Стальное крыло ангела - Сергей Иванович Зверев
– Позвольте ремарку, Игорь Борисович, – вставил я. – Мы не расследуем причину затопления моей лодки?
– Не будь эгоистом, майор, – отрезал Игорь Борисович, и все присутствующие невольно заулыбались. – У нас дела поважнее твоей лодки. Сотрудников украинской разведки на полуострове – как грязи. Это прискорбно, но факт. В большинстве это мелкая шпана, полууголовный элемент или рядовые сотрудники, не связанные с разведывательно-диверсионными группами. Осели на полуострове, работают поденщиками, грузчиками, дворниками и тому подобное. Они не владеют информацией. Им отдают приказ – они выполняют. Каждый месяц штук по семь таких отлавливаем, а некоторых даже заново завербовываем. Тебя засекли с Ломарем, тебя ненавязчиво пасли – знали, что приедешь на пристань. Увы, но люди, стоящие над этой шпаной, могут знать наших сотрудников и их привычки. Думаю, это не было покушением. Тебя хотели припугнуть, а вышло так, что ты обезвредил вражеских диверсантов. Если хочешь, займись этим эпизодом, но общее дело не должно пострадать. Получишь еще одну лодку, не волнуйся, это не посудины VIP-класса.
– Вы щедры, Игорь Борисович, – пробормотал я.
– И давай без обид, – отмахнулся полковник, – учись ставить приоритеты. До пуска переправы трое суток, друзья мои, – торжественно объявил Мостовой, – о том, что открытие основной ветки назначено на май, было известно еще в феврале. Пустить движение, как вы знаете, хотели 9 Мая, но приняли верное решение не приурочивать к датам. Не надо помпы, не надо делать вид, что это великое событие. Не БАМ, чтобы полстраны сгонять на открытие. Ну, открыли, и ладно. Крым – российская земля, как можем, так ее и обустраиваем. Это наше внутреннее дело. Захочет высшее лицо прибыть на открытие – добро пожаловать, не захочет – ничего страшного. Поэтому и журналистов будет немного – только основные каналы. Ну, парочка еще – если уместятся в квоту. Но как бы то ни было, весь мир будет смотреть. И большинство – без радости. Случись инцидент на пуске, событие обрастет снежным комом, вывернется, предстанет в искаженном свете, снова спустят всех собак на руководство страны – «тиранов», «душегубов» и «диктаторов», – не мне вам объяснять, как это делается. Западные СМИ с нетерпением ждут. Не только наш отдел следит за безопасностью объекта, товарищи офицеры. Но предотвращение терактов и диверсий – это наша обязанность. Остальные работают, когда все случилось. Мы же обязаны сделать все возможное, чтобы НИЧЕГО НЕ СЛУЧИЛОСЬ. Уяснили мой посыл? – Он смотрел на нас въедливо. – Тогда марш работать. Понадобятся дополнительные силы – выделим.
Я шел по местам своей вчерашней боевой славы с привкусом какой-то горечи. Моторная лодка огибала полуостров Тамань, выходила на прямую видимость моста. День выдался солнечный, почти безветренный. Я прошел место, где «принудительно» остановил яхту с диверсантами, через четверть часа – место захоронения своей лодчонки.
Двигатель работал ровно, погони не было. Человек на пристани полчаса назад угрюмо разглядывал мои бумаги, вздыхал, бормотал под нос, что «на нас не напасешься», но в итоге выделил посудину, заверив, что она рабочая. По курсу красовалась почти готовая автомобильная переправа. Работы на дорожном полотне давно закончились – даже без аврала, что для нас большая редкость. По мосту сновали редкие машины с проблесковыми маячками, покачивались в воде катера береговой охраны.
На примкнувшем к переправе железнодорожном мосту велись работы. Возвышались, словно марсиане из «Войны миров», башенные краны. Работал портальный кран, перемещая зачехленный груз.
Слева простирался город-герой Керчь. Я любил в свободное время болтаться по нему без дела. Городок небольшой – 170 тысяч жителей, далеко не курортный, туристов мало по сравнению с Южным берегом – в основном те, что приезжают на однодневную экскурсию. Суета царила только в порту.
Я любил взбираться на гору Митридат, увенчанную воинским обелиском. С нее открывался вид на древний Пантикапей и практически на всю Керченскую губу. Любил бродить по пешеходной улице Ленина, устланной нарядной плиткой – в тени деревьев, мимо отреставрированных старых зданий.
Но сегодня мне было не до этого. Каждый раз, проплывая под арками моста, возникало желание втянуть голову в плечи – слишком уж ничтожным казался человек рядом с этой громадой. Вокруг моста сегодня было спокойно – диверсанты не бузили, американский военный флот хороводы не водил…
У спецпричала было сравнительно многолюдно. Лучше поздно, чем никогда – по настилу маленькой пристани с важным видом разгуливали вооруженные люди в черных комбинезонах. Для работников заведения настали черные времена – посиделки у телевизора отменялись. Теперь им приходилось обходить свои владения, совать везде нос – особенно при посторонних. Видно, руководство управления дало кому-то пинка.
Боец Росгвардии проверил документы, сверил изображение на фотографии с предъявителем, извинился за причиненные неудобства. И где раньше были? На штатного работника я наехал за углом, прижал к теплой стенке. Он от страха менял раскраску, как хамелеон, божился, что ничего не видел, ничего не знает.
Я задал точные временные рамки: вчерашний день, от часа до трех пополудни, пообещал, что не буду его бить, показательно расстреливать или увольнять. Начальство дает ему уникальный шанс исправить свои ошибки!
У человека заработала память: в принципе, да, Аттила громко лаял, бегал кругами вокруг будки, но явление стандартное. Спускать с цепи эту собаку нельзя, тогда все пространство вокруг объекта будет завалено людьми с перегрызенными глотками. Потом какой-то шкет в черных очках лазил по причалу. Когда охранники вышли, он задергался, стал тараторить, что заблудился, и быстренько сбежал в северном направлении. Но они не видели, чтобы шкет ковырялся в лодках.
К сожалению, это отличительная особенность данного государства: пока не грянет гром, мужик не перекрестится. Затонет теплоход – пойдут проверки во всех пароходствах. Рванет в метро – усилят меры безопасности. Сгорит торговый центр вместе с покупателями – пойдут проверки пожарной безопасности во всех ТЦ страны. Обязательно нужно несчастье, чтобы хоть что-то заработало…
Искать концы было бесполезно. Прав полковник Мостовой – это дело моего уязвленного самолюбия.
Парковка на задворках пристани тоже охранялась. Глупая собака подняла лай,