетворялись солдаты-спецназовцы. Ровно через полтора часа старший лейтенант прошел вдоль вытянувшегося по острову костра. Проверял, насколько солдаты успели привести себя в походное состояние. Вся одежда и обувь были просушены. Все успели поужинать и закопали упаковку сухих пайков. И только после этого прозвучала команда:
— Подъем! Выходим прежним строем. Темп повышенный…
Сергей Сергеевич решил, что дожидаться полицейского капитана Подопригору и двух солдат своего взвода уже необходимости нет, они наверняка останутся с двумя взводами, прибывшими на Приханкайскую равнину, и будут догонять их все вместе. Значит, нет и необходимости тормозить движение. Конечно, тормозить его будут оперативники ФСБ. Они не умеют ходить так быстро, как спецназ. Это, безусловно, не их вина, но и не вина спецназа. И потому идти оперативникам придется быстро.
Майор Зотов, как заметил старший лейтенант, часто оглядывался на уже пройденный путь или же просто голову поворачивал, прислушиваясь и пытаясь уловить звуки далекого боя. Напрасно! Звуков этих быть не должно. Гавриленков был уверен, что массированной стрельбы не будет. Командиры двух взводов будут действовать так, как действовал бы на их месте сам Гавриленков, и используют способность специально обученных солдат спецназа ГРУ к скрытному передвижению. Как младший сержант Загоскин ползком выбирался на позицию, насквозь проходя через всю засаду, точно так же и другие солдаты займут всю эту территорию, пользуясь тем, что имеют некоторое численное превосходство, а потом по команде поднимутся и просто расстреляют парней в засаде. Почти в упор расстреляют. И без звука. И без возможности ответной стрельбы. Все будет сделано тихо, почти скромно. Потом, может быть, кто-то из командиров взводов свяжется по телефону с подполковником Зотовым и предложит тому сложить оружие. Не согласится подполковник, его тоже расстреляют. Тот, кто первым доберется до засады. Тем более что старший лейтенант Гавриленков уже изучил карту. И хотя она не могла быть точной, что уже показали изменившиеся очертания озера, все же места для возможной засады Сергей Сергеевич определил даже по этой карте. Таких мест было всего три. А уж проверить, есть там засада или нет ее, это командир взвода сумеет. Тем более что приближалось темное время суток. Спецназ ГРУ недаром носит на своей фирменной эмблеме изображение летучей мыши. В ночи спецназовцы обучены ориентироваться лучше, чем кто-то другой. Ночь — это время спецназа ГРУ. В ночи спецназовцы — хозяева положения…
