Сергей Самаров - Краповые рабы
Самоцветов задом начал выползать из-под ели. Потом развернулся, выпрямился и в несколько скачков оказался среди своих солдат. В его голове уже созрел план действий…
Глава восьмая
Старший сержант Семисилов уже подумал, что они нагоняют эмира и его окружение. Среди скопления небольших камней можно было легко выделить место, где сидели бандиты. Сидели, видимо, недавно, камни, грубо говоря, остыть не успели. Отдыхали и делали перевязку. Может быть, и эмиру обработали рану. Да и второму раненому ногу перевязали. До этого он шел без перевязки. Если бы раненый снимал старые бинты и повязывал новые, то старые бинты валялись бы где-то рядом. Но здесь валялась только разорванная упаковка от новых бинтов и использованные шприц-тюбики от пармедола. Всего нашли четыре тюбика. Вполне возможно, что раненые вкололи себе сразу по два. Тогда их не догонишь, пожалуй, даже на машине. При этом бандиты не стеснялись показывать свое состояние. Если бы они захотели куда-то спрятать старые бинты, предположим, под камень, то они и разорванную упаковку спрятали бы, и шприц-тюбики. Но они бросили все перед камнями, на которых раненые, видимо, сидели. Похоже, Бабаджан Ашурович даже не предполагал, что за ним двигается погоня и что ночью, не имея приборов ночного видения, их могут отследить.
Тем не менее даже после пары уколов пармедола ранение остается ранением, и наркотик только на какое-то время позволит бандитам почувствовать себя почти здоровыми. Семисилова больше всего интересовал след бандита, раненного в бедро. В полевых условиях перевязка на бедро обычно накладывается прямо поверх одежды. Это не очень приятно, потому что штаны сначала пропитываются кровью, потом начинают липнуть к ноге, потом прилипают намертво, и каждое движение ногой вызывает боль. Кажется, что вместе с прилипшей тканью отрывается и кожа. А если ноги волосатые, то боль бывает для некоторых очень даже неприятной.
Но впечатление складывалось такое, что бандиты были здесь недавно. И их следовало искать. Тот бандит, что был ранен в бедро, потерял много крови, и кровь через штанину просочилась ему в башмаки. Видимо, и внутри хлюпала, и снаружи тоже. И оставляла кровавые следы. Преследование требовалось срочно возобновить, потому что после перевязки наступит какой-то момент, когда кровь перестанет бежать и башмак не будет оставлять кровавые следы.
Заметно похолодало. Стал подниматься ветер. Но это было даже хорошо, потому что ветром разносило тучи, и темень переставала быть такой непроглядной.
– Может, дыхание переведем? Посидим на камнях? – спросил, будто бы умоляя, Серафим Львович, видя, что спецназовцы собираются продолжить путь. – Силы давно уже иссякли. Не знаю, на чем и иду, на чем на ногах держусь…
– Нельзя. Уйдут, – сказал младший сержант Васнецов.
– Следы же отчетливые. Кровавые… По этим следам можно хоть до Москвы идти.
– Он перевязку сделал. Рана скоро закроется, кровь бежать перестанет, следы сухие будут, – объяснил младший сержант то, о чем Семисилов только что сам думал.
– Пока они убегают, рана не закроется. Нагрузка большая.
– Закроется. Часа через два раскроется, но где они к тому времени будут? И где мы будем?
– Сил нет… – Серафим Львович, кажется, готов был заплакать.
Старший сержант Семисилов вытащил из рюкзака свой сухой паек, достал плитку горького шоколада и протянул Серафиму Львовичу.
– Это поддержит. Калории.
– Он жесткий. Мне без зубов не разжевать, – Серафим Львович улыбнулся, демонстрируя то, о чем говорил.
– Можно просто сосать, как леденцы. Рекомендую. Это единственное, чем могу помочь. У нас нет возможности ждать.
И все-таки минуты три подождали. Дали бомжу возможность перевести дыхание и шоколадку развернуть и отломить кусочек. Семисилов заметно нервничал, размышляя о сложившейся ситуации. Группой командовал именно он. И под его командованием группа упустила эмира Дагирова. Бандиты устроили ловкую ловушку. Они, скорее всего, надеялись, что посмотреть на того, кто стрелял от больших камней, пойдут не все. Они, очевидно, и не думали, что с этим стрелком будет так быстро покончено. Но, если бы было покончено, думали, что пара человек уйдет, а вторую пару они расстреляют. Но, скорее, в мыслях у них было другое. Начнется обстрел из-за камней, спецназовцы, как это обычно делается, сразу залягут, займут позицию, а тут их атакуют со спины. А получилось все и легче, и сложнее. Спецназовцы не разделились, ушли все, оставив бомжа с автоматом в качестве охраны при эмире. Этого бомжа сразу пристрелили, эмира освободили, но, сожалея, что спецназовцы ушли все, дали в темноту несколько неприцельных очередей. Это сразу сгубило пару бандитов, а эмиру и еще одному доставило большие неприятности. Особенно неприятной можно считать рану эмира. Он первым ранением был оскорблен, куда пуля попала. А тут повторное и симметричное. Это уже походило на злобную издевку, на откровенный акт вопиющего неуважения, а эмир был человеком гордым, и подобное его сильно задевало. Тем не менее эмир не пожелал отомстить сразу же, хотя по всем данным на него, что были известны Родиону от командира взвода, Бабаджан Ашурович был человеком мстительным. И он любил своей местью наслаждаться. И в смелости ему отказать было сложно. Почему же в этот момент он отказался от возможности вступить в бой со своими обидчиками. Ведь было так просто отойти чуть в сторону, залечь и дождаться, когда вернется спецназ. И тогда с короткой дистанции расстрелять солдат. Сказалось ранение эмира? В любом случае, и он, и бандит с простреленной ногой могли держать автомат. И были еще три здоровых бандита. Пять стволов против четырех солдатских, преимущество засады… Почему эмир не воспользовался и не отомстил? Из-за ранения? Нет. Ранение послужило бы только стимулятором мести. Не хватило хладнокровия на такое решение? Тоже в это не верилось. Бабаджан Ашурович всегда славился своим хладнокровием и обычно принимал правильные решения, спасительные для его банды и осложняющие жизнь федералам. Тогда – почему?
Ответить на этот вопрос старший сержант Семисилов не мог, и отсутствие ответа мучило его так, словно он большую беду подпустил на опасную дистанцию. И от понимания, от решения вопроса будто бы зависело, будет беда или нет. Но решение вопроса никак не давалось старшему сержанту. И Родион перестал об этом думать, зная, что мысль вскоре сама вернется, и уже с нужным ответом. Пусть думает подсознание. Оно знает и помнит гораздо больше сознания, оно в курсе многого, что для сознания недоступно…
* * *Родион почему-то считал, что они все же вот-вот выйдут на прямой след убегающих бандитов, нагонят их и уничтожат. В своей способности уничтожить бандитов он не сомневался, несмотря на то что их было пятеро против четверых спецназовцев. Но прошло два с половиной часа преследования. И уже след окровавленного башмака приходилось искать, потому что он стал слишком слабым. И даже пришлось подсвечивать фонарем, чтобы отыскать след, а бандитов все не было и не было. Несколько раз старшему сержанту Самоцветову даже голоса где-то неподалеку слышались. Он давал знак всем, прижимая растопыренную ладонь к уху. Все прислушивались, но ничего не слышали. Наверное, ветер создавал иллюзию голосов. Или только изредка доносил настоящие голоса, но издалека и обрывками, недоступными для того, чтобы сложить их в слова. Такое с каждым может случиться, когда особенно напряженно чего-то ждешь и очень хочешь. Впрочем, ветер дул с другой стороны и никаких голосов принести не должен был. Разве что бандиты резко изменили направление и двинулись в обратную сторону.
А потом и след окровавленного башмака пропал. Это все было вполне понятно и ожидаемо. Кровь на башмаке высохла и перестала отпечатываться. Та, что там была, стерлась, а новая не поступила. Родион с младшим сержантом Васнецовым долго ползали на четвереньках, подсвечивая себе тактическими фонарями, но ничего найти не смогли. Если бы бандиты шли колонной по одному, они, конечно, проложили бы хотя бы едва заметную тропу. Пятерых человек для этого хватит. Жухлая трава смерзлась и легко ломается под подошвами. И спецназовцы умеют такие тропы находить. Но банда Дагирова тоже была опытной, и шли бандиты, видимо, вразнобой, на дистанции друг от друга и тропу у себя за спиной не оставляли. И так вот, ползая на четвереньках, в ночи отыскать их одиночные следы было просто невозможно. Терялась скорость погони. И не было смысла в таком поиске. Оставалось только махнуть рукой на эту затею с преследованием, как бесполезную.
Целый час, сидя на холодных камнях, отдыхали. Родион винил себя за беспомощность и за то, что упустил эмира. И именно в этот момент, когда им овладело отчаяние от собственного бессилия, сержанту пришла в голову та самая мысль, которая никак не давалась часом раньше. Пришла с готовым решением. Старший сержант даже выпрямился, все осмыслив.
