Михаил Серегин - Бар-сучка
– В каком номере?
– Тысяча… двести первый.
– Отлично! – Дарья вскочила. – Я поеду туда, а ты сиди здесь.
Алексей с недоверием посмотрел на нее.
– А если ты не приедешь?
– Не болтай, никуда я не сгину.
Он смотрел, как она собирается, и колебался.
– Дада, я поеду с тобой.
– А кто с ней останется? Кто тебя знает в гостинице? Никто. А со мной будут разговаривать. Сиди и не дрейфь.
– Быстрее, – умоляла Инга.
Дарья вылетела с дачи. Она пойдет прямо к Кузикову и снова скажет, что Инге нужен номер. Он не будет дергаться, он не должен дергаться.
Директор и впрямь сделал все, что от него потребовалось. Одно имя Инга действовало на него весьма позитивно.
Получив ключи, Дарья, не теряя времени, стала обыскивать комнату. Подоконник у окна в большой комнате вынимался. Ей потребовалось поднапрячься, чтобы сдвинуть его, но усилия того стоили.
Когда она увидела пакет с белым порошком, сердце у нее запрыгало. Но здесь была далеко не вся партия. А может, это у нее старые запасы, как у белки? На всякий случай. Или способ вложения свободных средств. Но откуда им у нее взяться? С чего она имела? С карманных расходов, которые выпрашивала у мужа? Копила? Воровала?
Дарья сунула пакет в сумочку и вышла из номера.
Когда она приехала обратно, Инга лежала с закрытыми глазами и не шевелилась.
– Что с ней? – с тревогой спросила она. – Спит или вырубилась?
– Спит, – как-то равнодушно брякнул Алексей.
Она подошла, пощупала пульс. Жива.
– Вот, – она выложила наркотик. – Это все, что я нашла.
Алексей подержал на весу брикет.
– Нормально, здесь грамм триста.
– Но ведь это не все.
– Мне на жизнь хватит. Я отваливаю. А ты, если хочешь, продолжай лизаться с этой сучкой. У нее уже крыша здесь ехала. Чертей гоняет, зараза.
– Неужели ты не хочешь получить остальное?
– Остальное?! – взвился он. – Ты домой к мамочке катаешься, а я здесь сижу с ней. Мне вполне хватит.
– Слушай, давай посидим еще день. Может, она расколется и отдаст все.
Какое это всеобъемлющее слово: «ВСЕ». Оно проникает в подкорку и сидит там. ВСЕ – сорвать банк, обеспечить жизнь, решить проблему существования, разбогатеть, позволить себе отдыхать всю оставшуюся жизнь. ВСЕ!
Он сглотнул слюну.
– Подождем, я согласен, подождем.
– Вот и отлично. А теперь успокойся и сядь. У нас один день всю жизнь кормит.
Инга пришла в себя и застонала.
Дарья подошла к ней.
– Как ты мучаешься, бедняжка. Ничего, потерпи, осталось недолго.
– Ты нашла? – прошептала она, облизывая пересохшие губы.
– Нашла, но там не все.
– Я не знаю, где партия, – Инга заплакала, – не знаю. Неужели вы хотите, чтобы я здесь кончилась?
– Ты слезы не лей, не надо, – подключился Алексей. – Скажи, где наркотики, и будешь жить.
– Я не знаю, – она продолжала реветь, вдруг новая волна судорог прокатилась по телу, глаза полезли из орбит. Инга вскрикнула.
Дарья вышла в кухоньку и вскрыла пачку. Взяла чуть-чуть порошка на конец чайной ложки и снова вошла в комнату.
– Вот это прекращение всех твоих страданий, – наставляющим тоном сообщила она. – Где партия?
– Я скажу, скажу. Пятого декабря приедет покупатель. У него будут деньги… Что здесь облом, он не знает. Он привезет пятьсот тысяч долларов, – она тяжело дышала, глядя широко раскрытыми глазами на Дарью, державшую спасительную ложечку. – Я должна передать ему товар и получить наличность. Все это будет происходить в тысяча двести первом. Мы с мужем жили на это. Перепродажа от Николая москвичам. Коля давал нам жить, потому что не успевал следить за всем.
Алексей развел руки в стороны. Мол, делай что хочешь.
Дарья вынула нож и освободила левую руку Инги. Затем взяла ложечку, оставленную на время на подоконнике, и скомандовала:
– Оскалься. – Та беспрекословно повиновалась. Героин посыпался ей на зубы и оголенные десны. – Втирай и живи… пока.
Если бы Инга в тот момент была в себе, то наверняка ответила бы Дарье что-нибудь резкое, но сейчас она не могла произнести и слова. Ее палец метался во рту, растирая дрянь по пропитанным кровеносными сосудами деснам.
«Тюремщики» смотрели на свою жертву. Привязанная к кровати женщина мечтала только о том, чтобы у нее прекратились боли. Когда она впитала в себя все, что можно, ее мускулы расслабились. На лице стало меньше морщин.
– Дай еще! – неожиданно рявкнула она.
– Я думаю, мы еще не все узнали. Тебе этого хватит на денек, а дальше мы продолжим. – Дарья ушла на кухню.
– Слушай, а ты жестокая баба, Дада, – бросил ей вслед Алексей, не ожидая, какую это вызовет бурю.
Она вернулась и посмотрела своими зелеными кошачьими глазами ему в душу.
– Кто?! Я жестокая?! Ты знаешь, что ее амбалы расстреливали людей в упор, отрезали головы, чтобы найти пропажу? Тебя хотели убить! Если бы не я, ты бы сейчас был в аду! За то, что она украла у своего мужа героин, мы расплачиваемся с тобой сейчас.
– Я не крала, – вставила Инга.
– Заткнись, – отмахнулась Дада. – И после этого я жестокая! Знаешь, дорогой мой друг, раковую опухоль вырезают, и чем более запущена болезнь, тем больше вероятность, что придется резать еще раз, – она подошла к койке и потрепала Ингу по щеке. – Ты не расслабляйся, мы с тобой продолжим.
– Я убью тебя! – пленница дернулась и схватила свою мучительницу свободной рукой за волосы.
Дарья закричала, было очень больно.
Тут же подбежал Алексей и первым делом надавал вдове по морде.
Вырвавшись, Дарья перевела дух и поделилась мыслью о необходимости привязать засранку покрепче.
– Пусть лучше уберется здесь, а то вонища, дышать нечем.
Дарья не возражала, не самой же тереть залитый вином и еще кое-чем похуже пол.
* * *Когда порядок был наведен, а пленница снова привязана к койке, Дарья оставила дачу и направилась в «Словакию».
Кузиков не горел желанием разговаривать с ней, о чем и сообщил открытым текстом, выделив ей на все про все две минуты.
«Ах ты, зажравшаяся свинья. Без Инги он со мной общаться не хочет».
Дарью подобное отношение оскорбляло. Ей очень хотелось положить Александра Михайловича рядом с Ингой на соседнюю коечку и похлестать по морде.
«Распорядители судеб, мать их…»
– Горлов приехал? – Ну и что? – директор, не зная, куда повернет девица, проявлял осторожность, хотя и не пытался юлить. Своя голова дороже.
– Я хочу попробовать заменить Софью. Вдруг получится.
Теперь даже если ему куда-то срочно надо было идти, он продолжил бы с ней диалог.
– А Инга на это как посмотрит?
– Она даже рукой не шевельнет, – успокоила Дарья.
– Как тебя там зовут?
– Дада.
– Ну-ну, Дада. Сколько ты хочешь за работу?
– Вы же знаете, все зависит от объемов.
– Нет, со мной так не пойдет. Есть просто тариф за ночь.
– Я хочу семьдесят процентов от суммы. Это ведь не очень много?
– Для меня много. Я занятой человек, и даже один телефонный звонок отнимает у меня время. Беседа с тобой отнимает время, поиск клиента – снова время. Но я согласен. За Софью он отдавал три сотни за ночь. Во что он оценит тебя, я не знаю.
Он снял телефон и позвонил в люкс.
– Алло, Николай Евгеньевич?.. Александр Михайлович беспокоит. Добрый вечер… Девочку не хотите?… Нет, не Софья, но очень мила… Тогда заходите прямо ко мне, здесь и поговорим… До свидания.
Он повесил трубку и улыбнулся.
– Тебе не надо попудрить носик?
– Я уже все напудрила, причесала и побрила.
Нельзя сказать, что ответ понравился Кузикову, но обращаться резко с этой девочкой он не решался.
Зашел клиент. Во всех отношениях средний мужчина. С зачесанными назад волосами, большими залысинами, несколько неуверенным взглядом и ухоженными руками. Он не постеснялся прийти прямо в спортивном костюме и легких кроссовках.
Увидев Дарью, он вспыхнул, словно девственник, которого во сне привели на случку. Прежде чем поздороваться с директором, он поцеловал Дарье ручку.
Весь его облик, начиная от бледно-зеленого элитного спортивного костюмчика от «Пумы» и заканчивая запахом дорогого отвратительного одеколона, производил впечатление полной доделанности и успокоенности. Он был из разряда тех людей, которым ничего не надо. Это был не мужчина, это был бизнесмен. В нем остался только бизнес, понятие деловой хватки вместо потенции, понятие чистой прибыли вместо чести.
– Извините, – Дарья прервала диалог якобы старых друзей, – я пойду.
Директор даже слова вымолвить не мог. А Горлов, тот вообще ничего не понимал.
– Куда? – не понял Кузиков.
– Мне надо в туалет.
Горлов заулыбался, как пятилетний ребенок, который в первый раз узнал, что его папа и мама тоже писают.
– Я же говорил, – несколько наставляющим тоном произнес директор и предложил клиенту присесть.
Дарья неслась прочь от гостиницы.
«Из этого Горлова вор, как из говна пуля. А пытаться вытянуть из него информацию – все равно что стараться найти подберезовик в бетонном фундаменте».