Михаил Серегин - Бар-сучка
Как вести себя со столь зрелым мужчиной, который годился ей не то что в отцы, но и в дедушки, нью-проститутка не знала.
– Не откажусь.
Он одобрительно кивнул головой и, налив в свой бокал стоявшее на столе молдавское, передал ей. @B-MIN = Она пригубила. Здесь чувствовались стиль и манера. Дед был явно не из простых, и это вселяло надежду.
– Здесь, в вашей артели, была такая Софья. Знаете?
– Она уволилась, – нашлась Дарья.
– Да? Жаль. И мальчиков ваших что-то не вижу.
– Времена меняются, кто-то уходит, кто-то остается.
Он посмотрел на девушку с толикой одобрения.
– А ты умна, я имею в виду, для своего пола и возраста. Это хорошо. Учишься, наверное, где-нибудь?
– Да, в институте.
– Молодец. Сколько у тебя минет стоит?
Хороший переход.
– С вас, в знак уважения к здоровью, двадцать.
Ему понравился комплимент.
– А ночь? – он стал вытирать руки салфеткой и облизывать губы толстым шершавым языком.
– Двести.
Дед поднялся из-за стола. Росточком он был на голову выше Дарьи, и только это уже заставляло его уважать.
– Я беру все.
* * *Они поднялись в номер, который состоял из одной средних размеров комнаты и крохотной ванной. Условия на минимуме, «апартаменты» на одного человека. Но наличие душа и совмещенного санузла – это большой плюс.
– Я искупаюсь? – Дарья очень рассчитывала на то, что клиент не будет против.
– Нет проблем.
Прежде чем она успела скрыться в комнате, он крикнул ей:
– Как тебя зовут?!
– Дада!
– В первый раз такое слышу.
Она скрылась за дверью. Получить с клиента информацию, не отдаваясь ему, – очень большая удача, и Дарья понимала это. То, что она сама укладывает себя в постель к этому пожилому бизнесмену, ее несколько коробило, но куда деваться? Сидеть и ждать, когда ее вытащит на солнышко крестный папа, а потом объяснять ему, что шесть штук ушли и надеяться ему особенно не на что? Ситуация отвратительная.
«Ну, разок он сможет, – думала она, доставая из сумочки одноразовый пакетик с шампунем. – Может, чему и научит. Все-таки ему не пятнадцать, а поди все шестьдесят пять. Жизнь видел.
Если исходить из того, что человек – это животное, – продолжала размышлять Дарья, намыливая грудь, – а он животное, потому что к его первоочередным потребностям относится, естественно, потребление кислорода через дыхательные пути, дышать через кожу, как известно, мы не в состоянии. Потом – своевременное испражнение. Как ни странно, на втором месте – попробуйте не пописать сутки. Затем следует необходимость потреблять воду, потом спать, далее есть и, наконец, удовлетворять свои половые инстинкты.
Современное общество добилось удовлетворения всех этих потребностей, но только последняя преследуется по закону в случае, когда это делается за деньги. Когда мы хотим пить или есть, мы идем в кафе, где платим деньги и потребляем. А когда хотим переспать с кем-нибудь – ищем проститутку, но здесь закон не дает нам возможности удовлетворить свою потребность. Это с точки зрения физиологии неверно.
Отсюда страхи, психозы, неуверенность. Взять того же младшего Пименова. Брат даже хотел подложить ему меня для устранения столь, в общем-то, безобидного комплекса. Хотя… не исключено, что из-за людской зашоренности появляются на свет маньяки и насильники. Они с детства испорчены псевдоморальными родителями или самой системой.
Почему это я оправдываю себя? Сейчас, Даша, ты вытрешь капельки воды со своей попки и раздвинешь ноги перед старым, где-то лысым, а где-то, может быть, довольно волосатым дядькой».
Она вытерлась и, словно штангист перед взятием тяжелейшего веса, сосредоточилась.
«Надо отработать, надо отработать, надо отработать. Пусть вначале секс, затем разговоры, потом спать. Или вначале разговоры, потом спать, затем секс. Или вначале спать, затем секс, потом разговоры. Или секс, секс, секс? Ну… это вряд ли».
Она вышла вся ладненькая, стройненькая, закутанная, как в сари, в одно большое розовое полотенце.
В комнате вместе со стариком сидел какой-то молодой человек, которого она никогда раньше не встречала.
– Что все это значит? – она слегка стушевалась, не зная, как ей быть.
– Детка, – начал старый пердун, – неужели ты думаешь, что я еще что-то могу? Я привел тебе кобелька, с которым тебе понравится, я только смотреть буду, и все.
Худой мужичонка лет двадцати восьми развалился в большом кресле и с интересом разглядывал ту, которая ему предназначалась. Лицо его было небритым, под глазами большие синюшные круги. Он весь напоминал высохший куст. И что же он сможет?
– Хотите, чтобы я отдалась ему, а вы на это просто будете смотреть?
– Дада, почему ты не хочешь угодить старику? – заворчал дед. – Мы же уже обо всем договорились.
– Я думала, что буду с вами.
– Слушай, простодыра, – подал голос мужичонка, – какая тебе разница, кто тебя прет! Давай доставим деду удовольствие, пусть смотрит.
Парень поднялся и спустил штаны. Между ничем не примечательных бедер безжизненно болталось ничем не примечательное орудие.
От такого резкого перехода от слов к делу ей стало нехорошо.
– Иди, поласкай его, – заскрипел дед, скромно разместившись в углу комнаты. – Видишь, он к тебе равнодушен.
Дарья видела, но не могла и шагу ступить.
– Она что, – парень обратился к деду, который и ему, видимо, заплатил, – не в курсе, для чего ее пригласили? Я вообще ничего не понимаю. Это шлюха или не шлюха?
– Иди ко мне, бестолковый, – позвала Дарья.
Глаза пожилого клиента зажглись молодецким пламенем.
Дело поехало коряво и неумело. Она вообще не помогала ему.
Правда, чем хуже у парня получалось, тем лучше становилось на душе у Дарьи.
Когда мужичонка кончил дело и хотел было уже идти, старик остановил его и предложил заплатить ему и Дарье за вторую серию.
– Извини, дед, я сейчас больше не могу. Подруга, тебя подвезти?
Ей симпатизировало его абсолютное безразличие к тому, кто платит деньги. Ну, захотел ты посмотреть, как люди занимаются любовью? Посмотрел. Захочешь еще раз взглянуть? Никто не против. Он был прост, как белый лист бумаги, как батон в булочной, как булыжник в выщербленной брусчатке.
На дедульке ей пришлось поставить крест. Ни хрена он не может – ни того, ни сего.
Как оказалось, его звали Жерех. Как он сам объяснил, за постоянное желание бить тех, кто слабее и моложе. Он и сам не понимал, откуда это.
– Сейчас вроде повзрослел, – жаловался он, – а все равно, как пацана какого-нибудь увижу, так и хочется ему наподдать. Не сильно, так, ради прикола.
– Ты на чем? – Дарья подняла воротничок, когда они вышли на улицу.
– А вон.
Ноги у нее не разъехались лишь благодаря сильным мышцам промежности. Шла она как раз по припорошенному снегом льду.
Он успел подхватить ее.
– Держись, куколка.
Черная «девятка». Она не могла глаз отвести от машины. Неужели Софья не врала? Неужели Реместов все задумал и провернул? Он выдержал пытки и сейчас просто ждет, пока разойдутся волны?
– Ты чего стоишь? Садись, – он даже открыл ей дверцу. Так вот сядешь и куда приедешь? Она не знала, что ей делать. – Ты едешь или нет? Не студи салон. Я не возьму с тебя бабки, ты чего?
У нее не было оружия, не было баллончика… Нож, есть нож, он в сумочке, но лезвие у него не выбрасывается. Только не дергаться. Едем, едем, едем.
Она села, и они тронулись.
– Тебе куда? – Водил он здорово. Никаких лишних движений. Машина, как послушный зверек, слушалась каждого его движения. С коробкой передач он обращался как с великой драгоценностью и не то что рвал ее – он ее охаживал, как девственницу: пальцы только дотронутся до рычага, а машина уже рада ему услужить.
Она не забыла, с кем сидела, а потому немного приврала и сориентировала его от нужной ей остановки на два пункта вперед. Не хватало, чтобы все эти дела коснулись матери.
– Тебе были безразличны все мои усилия. Стеснялась дедушку?
– У меня в первый раз такое. – Дарья решила подсечь: – А тебя он, наверное, постоянно приглашает?
Жерех закивал:
– Раз в неделю обязательно. У него в жизни только это удовольствие и осталось, – маленькие стрелочки собрались около глаз – зрачки прятались за шторами ресниц от машины, идущей навстречу с дальним светом. – Ненавижу таких козлов, – выругался он, – неужели фонарей мало?
– И много у тебя было таких бабочек?
– Перестань, – он усмехнулся, – ты что, ревнуешь, что ли? Что-то до этого я от проституток таких вопросов не слышал. От женщин было, а вот от жриц любви не приходилось. Могу тебе только одно сказать: та, которая у меня была до тебя, страстная была, как огонь, в любое время дня и ночи. Старикан аж выл от удовольствия, потому как нам на него было наплевать.
– Наверное, это здорово, – согласилась Дарья, – только надо привыкнуть.
– Нет, – они выбрались на широкий проспект, – главное – это завод. Вот если ширнешься, а потом берешь девочку, вот это я обожаю.