Лев Пучков - Наша личная война
Задача, которую в ходе операции предстояло выполнить элементам боевого расчёта, именуемым как «снайперская пара» (снайпер – прикрывающий стрелок-наблюдатель), требовала присутствия именно специалистов квалификации «снайпер», без всяких допусков и натяжек.
Петрушин в двух словах обрисовал полковникам ситуацию.
– Без специалистов завалим всю операцию. Придётся ехать к моим, в ножки кланяться.
– Ну и поклонимся, – одобрил Иванов. – Как вернёмся в Ханкалу, сходишь, договоришься.
– Санкцию на привлечение наших вы спрашивать не станете, правильно я понял?
– Правильно, не стану. Больно жирно будет даже для нас. Но зачем санкцию, Евгений? Это же твой родной отряд, ты там второй человек после командира, а нам надо всего лишь шесть человечков на сутки! Лежать они будут за пределами дальности действительного огня из автомата, на них ни одна муха не сядет…
– Да понятно, вопросов нет… Но вы понимаете, что без санкции руководства… это большой риск и по сути авантюра…
– Евгений, ты зачем мне такие умные слова говоришь? – насторожился Иванов. – Ты скажи сразу, без этих гнусных намёков! Думаешь, не дадут?
– Я хорошо знаю наших, сам такой. Дадут-то они дадут, но это будет нам дорогого стоить.
– Ну, напугал… Мы сейчас, за сутки до операции, можем ещё где-нибудь раздобыть три снайперские пары?
– Нет, не можем.
– Тогда и разговоры ни к чему. Соглашайся на любые условия…
Снайперов им дали. В придачу, по личной просьбе Петрушина, выдали два составных семиметровых шеста из дюрали и два малых комплекта альпинистского снаряжения. Облагодетельствовали, короче. Но поставили условие: половину всех трофеев – отряду. Какие там будут трофеи, никто понятия не имел.
– А если найдём там у них пару «лимонов» баксов?
– Значит, один – наш.
– А если всё взорвётся и совсем ничего не будет?
– Тогда половина ничего – наша.
Пришлось с ходу соглашаться. Куда тут денешься…
Ночью омоновцы шили из простыней маскхалаты – своих у них было всего два на отделение, обматывали бинтами оружие и нечеловеческими усилиями привели в рабочее состояние два НСПУ (стрелковый прибор ночного видения), которые пылились до сего момента в кладовке. До полудня Петрушин провёл повторное боевое слаживание, после чего отработали систему радиосвязи на период проведения операции, окончательно «пробили» последовательность действий, использование техники и выдвижение.
По выдвижению определились следующим образом.
Дозор со снайперскими парами убывает на Васином «бардаке» сразу после обеда (в 14.30). Максимальное количество личного состава – внутри. Те, что остаются на броне, имеют праздный вид…
– Ха! – заметил по этому поводу Вася Крюков. – Праздный вид. Ха!
Так вот, праздно едут по дороге между Толстой-Юртом и Червлёной, где-то посерёдке, не доезжая до моста пятьсот метров (за поворотом – наш блокпост, они нас заметить не должны), сворачивают налево и ломятся по кустам ещё полтора километра к месту сбора. Места там безлюдные, минировать вроде не должны. Расчётное время прибытия – 16.30.
На берегу Терека маскируют «бардак», дальше что-то около пяти километров топают пешком, в лес не заходят, двигаются по опушке – Заур дорогу покажет. Расчётное время выхода на подступы к ущелью – 19.00. То есть уже глубокие сумерки, можно начинать потихоньку работать.
Задача дозора: рекогносцировка на местности, детальная разведка системы охраны и обороны «объекта», выбор наиболее выгодных «гнёзд» для снайперов. Звучит просто, но задача самая важная, от неё зависит исход всей операции. Если дозор и снайпера сработают как надо, остальным нужно будет в установленное время лишь рвануть со стартовой позиции и по необходимости израсходовать половину боекомплекта.
Через два часа после убытия дозора отправляются остальные элементы боевого порядка по одной автоединице с интервалом в тридцать минут. Выдвигаемся на омоновских «Уралах», по выезду из города эмблемы закрашиваем, номера отвинчиваем. Личный состав прячем в кузовах, тенты закрыты, в кабинах сидят расхристанные товарищи праздно-тылового обличья. Между Толстой-Юртом и Червлёной тихонько сворачиваем, прибываем к месту сбора, маскируем технику и тревожно дремлем, надеясь ближе к рассвету заполучить в объятия Васю Крюкова. За Васей в колонну по одному, след в след, выдвигаемся в район сосредоточения (километр от подступов к ущелью – самим, без проводника, туда не добраться).
Вот и всё по выдвижению. Дальше – собственно операция. Точнее, последняя её фаза…
* * *К месту сбора дозор прибыл как по расписанию: часы Петрушина показывали ровно 16.30.
– Какая-то нездоровая точность, – пробурчал Петрушин, хмуро озирая окрестности. – Лихое начало – корявая середина – летальный конец.
– Типун тебе, – сказал Вася. – Летальный конец – это да, это… Короче, сплюнь три раза, постучи по дереву.
Петрушин сплюнул и постучал по голове: другого дерева рядом не было, всё какой-то хилый кустарник с тонкими гибкими ветвями.
Обстановка способствовала мрачному настроению. Свинцовое небо без единого просвета, серые кусты вокруг, Терек с обледеневшими берегами кажется толстой чёрной змеёй, изготовившейся к смертельному прыжку. Всё как-то тускло, неприветливо, даже зловеще…
– Помогите Сане «бардак» замаскировать, – обратился Петрушин к снайперам. – А мы пока с нашим дрюгом побеседуем. Пока не стемнело.
Саня Жук, «бардачный» механик, был бледен и задумчив. Сейчас все уйдут, а ему до прибытия основных сил придётся торчать тут два часа в одиночестве. А здесь, между прочим, не центр реабилитации малолетних трансвеститов. Головёнку открутят – даже пискнуть не успеешь.
– Да ты не робей, хохол, – ободрил подчинённого Вася Крюков. – Тебе два часа переждать, подумаешь, делов-то! У тебя два пулемёта в башне и патронов полно.
– Вот как раз в этой башне и поджарят, – уныло вздохнул Саня Жук. – Жахнут с гранатомёта – и хана. Хреново без пехоты. А снаружи торчать – подползут…
– А у тебя гранаты есть. На худой конец подорвёшься – и не больно совсем. А мы над твоей койкой в роте табличку повесим. Салаги каждый день будут уголки отбивать…
– Спасибо, товарищ капитан! Вы такой заботливый…
Общаться с шахидом именно при свете пожелал Костя. В принципе, общаться можно было бы и на месте, в сумерках, но тогда не будет видно лица.
– Общаться с человеком, не видя лица, – всё равно что смотреть порно по телевизору без экрана, – заявил Костя Петрушину. – Звук есть, интонации присутствуют, но картинку ты не видишь, и приходится напрягать воображение, пытаясь представить, как выглядит главная героиня.
С шахидом обращались уважительно, словно он был бойцом подразделения, – так настоял Костя. Со вчерашнего дня в его адрес никто не проронил грубого слова, наручники сняли, выделили коврик и кувшин для намаза (пришлось омоновских татар напрячь). При выдвижении мешок на голову надевать не стали и даже выдали маскхалат, как всем остальным. Впрочем, халат так и так пришлось бы надевать – маскировки ради. Разумеется, нельзя было утверждать, что пленник полностью подпал под обаяние пресловутого «стокгольмского синдрома», но держался он непринуждённо и, казалось, чувствовал себя вполне уверенно.
Сейчас наши парни хотели окончательно уточнить детали и по возможности разжиться информацией, которая в ходе предыдущих бесед была ненароком либо намеренно опущена.
– Мы вместе, – Костя смотрел на подопечного гипнотическим взглядом и слегка растягивал слова. – Мы сейчас делаем одно дело, от которого зависит твоя жизнь и жизнь твоих родственников. Соберись, нам нужно не так уж много, но это очень важно…
Нужно было действительно совсем немного. Количество личного состава, система охраны, наличие, характер и расположение МВЗ (минно-взрывные заграждения), особенности внутреннего устройства базы.
Заур ещё раз повторил то, что уже рассказывал ранее: устройство пещеры, распорядок дня, сколько людей он видел, как вооружены и так далее. Да, везли не таясь, он дорогу видел, знает, где расположен вход в пещеру… Но бойцов на наблюдательных постах не заметил. Наверно, хорошо спрятались. Есть ли мины, тоже не знает, но машина ехала спокойно, без зигзагов, до самого входа в пещеру, и никто не выходил, чтобы чего-то снять или нажать какую-то кнопку…
Костя внимательно наблюдал за пленником и сделал вывод – ничего не сочиняет, скрытничать не пытается, сотрудничает добросовестно.
– Но ничего нового он нам не сказал, – сокрушённо отметил Вася Крюков. – А так хотелось бы… Значит, восемь плюс командир, смена через восемь, утренняя – с восьми до девяти?
Заур подтвердил. Да, в «прихожей» живут девять человек. Восемь уходят на посты, один постоянно находится там, судя по всему – командир. Восемь бойцов уходят, через полчаса приходят другие восемь. Через восемь часов – опять смена. Смены происходят равномерно, сбоев не бывает: в восемь утра, в четыре дня, в полночь. И так всё время.
